Змея - Дагерман Стиг - Страница 15

Окно гауптвахты выходит прямо на торец одного из солдатских бараков, двери с обеих сторон барака открыты, и поэтому Биллу виден вход в его барак. По его расчетам, если попытаться сбежать, то можно пробежать через ближайший барак насквозь, как через тоннель, а потом выбраться в лес. Потом сделать крюк мимо лагеря, а дальше — рукой подать до моста через железную дорогу. Весь маршрут занял бы минут пятнадцать, если бы его не заметил караульный — тогда бы тот за ним погнался, и можно было бы справиться и побыстрее. У моста нырнуть в кусты на склоне и добежать до железной дороги. Потом бегом последний короткий отрезок до железнодорожного узла, там запрыгнуть в товарняк и спрятаться в нем до прибытия по месту назначения.

Он строит планы, сидя за столом, который, как и остальная мебель в подсобке, страдает хромотой. Планы нужны для того, чтобы хоть как-то убить время. План побега слишком простой, его нет смысла продумывать больше одного раза. Для успешного осуществления такого плана не понадобятся ни веревочные лестницы, ни поддельные ключи, ни платки с хлороформом для караульных. В общем-то, и смелости особо не понадобится. Смелость потребуется позже, по возвращении в часть, но он уговаривает себя, как это делают все трусы перед принятием дерзкого решения, что главное все сделать правильно — и тогда на этом можно будет поставить точку, что потом у него будет целая вечность, что жизнь остановится и не сдвинется с места, подобно иголке граммофона, застрявшей на дорожке пластинки.

Чтобы не дай бог не начать думать о чем-то неподобающем ситуации, он берет анилиновый карандаш кладовщика и рисует на оборотной стороне бланка план лагеря. Делает несколько вариантов, каждый следующий все более и более точный, чем предшествующий. Постепенно план части превращается в план поселка, он роется в памяти, вспоминая все дорожки, тропинки и хозяйственные постройки. Придумывает новые плацдармы на окраине, размещает бункеры и линии противотанковой обороны. Помечает вражеские танки на местности, а на участке, где живет фельдшер, рисует солдатское кладбище — его фантазия довольно точно отражает мнение общественности о врачебных талантах фельдшера.

Потом рисует здание кондитерской — довольно небрежно, схематично, но все же четко и верно снабжает его внутренним двором, беседкой, живой изгородью и стоянкой для велосипедов. Холодно и методично набрасывает дорожку, идущую мимо кондитерской, перепрыгивает через железную дорогу и словно походя очерчивает петлю, ведущую к лагерю. Дорогу он рисует так спокойно, как будто час назад не шел по ней с приставленным к спине ружьем.

Когда патрульные вели его сюда, окружив со всех сторон как опасного преступника, когда они шли по пыльной, выжженной добела дороге, он успел, словно хирург, готовящийся к операции, быстро, эффективно и без тени сомнений разобраться с виновником происходящего. Он сделал это так быстро и основательно, что, когда они проходили мимо поста и караульный вытянулся по стойке смирно перед сержантом, все уже было кончено. Караульный смотрел на них глазами, похожими на бабочек на булавках. И тогда Билл начал что-то насвистывать себе под нос, чтобы посмеяться над тем, как затрепещут крылья этих бабочек. Сержант тут же подбежал к нему и пронзительно заорал «тихо!», но крик стек с Билла так, будто он был совершенно водонепроницаемым.

Еще какое-то время он доводит до совершенства набросок карты, рисует прямоугольник поселкового огорода, втиснувшийся между скотобойней и отделением банка. Рисует грядки с огурцами и зеленью, намечает узкую полоску грядки с клубникой вдоль пересохшего ручья, от которого летом остается только растрескавшееся русло, но с другой стороны — когда переходишь через него, направляясь в увольнение, ног точно не промочишь.

Билл слышит, как дверь открывается, а потом захлопывается с такой силой, что в окнах дребезжат стекла, а коридор перед гауптвахтой наполняется веселыми криками, отскакивающими от стен, как каучуковые мячики. Он догадывается, что это у писцов закончился рабочий день и они идут в свои бараки, — значит, уже пять часов. Он достает из шкафа заявление на получение семейного пособия и методично заполняет все зияющие пробелы. По его расчетам, это занимает минут пять. Потом заполняет еще одно точно в таком же темпе, встает со стула, подкрадывается по скрипучему деревянному полу к двери, прижимается ухом к щели и слушает.

Ничего не слышно, кроме упрямого, методичного стука клавиш пишущей машинки, за которой работает кто-то из вышеупомянутых писцов. Успокоившись, он отходит к стене и прикладывает ухо к окошку с телефоном. Из комнаты караульного доносится приглушенное неразборчивое бормотание.

Тогда он, окончательно успокоившись, подходит к окну, быстро открывает его и высовывается. Осторожно поднимает стол и несет к окну. Тут комнату горячим лучом пронизывает резкий звук, Билл отпускает стол и бросается на подоконник как барьерист, звуки нарастают и достают его в прыжке: грохот упавшего стола и резкий телефонный звонок.

Мимо него мелькают ряды коек барака номер один, он спотыкается о пожарный насос, с помощью которого ленивые уборщики моют полы, ругается сквозь зубы, когда тот с грохотом падает на пол. Это еще что за чертовщина, раздается голос позади него, но он не решается обернуться, чтобы посмотреть, кому принадлежит голос — уборщику или кому-то из караульных. Он хлопает дверью и ныряет в свой барак, вслепую шарит по шкафчикам, выстроившимся вдоль коек в ряд как на параде. Он досматривает их по очереди, наконец находит свой, срывает замок, роняет его, хватает ранец. Ружье с грохотом падает на пол. Беглец закидывает ранец за спину, запихивает ружье обратно в шкафчик и пулей вылетает в коридор барака. Вываливается на улицу и приземляется как заправский парашютист.

Следующий барак. Дверной проем перед ним вдруг заполняется сгорбленной спиной — кто-то пятится в барак, оживленно разговаривая с кем-то стоящим на улице. Портупея натягивается. Не снижая скорости, он бросается в душевую, поскальзывается на мокром полу, ударяется коленом о кафель, и боль, словно гигантские ножницы, пронзает ногу до самого бедра. Застонав, он неуклюже выпрыгивает в открытое окно.

Падает, растягивается на земле, пытается перевести дух — от хвойного ковра поднимается пряный пыльный дымок. Ранец давит на шею, Билл лежит, пропуская через себя волны боли, и осознает свое положение с остротой ледяного лезвия бритвы: он забыл закрыть окно, в панике оставил шапку, перевернул пожарный насос, не запер шкафчик, а теперь перед ним — редкий лесок, через который нужно пробраться незамеченным.

Сосущая боль накатывает волна за волной, он поднимается на колени, ранец съезжает на спину. С быстро проходящим ужасом он слышит, как на дне рюкзака шуршит змея. Набравшись смелости, вскакивает на ноги и бежит в сосновый бор — там ясно, светло, а земля, ровная, как танцплощадка, — пересекает протоптанную дорожку к сортирам, слышит, как вдалеке скрипит дверь. Внезапно откуда-то сбоку доносится топот марширующих солдат — будто зерно толкут пестиком в ступке, — и тогда ему приходится резко сменить направление, побежать вдоль бараков, которые никак не заканчиваются и, упрямо набычившись, не сводят с него глаз.

Билл минует ряд сортиров, где-то поблизости вдруг раздается свист. Вздрогнув от ужаса, он прячется за спасительный ствол дерева, спотыкается и упирается руками в сухую землю и колючие иголки. Осторожно выглядывает из-за узловатых корней, спокойно и даже немного сердито встает, недовольный тем, что испугался на ровном месте. Это просто чистильщики сортиров решили сделать перерыв перед официальным окончанием рабочего дня, уселись на пустые бочки и тащат спички на то, кто вечером проставляет пиво.

Он вбегает в ельник, деревья плотно смыкаются за его спиной, черничник повыдерган, а земля испещрена черными, кровоточащими ранами. Здесь проводятся учения по маскировке, поэтому лес выглядит так, будто по нему промчалась огромная бешеная собака или стадо диких кабанов. Здесь можно идти медленно, потому что тут ему ничего не угрожает, к тому же нет смысла приходить на станцию слишком рано — там весь вечер будет дежурить патруль и проверять все отбывающие поезда. То здесь, то там из земли торчат статные бывшие елки, теперь превратившиеся в смолистые флагштоки. Билл широко улыбается, пинает одну из них, и та, с еле слышном треском, падает на еще целые елки.