Лекарь для захватчика (СИ) - Романова Елена - Страница 15

А я лишь отмечаю, что у графа рассеченная продольная рана живота, и большая кровопотеря. Веки раненного дрожат, а затем вскидываются. Бесцветные глаза находят меня. Он вдруг ловит меня за руку, стискивает ладонь своими холодными пальцами и из его горла вырывается:

– Анна… предупредить… беги…

Его глаза вновь закатываются – он теряет сознание.

– Нужно отнести его в дом! – бросаю взгляд на капитана.

Взгляд Эрта остается неподвижным и напряженным. Наконец, мужчина склоняется ко мне доводит шепотом следующее:

– Себастьян Эмсворт – ваш бывший любовник. Полагаю, по приказу его величества Реигана он был схвачен, оказал сопротивление и попытался сбежать.

Неужели, взойдя на престол, мой супруг решил наказать всех моих бывших? Или Эмсворт – один из заговорщиков? Что он может знать про убийство императора?

– Я приказываю вам отнести его в дом! – говорю я твердо.

Капитан Эрт распрямляется и смотрит на меня со злостью. Кажется, он хочет схватить меня и затолкать в карету, но не может, и это его выводит. Я все-таки принцесса и жена его новоявленного императора.

– Хорошо, – выплевывает он.

Графа Эмсворта вносят в дом и укладывают прямиком на пол. Элизабет не может на это даже смотреть и карикатурно теряет сознание, автоматом выбывая из числа помогающих. Впрочем, никто особенно не спешит на помощь. Только Софи, на лице которой нет ни одной эмоции, да господин Ройс реагируют на мои просьбы.

А затем они, выполнив все приказы, с искренним изумлением смотрят, как я провожу первичную хирургическую обработку раны. И хоть я весьма ограничена в подручных инструментах, я вполне могу иссечь некротизированные ткани, чтобы избежать нагноения. Рана, конечно, у Эмсворта неприятная: от ребер до тазовой кости наискосок, будто кто-то полоснул мечом. Но не настолько глубокая, чтобы пострадали органы. Но за брюшину частично ушла.

Пока я вожусь с раненным, который едва дышит, капитан Эрт время от времени заглядывает в гостиную, и, наверно, считает, что я совсем рехнулась. А я, словно слепой котенок, без диагностического оборудования не могу провести достаточную ревизию раны и понять, скопилась ли кровь в брюшной полости. И боюсь, что пациент умрет. Промучается и погибнет, потому что здесь нет антибиотиков и антисептиков. И даже нормального инструмента – вообще, ничего. Дренаж не поставить, рану нормально не ушить – все это вгоняет меня в панику. И злость.

В современной медицине используется целый набор разных игл, а я вынуждена довольствоваться швейной – той, что госпожа Ройс штопает носки. Предварительно пришлось иглу закалить и согнуть в виде полумесяца. И каждый стежок, я до смерти боялась, что игла сломается.

Вожусь с раненным до самого вечера.

На живот нужно положить холод, но где же взять лед?

Эмсворт дышит неровно и иногда стонет. Сознание путается. Крови он потерял немерено.

Он для меня пациент, в первую очередь. А для Эрта, кажется, – крупная неприятность.

– Кровь летучих мышей хорошо помогает для таких ран, – говорит госпожа Ройс, убирая окровавленную ткань и одежду.

– Обойдемся в этот раз, – устало улыбаюсь я, изумляясь такому невежеству.

– Как вы ловко управились с этим, ваше высочество, – робко произносит она. – Я такого не видала ни разу. Умаялись, наверно?

Я вновь смотрю на раненного, раздумывая о том, каких проблем мне будет стоить его спасение.

– Я бы поела чего-нибудь, – говорю кухарке: – Принесите, пожалуйста, сюда.

Принцессам можно есть, где вздумается. Большая гостиная вполне подходит. И неважно, что здесь давно не было ремонта: камин старый и черный от копоти, оббивка мебели поизносилась, а портьеры выцвели от солнца. Это совсем не портит мой аппетит.

Пока я ем, слежу за Эмсвортом.

Без антибиотиков будет тяжело. Несмотря на все усилия, он может погибнуть.

А сколько еще таких, как он? Умирающих из-за жестокости Реигана? Искалеченных войной?

Я сажусь в кресло и прикрываю веки, приказав Софи следить за состоянием Эмсворта.

Только бы не было заражения, перитонита и сепсиса.

Как этот граф добрался из столицы до Рьена, не представляю. А, главное, – зачем?

Медленно засыпаю – слишком насыщенным был день. Мой первый день в Рьене.

Я проваливаюсь в сон, почти сворачиваясь на кресле клубочком, опустив голову на подлокотник. Тону в мягких волнах тревожных сновидений, пока вдруг не слышу заунывные рыдания Элизабет.

– … она ничуть не исправилась… – раздаются стенания моей фрейлины. – Стало только хуже. Она совсем обезумела, ваше величество! Сама на себя не похожа! Она ездила в деревню… с солдатней сидела за одним столом!

– … о, боги… – отрывисто раздается другой голос, мужской, очень знакомый. – Посмотрите на это, ваше величество. Это шов, – и озадаченно: – Принцесса Антуанетта собственноручно заштопала графа Эмсворта, которому вы вспороли брюхо.

Кажется, это Алан.

Черт, точно он.

– Недостаточно глубоко, – а вот этот голос, рычащий и злой, я узнаю мгновенно.

Реиган.

Неужели он самолично шел по следу Эмсворта, и когда тому удалось ускользнуть, преследовал его до самого Рьена?

Я дергаюсь и подскакиваю в кресле. «Проснись, Виннер, тебе это снится!» – хочется закричать мне. Едва мой рот распахивается в ужасе, я встречаю спокойный и даже слегка задумчивый взгляд принца. Его красивое лицо, глаза цвета штормового моря, ввергают меня в самую настоящую панику – красота этого мужчины спорит лишь с его жестокостью.

Он сидит в кресле напротив, небрежно опустив ладони на подлокотники. Одет по-военному, на нем генеральский мундир с воротником-стойкой и высокие сапоги для верховой езды. А у этих сапог трясется от плача Элизабет. Она сидит на полу, в ворохе своих пышных юбок и, кажется, сдает меня с порохами.

– Что-то еще, леди Голлен? – холодно спрашивает Реиган у фрейлины, но смотрит на меня.

Видит, что я проснулась, но никак не реагирует. За всю земную жизнь я лишь несколько раз сталкивалась с такими людьми, – непробиваемыми, высокомерным, со своей серой моралью. И, скажу откровенно, старалась держаться от них подальше. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на всяких придурков.

– Пожалуйста, ваше величество, позвольте вернуться ко двору, – хнычет Элизабет и смотрит на черноволосого «демона» с таким чувством, что сразу ясно – готова на все.

А он равнодушен. У него таких «Элизабет» вагон и маленькая тележка.

Я перевожу взгляд на раненного Эмсворта и вижу, что он жив, но рана не закрыта – полотно, которым я прикрыла шов, в руках у Алана. И это поднимает в моей душе волну злости. Не знаю, кем был Эмсворт раньше, а сейчас – он мой пациент. Я со смертью за него билась.

– Что вам здесь нужно? – вырывается у меня.

– Вижу, ты мне не рада, дорогая жена, – спокойно произносит Реиган.

Весь вычищенный, лощеный и самодовольный, он просто хозяин жизни. Кресло, в котором он сидит, ему не подходит. Самое подходящее для него – трон из костей и черепов его врагов.

– Прошу прощения, – я вовремя беру себя в руки, напуская хладнокровия. – Я не ожидала вас здесь увидеть.

– А его ожидала? – спрашивает Реиган, кивая на Эмсворта.

– Нет, но посчитала своим долгом оказать ему помощь.

Брови Реигана ползут вверх. Он лениво переводит взгляд на Алана, и тот коротко понимающе прикрывает веки. Алан бросает полотно на пол, отчего я скрежещу зубами, ведь я всеми силами пыталась обеспечить раненному стерильность. Мужчина подходит к Элизабет и поднимает ее с пола, а она пытается ухватиться за сапоги императора и вопит так, будто ее режут. И мне ее жаль, хотя я должна бы презирать за то, что она здесь наговорила. Но видеть человека таким душевно обнаженным и отчаявшимся, готовым валяться в ногах за милости – это неудобно, это ранит душу. Я не настолько жестокая.

Алан уводит Элизабет, и двери за ними закрываются. Мы с Реиганом остаемся вдвоем, если не считать бедного Эмсворта. Гнетущая тишина вдруг становится звенящей, я различаю лишь всхрапы коней на улице, шорох гравия и тихое шипений свечей.