Змея - Дагерман Стиг - Страница 5

Вентилятор под потолком жужжал, как случайно залетевший в дом шмель. Прохлада разливалась по комнате, увлажняя нагревшийся воздух. Рядом с музыкальным автоматом, на шатком столике с мраморной столешницей, стояла грязная ваза с жирафьим горлышком, из которой свисал мертвый букет желтых георгинов, и, когда потоки воздуха с потолка касались его, цветы содрогались в предсмертных судорогах и из разинутого рта вазы доносился запах застоявшейся воды.

Других посетителей в кафе не было, только официантка скучала у стойки бара, разглядывая отражение своих танцующих щиколоток в пыльном зеркале, которое легко можно было принять за сгусток зеркальной пыли. Время от времени она хмурилась и искоса поглядывала на сидевшую у окна пару: в наклоне ее головы было и высокомерие, и неприкрытый интерес, но как она ни старалась, у нее не получалось расслышать, о чем они говорят, поэтому она в легком раздражении вернулась к созерцанию своих танцующих ног, на этот раз добравшись до изящных коленок.

Мимо кафе, оставив за собой клубы пыли, с ревом промчался автомобиль, пыль осела и напряженно застыла над дорогой — казалось, что дорога просто выпустила газы. Он как раз собирался поделиться с собеседницей этим наблюдением, выливая остатки сливок из треснутого молочника в землистого цвета кофе, но услышал, как официантка напевает мелодию из «Black Fantasy», и тогда его взгляд скользнул мимо Ирен, погружаясь в полумрак заведения.

Сначала в мутной поверхности зеркала он увидел себя, а рядом — каштановые волосы Ирен, ее постоянно движущийся затылок. Потом отражение исчезло, и зеркало заполнилось плотью официантки — звали ее Вера, и с ней было очень интересно танцевать. Она приподнялась на цыпочки, паркет заскрипел так, что слышно было за их столиком, юбка взметнулась чуть выше колен, Биллу вдруг показалось, что их взгляды в зеркале встретились, и ему стало жарко. Внезапно он обнаружил, что это очень возбуждает — сидеть напротив девушки, которой он вроде как нравится, ну или, по крайней мере, она считает его крутым парнем, и одновременно с этим, глядя ей через плечо, раздевать взглядом другую. Где-то в подсобном помещении оглушительно затрезвонил телефон, Вера уступила место отражению Ирен, лениво зашла за барную стойку, не сводя при этом глаз с Билла, их взгляды превратились в точку А и точку Б, а потом скрылась за дверью в телефонной будке так неторопливо и призывно, что связь между ними растянулась до самого телефона и прервалась, лишь когда он услышал ее охрипший от табака голос: привет, Оке. И тут она хлопнула дверью с такой силой, что после оглушительного звука в кафе наступила звенящая тишина, и Билл с Ирен остались в одиночестве, в полном одиночестве. В глубоком одиночестве.

Ирен сидела лицом к приоткрытому окну, чувствуя, как с улицы просачивается оглушающая полуденная жара, наполняет конечности тоскливой и упрямой слабостью, она молчала, а ее взгляд то и дело прыгал, словно мячик, к серому, исполинскому зданию вокзала через дорогу, и вся жизнь, ну или, по крайней мере, жизнь этого дня, вдруг показалась ей неописуемо серой и тоскливой, и ей ужасно захотелось чего-то, что забрызгало бы эту невыносимую серость кровью. Она положила ногу на ногу и не стала одергивать платье, хотя прекрасно понимала, что Билл не может видеть сквозь стол, провела пальцами по шву чулок, судорожно попыталась вспомнить утренние ощущения, но кружащее голову чувство не вернулось. Все было немо и глухо, она прикрыла глаза, погладила себя по ноге, по колену, по подрагивающему бедру, потом попробовала представить, что на самом деле это его рука, и тут что-то почувствовала, но, когда открыла глаза и увидела, что он смотрит ей через плечо, серая тоска вновь заполнила ее целиком.

Взяв в руки чашку с липким черным кофе, на поверхности которого плавало несколько белых сливочных островков, она вдруг вспомнила, что раньше по утрам всегда относила сюда сливки, в глубинах ее души вдруг закопошились ностальгические мысли, а в темных подвалах начали прорастать ростки сожаления, поэтому она тут же со звоном поставила чашку на блюдечко с коричневым кантом и решительно подумала: всё, иду домой! Пошел он со своим дурацким праздником! Расплачусь за кофе и пойду!

Она уже повернулась было позвать официантку, но тут на кухне зазвонил телефон, Ирен услышала удаляющиеся шаги девушки и подумала: придется, значит, подождать, пока она не вернется. Было слышно, как та разговаривает по телефону своим неприятным сиплым голосом, и по ласковому тону Ирен поняла, что официантка говорит с мужчиной, потом громко хлопнула дверь, и девушка поняла, что это надолго. Все равно — ухожу, подумала она, к черту это все. Она слегка отодвинула стул, достала из висевшей — и очень модно висевшей! — на плече сумочки расческу и принялась энергично причесываться. Все это время она старалась смотреть в окно и не смотреть на него, но тут он подвинул по столу чашку, и она взглянула на него — случайно, по ошибке, и тогда он впился в нее взглядом, и внутри вдруг стало горячо, и она сразу поняла, что все бесполезно.

Все бесполезно. Сидя там, она уже отдавалась ему, его взгляд, его глаза не оставляли ее в покое. Широкая ладонь залезла в нагрудный карман гимнастерки, пальцы достали смятую папиросу и небрежно засунули в уголок рта, а потом он потянулся за спичками, но ладонь проплыла мимо и опустилась в районе выреза ее платья, коснувшись тыльной стороной кожи над грудью. Ирен не посмела даже дернуться — вдруг кто-то увидит! — слегка раздраженно оттолкнула его руку, почувствовала, как внутри нарастает желание сопротивляться, и решила-таки оказать сопротивление — несильно, немного, для вида.

О-о-о-о-й, сказала она, распахнув голос словно веер, угости сигареткой, можно мне целую, стараясь, чтобы ее слова звучали уверенно, как будто она действительно этого хочет и знает, что делает, хотя курила она очень редко. Получив то, что просила, она с вызовом сунула сигарету в рот, он дал ей прикурить, она затянулась, дым оказался в легких, и Ирен элегантно выдула его из левого уголка рта. Он продолжал держать горящую спичку прямо у нее перед лицом, как будто хотел осветить ее, она зажмурила правый глаз, и тогда все как будто сильно увеличилось, а бóльшая часть его лица расплылась и исчезла.

Дразнишься, сказал он и самодовольно ухмыльнулся, да так широко, что сигарета выпала изо рта прямо в чашку и с шипением утонула в кофейном болоте. Оба расхохотались, и ей даже польстило, что он смеется вместе с ней, и стало тепло и легко, почти что легкомысленно легко, подумала она: сижу в тихом кафе в компании мужчины, которого едва знаю, курю так по-взрослому и со знанием дела. Тут она заметила, что в ее разгоряченном теле что-то происходит — серость и тоска опустились на дно подвала, задавили пробивавшиеся там ростки, и она с ликованием подумала: со мной что-то происходит. С нами что-то происходит. И тут она снова достала расческу, расчесала каштановую челку, посмотрела на него из-под челки сквозь густой сигаретный дым и сказала: вечером, значит, повеселимся, да? А твой Дональд Дак будет? — Да, Маттсон собирался, ответил он. — Ох уж этот пройдоха, прощебетала она и засмеялась, не забывая вовремя делать затяжки.

Слушай, сказал он, встал, обошел столик, подошел к Ирен вплотную, наклонился к ней и задышал в затылок. Губы подползли к самому уху и тихонько прикусили мочку, и он сказал вполголоса: ну ты же все знаешь, чё там привезти и всё такое? Она послушно и мило кивнула, повернулась к нему, облизала губы и повернулась так, что ее груди приподнялись, как лимончики, и она уже собиралась эффектно опереться локтем на стол, но вместо этого локоть попал прямо в чашку. Чашка треснула, осколки рассыпались по столу, он быстро прошептал: я потом с Верой разберусь, и прижался к ней всем телом, впился в губы, и они долго целовались, пока наконец не стукнулись зубами.

Ирен с трудом встала, ее слегка пошатывало, перед глазами все плыло, и она ощутила, как в ее разгоряченное тело проникает холодная струйка страха. Вера, подумала она в отчаянии, он и Вера, и тут она сразу вспомнила, как холоден он был, пока в подсобке не зазвонил телефон. Вера, подумала она, но тут он развеял все ее опасения, сказав: скоро придет поезд, тебе пора. Билл взял ее сумочку, и только она собралась забрать ее у него, как он заметил болтавшийся на ручке букетик ноготков и спросил с некоторой подозрительностью: а от кого цветы?