Змея - Дагерман Стиг - Страница 18

Ведь ей и правда хотелось быть, как все. Хотелось всем нравиться. Не хотелось, чтобы ее считали хуже других, чтобы считали занудой, а еще ей очень хотелось нравиться Биллу, и она чуть не разревелась, когда увидела, что он притащил с собой Веру. И чтобы все ее полюбили и не считали занудой, она взяла себя в руки и стала пить больше остальных девушек. Даже запела застольную песню — подслушала у офицеров, когда обслуживала их в столовой на праздники. Воодушевленная успехом, она вышла в другую комнату завести граммофон и решила, что теперь парни подерутся, кто первый будет с ней танцевать, но, когда музыка заиграла и она вернулась в комнату, три пары уже кружились в танце, а до нее никому и дела не было! Тогда она тихонько выскользнула на веранду, налила водку в самый большой стакан, какой нашла, и пила, пока хватало сил.

Потом вышла во двор, увидела собаку, воздушные шарики, была счастливая, пьяная и витала в облаках, а теперь вот: лежит в траве, внутри все подернулось пеплом, мертвые глаза смотрят на дом, который снова обрел дар речи и дрожит от криков и радостного смеха. Да что со мной не так, думает она, почему со мной никто не танцует, почему никто не ведет меня за сарай? И тогда память шепчет ей на ухо слова из газетной рекламы «Колгейт» про девушку, с которой никто не танцует, потому что у нее пахнет изо рта.

И тогда она начинает икать от смеха и, только когда уже слишком поздно, замечает, что память обманула ее, чтобы заставить плакать, и тогда, всхлипывая и дрожа, она переворачивается на живот и стучит ногами по траве. Сейчас уже, наверное, можно встать, думает она, пойти к остальным и сказать: вот она я, а кто хочет со мной потанцевать? Но какой смысл? Поэтому она остается лежать, где лежит, проваливаясь еще глубже в траву, до самой сухой земли.

Посреди рыданий снова появляется молоточек и стучит, и стучит. Две бабы, думает она, вспоминая слова Эрика. Зачем он ее сюда притащил? Без нее все было бы хорошо. Я не была бы лишней. Она рвет траву и царапает землю, словно залезающая на дерево кошка. Всхлипывания извергаются из нее беспрерывным каскадом, и она ничего не может с этим поделать.

Внезапно раздается скрип двери на веранде, кто-то выходит на крыльцо и топает, словно пытаясь стряхнуть снег с ботинок. Потом раздаются шаги вниз по лестнице, Ирен слышит, что идут двое. Ей будто зажали рот, и она совершенно беззвучно переворачивается на спину. Уже стемнело, луна скрыта плотными облаками, и теперь ей кажется, что она лежит в синей бутылке ночи. Кто-то из девушек поет в той комнате, где граммофон, и «Белый зайка»[1], бедный избитый зайка, выпрыгивает из тишины и неуклюже скачет по комнате, пока кто-то, громко и от души выругавшись, не роняет на него бутылку.

Двое у лестницы тоже замерли в синей бутылке ночи и не произносят ни слова — переговариваются огоньками сигарет, которые покачиваются в темноте, иногда приближаясь друг к другу, иногда — резко отпрыгивая. Ирен и так знает, кто такие эти двое. Знает так же ясно, как будто все еще лежит в зеленой бутылке. Теперь огоньки сигарет светлячками летят через темноту и падают в траву рядом с ней, а легкий ночной ветерок задувает ей в нос легкий аромат табачного дыма.

Те двое спускаются с лестницы и идут по траве. Трава едва слышно шуршит от их шагов, они идут прямо к Ирен, и она пытается вжаться в землю, чтобы ее не заметили. Но те двое так заняты друг другом, что не замечают ее, хотя проходят всего в нескольких шагах от ее ног. Коленки Веры такие белые, что почти светятся в темноте. Билл обнимает ее за плечи, и той, что лежит на траве, кажется, что в грудь вонзился огромный рыболовный крючок.

Теперь в мире не осталось никаких звуков, кроме их шагов, Ирен пытается открыть рот и закричать, чтобы втиснуться между ними, но не может. Вера говорит тихо и возбужденно, но Ирен все прекрасно слышит, потому что других звуков в мире не осталось: так что, куда пойдем? А Билл отвечает ей, тоже довольно тихо, но той, что лежит на траве, кажется, будто он кричит в громкоговоритель: погоди, скоро узнаешь.

Вера воркует и смеется, и рыболовный крючок проворачивается в той, что лежит на земле. Приподнявшись на локте, она видит, что дверь в сарай открыта и словно приглашает зайти. Только не это, хочется закричать ей, как будто она лишь сейчас понимает, что происходит, только не это! Но она не кричит, потому что мир не создан для ее криков, да и в сарай те двое не идут. Они останавливаются у колодца, напоминающего круглую дырку в земле, прикрытую крышкой. На крышке стоит ведро с привязанной веревкой, чтобы можно было при необходимости зачерпнуть воды.

Может, на травку пойдем, а, спрашивает Вера хриплым, тихим и возбужденным голосом, и в этот момент на всем белом свете больше никто ничего не говорит. Но Билл на этот раз не отвечает. Вера садится в высокую траву у колодца, в темноте видно только ее сияющие белизной ноги. Билл снимает с колодца крышку, зажигает спичку. Заглядывает вниз, а потом бросает спичку, и та падает, словно звезда с неба, и тонет где-то на дне.

Что же будет дальше, думает Ирен и садится в своей синей бутылке. Билл озирается по сторонам, и девушка бесшумно прижимается к земле, сливаясь с травой. Когда она снова решается высунуться из травы, Билл стоит рядом с Верой и говорит ей голосом, кроме которого в мире не существует ровным счетом ничего: давай сюда, знаю одно местечко. Слова звучат резко и жестко, как приказ. А что, прямо тут никак, ласково мурлычет Вера и пытается притянуть его к себе, прямо на длинные ноги.

Тогда он берет ее за плечи и поднимает, она постанывает и пытается вывернуться. Иди сюда, красотуля, говорит он, держа ее мертвой хваткой. Она смеется, нежно и с готовностью, и в той, что лежит на земле, снова проворачивается рыболовный крючок. Обнимаясь, они делают несколько шагов назад, как будто это игра, но внутри нее вдруг раздается пронзительный крик, ей хочется закричать этим двоим: осторожней, колодец-то не закрыт, но в этом мире у нее нет голоса.

А дальше все происходит именно так. Вера вдруг пропадает, из колодца раздается глухой стук, а потом колодец взрывается криком, как будто обрел дар речи. Можно, конечно, подождать, пока Веру вытащат, думает она, внезапно протрезвев, но крик обрывается, словно его обрезали ножницами. Она не успевает понять, что произошло, но потом видит, как он стоит там, в этой синей бутылке, закрывает колодец крышкой и широкими шагами уходит в сторону дома, натыкается на сетку для бадминтона, ругаясь, выпутывается из нее и убегает в синеву.

Он закрыл крышку, думает Ирен, скинул Веру в колодец и закрыл ее там. Сначала ей становится невероятно радостно, потому что до нее еще не совсем дошло, что он сделал, но тут из колодца начинают тонкими струйками просачиваться крики, и тогда ей становится страшно. Кто-то раздевает луну, бутылка становится зеленой, и Ирен в панике бежит по траве к колодцу. А вдруг она умрет, мелькает у нее в голове, когда она отбрасывает в сторону крышку, вынимая затычку из бочки с криком. Тихо, кричит она в колодец, тихо, а то он тебя услышит. Крики прекращаются, остаются всхлипывания и поскуливания, из колодца на Ирен смотрит лицо, зеленое, как лягушка в лунном свете.

Вера стоит по колено в воде, подняв руки, как будто ей скомандовали «руки вверх!», но Ирен до нее не дотянуться, даже когда она ложится на живот и перегибается через край колодца. Попробуй забраться по стенке, решительно говорит она, и эхо повторяет ее слова очень четко и по-деловому, потому что ей повезло. Стенки колодца выложены подгнившими, наполовину развалившимися досками. Между ними есть зазоры, поэтому вылезти можно.

Но Вера стоит на дне колодца, остолбенев и всхлипывая, стуча зубами от ужаса. Господи, неужели у меня такое же зеленое лицо, как у нее, думает Ирен, слегка улыбаясь, но не теряя делового настроя. Ладно, тогда хватайся за ведро. Я тебе сейчас его опущу.

Ведро опускается в колодец, шлепая по воде, Вера подходит к стенке, упирается ногами, Ирен начинает тянуть за веревку. Она отклоняется всем телом, но веревка с треском рвется, и девушка падает на спину, снова оказываясь в зеленой бутылке. Ведро гремит где-то на дне, но Вера молчит. Только бы не начала снова орать, по-деловому думает Ирен и наклоняется в колодец. Придется тебе все-таки самой вылезать. Хоть немножко поднимись, и я попробую тебя вытащить.