Трудовые будни барышни-попаданки 5 (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 22
- Предыдущая
- 22/70
- Следующая
Я потребовала уточнить. Гришка нехотя признался: да, было дело. Ну, почти грозился. В шинок к Соломону Кривому солдаты часто ходили, потому как вино там дешевле, коль взял больше штофа. Одна беда — разбавляет. Гришка охмелел, крикнул шинкарю: «Со мной шутки не шути! Даром, что ли, меня Убивцем кличут?» Вообще-то, полезть с угрозой к корчмарю его денщик и подначил, но ведь не он же говорил.
Хотела сказать: «Ну и дурак». Промолчала. И образованные люди не всегда понимают, что нельзя хвастать дурной репутацией.
Гришка продолжил, как денщик Петрушка рисовал ему самые мрачные перспективы — кнут с Сибирью и советовал признаться с первого вопроса дознавателя. Потом денщик задремал, другой конвоир прежде заснул. Гришка подхватил котомку и так изящно выскочил из саней, что схватились и заорали не скоро…
— Домой подался, куда еще? — закончил парень. — Шел да молился: лишь бы Эмма Марковна о моей беде узнала, прежде чем руки скрутят и обратно отправят, на суд да на муки. Господь не до конца прогневался, услышал молитву грешную.
Да, парень, хотела сказать, но не сказала: влип. И во времена позднесоветские, раннеэрэфные, как говорил супруг, очень трудно доказать невиновность обвиненного и сбежавшего дурака. А уж сейчас побег — абсолютное признание.
Вот только за эти годы, постоянно общаясь с торговыми партнерами и подневольными людьми, я стала живым полиграфом. Не помню, когда ошиблась в последний раз. Не убивал Гришка, хоть и убивцем слывет!
— Я как шел лесами да проселками, всё вспоминал. Выхожу из корчмы, еще дверь не затворил, слышу: «Ганка, куда смотришь⁈ Опять голь в кабак набилась? Уж я тебя!» Это Соломон орал на девку-прислужницу. Эммарковна, ну как он орать мог, если я его убил?
И тогда, и в пути я расспрашивала Гришку: что он еще запомнил? Почти ничего, только в голове звенело. Не только от выпитого, но и от колоколов. Село большое, кроме православного, на самом деле униатского, храма, был еще костел — вот там звонили «не по-нашему».
Ничего существеннее не вспомнил. Да и большой смысл в воспоминаниях беглеца из-под ареста? Свои показания мог дать лишь весенним птицам да редким добрым людям, что делились хлебом и пускали переночевать в стогу.
Гришку я решила отвезти сама. Путешествовал он более-менее комфортно, не считая того, что был прикован наручниками к кольцу в санях. Крепость проверила Настя. Извини, парень, со мной дочка. Словам твоим верю, но в глубины души не заглянуть, и кличка твоя пока что при тебе.
Но что я буду делать в Тульчине? Сразу в расположение Вятского полка, к Павлу Ивановичу Пестелю? Или к более высокому начальству? И главное, с чем?
С этими печальными мыслями добралась до Тульчина. Очень вовремя и удачно — день в день, когда весна окончательно одолела зиму. Значит, хочешь не хочешь, а придется переходить с полозьев на колеса, да желательно чуть подождать — дорога просохнет.
С пунктом остановки, буду честной, повезло. Назвать Тульчин дырой — быть снобом в последней стадии мизантропического раздражения. Сам по себе городок симпатичный, роскошный дворец князя Потоцкого, а главное — здесь штаб 2-й армии. Значит, наличествует приличное общество, на улицах пробки от шампанского, в лавках — кофе и книжные новинки, как в столице. И вообще, пока в городке армейский штаб, он не бедствует, как город при ярмарке. Разве что ярмарка — сезонное событие, а штаб остается, пока не передислоцируют.
Я и прежде понимала, что тогдашняя армия — государство в государстве, с особым вниманием его главы; недаром повседневная одежда царя — военный мундир. Но все же, лишь обосновавшись в Российской империи первой четверти XIX века, осознала, насколько все серьезно. Торговля, промышленность, не говоря уж об образовании и науке, вторичны по сравнению с военным ведомством, тем паче на местах все губернаторы — генералы. «Фельдфебеля в Вольтеры дам» — звучит-то, конечно, смешно. А вот когда решаешь с воякой-администратором вопросы о новых фабриках, пристанях, тем паче частной гимназии… И как помню, при естественном развитии истории в царствование Николая Павловича власти им только прибавится. Хотя хотелось бы сократить. Как и армию, которая кушает три четверти государственного бюджета.
Ладно, глобальными проблемами займусь тоже. Пока надо найти временное пристанище, поставить колеса и помочь человеку. Пусть у него кличка Убивец, но без борьбы под шпицрутены или кнут не отдам.
Сильные герои и сложные отношения, да плюс магия… рекомендую!
https://author.today/work/390564
Глава 20
В любом значимом городке у меня всегда найдутся знакомцы по торговым делам. Не стал исключением и Тульчин. Уже скоро я выяснила, где можно недорого снять флигель, и все три повозки потащились размокшими улицами.
Жилплощадь оказалась большой, хозяин — сговорчивым и дал нам полную свободу на обустройство, не проявив настырности и любопытства. Комнаты нашлись всем, даже темный чуланчик для бедолаги Гришки. Впрочем, он и сам меньше всего мечтал попасться кому-то на глаза.
Пока Настя занималась хозяйством, мы с Лизой прогулялись до почтовой конторы. И произошло самое радостное событие последних дней: меня ждало письмо от супруга. Он знал мой маршрут, посему послание было отправлено в Тульчин, до востребования.
Лизонька сама вскрыла конверт. Пронеслась взглядом по пяти страничкам плотного текста. Убедилась, что Степа и его несчастное семейство в Питере. И лишь тогда выдохнула. Даже посветлела лицом, впервые за последние полмесяца.
Потом листки взяла я, и мы прямо на улице, не обращая внимания на прохожих, ворон и бродячих собак, принялись читать подробно. Дочка то смеялась, то искренне пугалась, то кричала: «Сашка, молодец!» А я, конечно, хмурилась, еле удерживаясь от ругани.
Да, понимаю. Отцы, оставшиеся с мальчиками, обязаны немного безобразничать. Но отправить сына в логово злодеев! Или не помешать Сашке туда проникнуть, что одно и то же.
— «Пришлось поговорить как отец с сыном», — передразнила я. — Пусть готовится, что я поговорю с ним как супруга с супругом, когда вернусь!
Лизонька пропустила угрозу в папин адрес мимо ушей. Ей хотелось скорей узнать, чем все закончится.
В финале мой гнев немного остыл. Вернувшись в Питер, мой милый распорядился не хуже, чем я, будь на его месте. Лукерью с малыми детками и Степана разместил в нашей Новой Славянке, передав заботам Павловны. Степаша сразу стал учиться — наверстывать потерянное время; Луше нашлась легкая работа, пусть отвлечется от жутких воспоминаний.
Сложней оказалось с отцом несчастного семейства — все же фальшивомонетчик. Михаил Федорович прибег как к доступному административному ресурсу, так и к моим контактам. Получил заключение о безумии, следовательно — невменяемости Дмитрия, но обошелся без казенной медицины. Между Санкт-Петербургом и Валаамом еще действовал санный путь, туда его и отправили на полгода на покаянное лечение. Лукерья одобрила, ведь негодяи не только угрожали Дмитрию, но и иногда поощряли водкой, так что он и в заточении не отказался от пагубной привычки.
Чтение закончилось.
— Ох, Сашурик, — задумчиво сказала Лизонька как человек, меняющий взгляд на мир не без внутренней борьбы, — всегда считала тебя шалопаем. А ты вот как… Нет, я не про финал с собачкой, а как догадался спросить прислугу про колокольный звон. Философ-реалист!
Сперва я подумала, что это подростковый сарказм, но поняла: нет. Слово «сыщик» еще долго будет скорей ругательством, чем комплиментом, так что да, философ-реалист.
— Не забудь сказать это брату, — попросила дочку, — или написать в письме. На укоры ты щедра, так угости его и одобрением.
Сама подумала: как важно приучать мальчиков не обижать девочек-ровесниц. А также смотреть, чтобы девчонки постарше мальчишек не третировали.
Но Лизоньке было не до педагогики.
— Маменька, Сашка помог папеньке злодейство раскрыть. Давай-ка мы тоже попробуем.
- Предыдущая
- 22/70
- Следующая