Японская война 1904. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 9

К сожалению, эту ситуацию я изменить никак не мог. Пока…

Оставалось только готовиться к своему бою и следить за новостями. Хорунженков, который до этого каждый день слал шифрованные отчеты о продвижении к югу, вчера перешел в режим радиомолчания, а это значит, что со дня на день должна будет начаться атака на Инкоу. Впрочем, на юге и так было жарко. Армия Ноги, в отход которой так верили в штабе Куропаткина, пока только давила и давила на Порт-Артур. Буквально 3 дня назад они отбросили наши войска от дальних подступов и подошли почти вплотную к городу.

Да, основные форты были еще впереди, вот только… Уж слишком далеко могли стрелять пушки даже в начале 20 века, слишком близко был наш флот, оказавшийся перед нелегким выбором. Либо остаться на внутреннем рейде, рискуя словить случайный снаряд, либо выбираться на внешний, где его могла бы атаковать эскадра Того, курсирующая неподалеку. Кажется, именно после этого в моей истории должен был поступить приказ прорываться к Владивостоку, что в свою очередь привело к очередному сражению наших флотов.

Сражению и поражению…

— Господин полковник! — капитан Городов лично вылетел из отделения связи, сжимая в кулаке расшифровку телеграммы. — Господин полковник, новости из Порт-Артура! Передача от контр-адмирала Витгефта. По личному приказу Его Императорского Величества он попробовал вырваться из города, но Того поджидал его. Был бой!

— Итоги?

— Бой шел 8 часов, с 12 дня до 8 часов вечера. И при этом мы не потеряли ни одного корабля!

— А японцы?

— На головном «Микасе» выбили все орудия, вот только утопить его все равно не смогли, — в голосе Городова мелькнуло сожаление, но, кажется, в целом он был… Доволен?

— То есть японцы тоже никого не потеряли и еще и не дали нашим выбраться на оперативный простор? — в отличие от связиста моя оценка боя была совсем не такой радужной.

— В следующий раз мы точно сможем! — Городов сжал кулаки.

— Сможем ли? — я тоже хотел бы верить в чудо, но факты… — Японцы отведут подбитые корабли в Японию и восстановят. А что сможем восстановить мы в осажденном Порт-Артуре?

И это я еще не говорил про моральное состояние на флоте после очередного поражения и о том, как этот бой скажется на остальном ходе войне. В будущем я читал, как некоторые исследователи называли именно это сражение ловушкой для будущей Цусимы. Восемь часов боя, когда корабли палили друг по другу из всех стволов, и ни один из броненосцев не отправился на дно. Неудивительно, что Рожественский, ведущий на подкрепление эскадру из Балтики, учтет этот факт при планировании Цусимского сражения. Вот только там неуязвимость броненосцев куда-то денется, и уже к сорок третьей минуте боя из строя будут выведены 2 наших корабля. Как? При том, что бой при Цусиме начался на гораздо большей дистанции, чем это сражение в Желтом море. Кто его знает!

Впрочем, тут важнее другой вопрос. Могу ли я что-то сделать? Находясь за сотни километров от моря, без какой-либо возможности влиять на решения наших адмиралов, в конце концов, без реального опыта, на который можно было бы опереться. Мысли крутились в голове, и пока ответов не было. Разве что пара неявных вариантов, которые надо было еще хорошенько продумать…

После получения новостей из Порт-Атура Ляоян сначала вспыхнул надеждой, попытался найти в них хоть что-то хорошее, но потом все больше и больше начал погружаться в пучину отчаяния. Даже песни, которые пели солдаты у костров по вечерам, становились все грустнее и грустнее. А некоторые отделения — что недавно могло показаться немыслимым — и вовсе сидели тихо.

У нас во 2-м Сибирском, впрочем, было не до рефлексии. Все были заняты тренировками: офицеры гоняли солдат и играли в военные игры, солдаты гоняли сами себя. Основной упор мы делали на огневую мощь, скорость и, главное, слаженный маневр всех видов войск на отдельном участке фронта. Причем не один маневр за раз, как мы делали раньше, а целая серия, которая как в шахматной партии порой раскрывалась под самый конец. Пока выходило не очень, многие путались, мешали друг другу, но мы продолжали. Раз за разом. И постепенно мой штаб и штабы дивизий, которые собрали у себя Шереметев и Мелехов, набивали руку. Вот только успеем ли?

Я же с самого утра получил телеграмму от Плеве, что обещанные корпусу радиопередатчики прибыли и уже ждут нас. Не знаю, где он умудрился достать их так быстро, но я не собирался даже думать о зубах дареного коня. Не то что рассматривать их! Едва получив сообщение, подхватил с собой поручика Чернова как принимающего от связистов и прыгнул на утренний состав до Ляояна. К нам продолжали приезжать составы с добровольцами и припасами, поэтому поезда ходили каждый день — даже не пришлось ничего менять.

Я уже думал по пути немного подремать, как тут в наше купе заскочила Казуэ. Японка была одета в русский мундир и выглядела до чертиков непривычно. Причем так думал не только я, многие еще смотрели на нее косо, но польза от нового отдела, придуманного Плеве, как ни странно, была. Помимо сданных еще в первый день агентов за следующую неделю Казуэ нашла еще троих. Прошерстила вместе с приданными жандармами собранные мной анкеты всех новичков, отложила несколько десятков подозрительных, обратив внимание на мелкие нестыковки, которые пропустили люди Ванновского. И вот двое китайцев признались в работе на Германию, один — на Соединенные Штаты.

— Доброго дня, господин полковник, — девушка поклонилась мне по-японски, вкладывая в традиционный ритуал приветствия хозяина всю доступную ей иронию.

— Доброго дня, — я со вздохом ответил. — Ну что, вы хотите рассказать, что впервые нашли хоть кого-то, работающего на Японию? А то мне, конечно, приятно, что политики получили уникальную возможность щелкать по носу нейтралов, но… Война-то у нас не с ними.

— Вячеслав Константинович доволен.

— Вы работаете не на него, не забыли?

— Поэтому и догнала вас. Хотела рассказать, что вчера, когда я была в Ляояне, меня приглашал на беседу Сергей Юльевич.

— Витте? Что он хотел?

— Делал вид, что благодарит меня за помощь в день покушения, — ответила Казуэ и неожиданно презрительно скривила лицо.

— А на самом деле?

— Хотел, чтобы я делилась с ним информацией о вас.

— Прямо так в лоб?

— Нет, конечно, — Казуэ скривилась еще больше. — Этот человек понятия не имеет о гири.

— В смысле о гантелях? При чем тут они?

— Не гантели, — Казуэ прикрыла глаза и что-то проговорила про себя, как всегда делала, когда забывала какие-то слова на русском. — Гири — это японское слово, означает что-то вроде долга, чести. Когда вы кого-то просите о помощи, то берете на себе гири перед этим человеком, но… Есть манипуляторы. Они не просят, они играют словами, они пытаются заставить тебя думать, будто ты сам хочешь сделать то, что нужно им. Обманывают, чтобы душа не была отягощена гири, понимаете?

— Кажется, понимаю, — я кивнул, невольно соглашаясь. При всей показной открытости и жизнерадостности Витте в нем действительно было что-то скользкое.

— Так вот он почти полчаса рассказывал мне, как я должна быть вам благодарна за то, что смогла вырваться из-под власти семьи, императора, каждого, кто подавлял меня все эти годы.

— То есть напомнил о тех, кого вы потеряли, начав работать на нас.

— О да! И я ведь понимала в тот момент, что он делает это специально, но если бы вы оказались рядом, а у меня в руках был нож, то я бы не удержалась. Умеет он говорить. Слова так и льются, и смысл вроде бы правильный, а желания появляются совсем другие.

— Ловко, — согласился я. — Потом спросит кто, о чем вы говорили, и он совершенно искренне ответит, что пытался наладить наш с вами контакт. И что дальше?

— Потом он намекнул, что некоторые люди наивно считают, будто ваши с ним цели не совпадают, и поэтому, если у меня будет что рассказать, чтобы я с ним делилась.

— То есть формально вам представились моим врагом и предложили поработать вместе?