Лекарь для захватчика (СИ) - Романова Елена - Страница 8

Кто, вообще знает, что происходит с нами после смерти? Летишь по темному туннелю, никого не трогаешь… а попадаешь в местечко, пострашнее преисподней.

Есть хочется жутко, но боюсь, что даже один лишний кусочек вытеснит весь кислород, протискивающийся в легкие. С таким корсетом – либо есть, либо дышать. Единственное, что я себе позволяю несколько глотков местного сладкого алкоголя, похожего на сливовое вино. Желудок слегка обжигает, а тревожные мысли немного развеиваются – все-таки в этом мире должны быть и плюсы. Гм… например, здоровая экология и отсутствие ГМО.

– Ваше высочество сегодня не будет танцевать? – лукаво спрашивает леди Мирел, забирая у меня бокал и подавая новый, щедро наполненный.

Какая услужливость. Я со спокойной улыбкой отказываю, и на лице камеристки возникает изумление.

Угол, в котором мы стоим, становится как-то подозрительно тих. Никто не подходит. Без принца я – словно пустое место.

Я выжидаю почти полчаса, чтобы не сильно оскорбить кого-либо своим уходом, а затем начинаю собираться. Фрейлины, которым скучно и которые время от времени уговаривают меня предаться веселью, тащатся следом. Неужели мне ни на секунду не остаться одной?

– Его величество открывает завтра летний охотничий сезон, – напоминает камеристка.

Я почти хнычу. Только не говори, что в обязанности принцессы входят скачки по лесу и отлов дичи!

Нет, увольте.

И у меня есть границы терпения – умерла, так умерла!

– Антуанетта, – раздается рядом мужской голос.

Император Эсмара подходит, буквально подавляя жесткой энергетикой. Его взгляд пронзает, как раскаленный клинок, и я ощущаю, как в груди трепещет сердце. За спиной императора лишь один мрачный и немолодой мужчина, одетый во все черное.

– Ваше величество, – я слегка поеживаюсь.

– Вижу, ты все еще тоскуешь по Саорелю, Антуанетта, – с надменной усмешкой говорит император. – Но сейчас, когда мой сын здесь, он развеет твою тоску.

Намек толстый, как канат. Кажется, его величество знает обо всех проделках принцессы. Знает, как и весь двор. Но предпочитает не вмешиваться в семейные дела сына.

Император проходит мимо, а я остаюсь обтекать. И мне, на самом деле, тяжело сдержаться, чтобы не закатить скандал. Я смертельно устала – события валятся друг за другом, мне не на кого рассчитывать. Я не знаю ни истории этого мира, ни норм поведения. Всюду враги, доверять некому.

Виннер, только ты после смерти могла попасть в такую задницу!

Император вдруг останавливается, сгибается пополам и падает на пол, его бьет в конвульсиях, а изо рта бежит розовая пена.

В моем мозгу будто переключается тумблер. Бывает, когда делаешь что-то на автомате, безо всяких мыслей, на голом профессионализме – укладываешь на бок, замеряешь частоту сердцебиения, хмуро отмечаешь: «Отравление». В дозировке такой, чтобы уж наверняка.

– Прочь! В сторону! – меня отдергивает мужчина в черном, который сопровождал императора.

Он склоняется над монархом, когда тот совершает последние попытки вдохнуть.

– Похоже на яд, – говорю я. – Сильный и быстродействующий.

Напрасно я рассказываю об этом вслух.

Раздается женский вопль, а затем по залу проносятся возгласы.

– Он мертв! – раздается крик мужчины в черном. – Император мертв! – и он поднимает на меня взгляд, полный боли и слепой ярости.

Фрейлины отшатываются, и я всюду натыкаюсь на осуждающие ненавистные взгляды.

Наконец, расталкивая придворных, появляется Реиган. Он опускается на колено, долго глядит на отца, а затем внушительно поднимается и дергается в мою сторону. Ладонь Алана ложиться ему на грудь, сдерживая:

– Она просто с ним говорила, Рэй, – его тихий, едва слышный шепот возвращает некую осмысленность полному ледяной ярости взгляду принца.

– Найти, – единственное, что он выплевывает с ненавистью. – Проверить подавальщиков и всех лакеев. Каждого проверить. Найти, Алан!

– Да, мой принц.

Императору не помочь – убийца знал, что делал.

Реиган снова опускается на колени, касается плотно сжатых губ тыльной стороной ладони, мягко проводит по волосам отца другой рукой. Его голос в следующую секунду звучит так хрипло и подавленно, что я проникаюсь к нему жалостью:

– Отнести в королевские покои.

В зале раздается дружное женское рыдание. Его величество укладывают на плащ, поднимают и уносят.

Реиган приближается ко мне. Его глаза – посветлевшие, поддернутые пеленой тихого горя – впиваются в мое лицо.

– Если ты причастна к этому… – он говорит так, чтобы слышала только я.

– Я ничего не сделала. Клянусь, – отвечаю порывисто и горячо.

Он опускает ресницы, напряженно втягивая воздух. Разворачивается и приказывает стоящей в нескольких шагах бледной Элизабет:

– Отведите принцессу Антуанетту в ее покои.

Ждать приходится долго.

Элизабет мечется по комнате. Наблюдая за ней, я подумываю сделать то же самое. Но беру себя в руки. Истерикой делу не поможешь, поэтому спрашиваю:

– Кто достал мне тот яд, которым я планировала отравиться, Элизабет?

Размазывая по бледному лицу слезы, фрейлина ошарашенно смотрит на меня. Ее губы дрожат. Понимаю – она и достала. А, если так – то истери, на здоровье. Принц из нас все-равно душу вытрясет.

– Что ты наделала, Анна? – она хватается за голову и задыхается, прижав ладонь к груди.

Я сажусь на кровать – она такая высокая, что мыски моих туфель не достают до пола. Раздумываю. Я точно знаю, что бывшая принцесса выпила яд. Решила бы она насолить Реигану, убив его отца, – вопрос. Ненавидя мужа всей душой, она могла сделать что-то подобное. Но откуда, вообще, пошла эта ненависть?

Не успела я и рта раскрыть, как в мои покои ворвался Реиган. Словно смерч.

Камзол распахнут, ворот рубашки ослаблен, на лбу сверкают капли пота, руки в крови. Костяшки пальцев разодраны – он бил кого-то.

За принцем в комнату входит Алан. Вид у него мрачнее тучи. Он устало вытирает лоб тыльной стороной ладони. На его одежде тоже виднеются брызги крови.

Не к добру все это.

Пока я вспоминаю молитву, Реиган подходит к столу, вынимает из кармана стеклянный пузырек, ставит на столешницу и спрашивает тихо и хрипло, так, что я едва различаю его глухой, полный тихой ярости, голос:

– Откуда это?

Мы все смотрим на пустую склянку.

Алан приваливается плечом к косяку, трет губы и глядит на меня хмуро, исподлобья.

Реиган медленно складывает руки на груди, напрягаясь – рубашка едва не трещит по швам. Его взгляд – черный и злющий – выкручивает жилы в моем теле. Столько ненависти! На меня никогда так не смотрели – как на ничтожество, проблему и самую треклятую сволочь.

– Откуда это, Анна? – нет, не повышая голоса, просто накаляя этот чудовищный взгляд до предела.

– Не знаю.

– Не знаешь? – прищуривает принц глаза, а верхняя губа слегка поджимается. – Подумай еще.

– Думаю – не знаю, ваше высочество.

Реиган прикрывает веки, пожевывает губами – кажется, всеми силами старается сдержаться.

В этот момент раздаются громкие рыдания Элизабет. Она падает на колени и бормочет что-то невнятное. Но сквозь ее всхлипы отчетливо звучат признания: «Я не знала… я думала… Она просила…»

Алан молча отталкивается от косяка, наливает воду в стакан. Он поднимает Элизабет с колен, усаживает в кресло и поит водой. Она при этом едва дышит. А следом он мягко просит ее рассказать все подробности.

– Ее высочество попросила купить для нее яд, – вздрагивает она, – мне стало ее жаль. Она говорила, что хочет воссоединиться со своим любимым, без которого не смыслит жизни. Она сказала, что примет яд сама…

Кажется, мне конец.

Идея с ядом была не самой плохой, если разобраться. А теперь страдай, да мучайся.

– … я не знала, что она… что решит опозорить вас, ваше величество, – трет покрасневший нос Элизабет, – она должна была выпить яд. Но утром она была жива.