Японская война 1904. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 10

— Да, но… Он все равно враг моей стране, и я ненавижу тех, кто не знает, что такое честь.

— Знаете, — я улыбнулся. — Вы вот рассказали, и я невольно чувствую, что теперь вам должен.

— Потому что вы знаете, что такое гири. И я буду этим пользоваться…

Поезд как раз добрался до Ляояна, и Казуэ, словно заранее рассчитав, где и как должен закончиться наш разговор, вскочила на ноги и выскользнула из вагона. Мы с Черновым только проводили ее взглядом, а потом молча слушавший нас все это время связист не выдержал.

— Гири… Иногда японцы придумывают красивые слова.

— А чем хуже слова честь и долг? — я лишь головой покачал.

— А она правду сказала, у вас теперь перед ней долг за то, что она хранит вам верность?

— Все верно, пока хранит — долг есть, но… Мой долг перед Родиной, перед всеми доверившимися мне солдатами — гораздо больше.

— Мне кажется, она знает, — задумался Чернов, а потом улыбнулся. — Но все равно почему-то хотела, чтобы вы все это услышали. Это про нее мистер Лондон писал, что она вас любит? Маленькая женщина, чье сердце больше, чем огромное бычье сердце мужчины?

— Да, иногда Джек выбирает довольно неожиданные сравнения, — я только рукой махнул.

— Себастьян, кабан! — закричал Мишек, когда из окружающего их двухметрового гаоляна выскочил огромный секач.

После того, как он загремел в штрафной отряд, Мишек чувствовал себя неуверенно. С одной стороны, он рискнул, но добился своего. Выжил, обзавелся нужной репутацией, с которой он теперь сможет стать своим для всех поляков 2-го Сибирского, вот только… Уж очень удачно его заменил Себастьян. Тихий и спокойный в обычной жизни, оказавшись на месте командира снайперского взвода, он словно преобразился. Вдохновлял, командовал, делал все быстро и четко и, главное, не забывал думать. Даже сам полковник Макаров, по слухам, обратил на него внимание, и теперь Мишек боялся, что недавний подчиненный сможет его обойти.

Не сможет, точно обойдет! Самому-то себе Мишек мог признаться, что Себастьян справился не просто так же, а лучше него. И вот, чтобы придержать так подставившего его парня, он решил стать ему другом. Друзей ведь не обходят в чинах, и если все пойдет по уму, то Мишек получит не соперника, а помощника, который станет опорой его карьере… Так они и оказались на этой охоте. Мишек долго уговаривал Себастьяна сделать перерыв в занятиях, и в итоге тот согласился. Как он сказал: если не часто, то свежее мясо на ужин и пара часов без пригляда начальства только еще больше сдружат их взвод.

А там и местные подсказали интересное дикое место всего в получасе езды на восток.

— Сейчас… — Себастьян поднял винтовку, целясь чуть правее от центра груди кабана. Все верно, лоб пуля может и не пробить, а вот ребра ее не остановят.

Выстрел… В последний момент Себастьян неудачно поскользнулся, винтовка вылетела у него из рук, и новый друг рухнул на четвереньки в считанных метрах от клыков кабана.

— Мишек! Мишек! Помоги! — только и успел закричать он, когда зверь врезался ему прямо в шею, чуть ли не отрывая голову.

Мишека окатило кровью, и только после этого он поднял винтовку до конца и поразил сердце кабана… Он просто не успел выстрелить раньше. Именно эта мысль крутилась в голове у молодого поляка, раз за разом, так что через какое-то время он даже сам начал в нее верить. И только где-то в подсознании сидело мелкое и гаденькое. Смерть гораздо надежнее, чем дружба, прикрывает спину от тех, кто посмел покуситься на его карьеру.

Цена? А разве она важна, если он получит все, о чем только смеет мечтать?

Подпоручик Кутепов лежал в траве, рассматривая, как в утреннем тумане словно на фотографии проявляются очертания утреннего Инкоу. Солнце еще не поднялось над горизонтом, а порт уже работал. Две канонерки прикрывали берег и ползущую к нему вереницу транспортов. Тысячи людей сновали туда-сюда, и в этом хаосе простого люда выделялись строгие ряды армейских частей Японской Императорской армии. Не меньше полка, не считая отрядов ветеранов, отвечающих за порядок. Многовато, похоже, в порту сейчас находится не только прикрытие, но и часть пополнения для группировки Оку или Нодзу.

Вот только они все равно не отступят! Чем больше врагов, тем лучше — тем славнее будет победа! Правда, не все так считали. Так, капитан «Сивуча» Стратанович до последнего отказывался идти на контакт, и только телеграмма от Макарова решила ситуацию. Кавторанг — это чин седьмого класса, полковник — шестой. Хоть флот никогда не подчинялся пехоте, вовремя поступившее предложение помогало прикрыть задницу на случай разборок, и тогда… Пусть моряки и не хотели слишком рисковать, но уходить, даже не попытавшись ударить по врагу, им не хотелось еще больше.

Несколько дней ушло, чтобы вернуться к северным границам Инкоу. Могли бы и быстрее, но в последний день «Сивуча» тащили словно бурлаки с выключенной машиной, а то клубы дыма японцы точно заметили бы еще за десяток километров. А ручками — получилось долго и тяжело, но тихо. И дозоры Хорунженкова сработали идеально, сняв с помощью снайперов три японских секрета и перекрыв дороги для местных доброхотов, готовых доложить о появлении русских за скромное вознаграждение.

После этого, пользуясь петлей, которую прямо перед городом делала Ляохэ, капитаны выгрузили часть команд и грузов заранее. Один крупный отряд отправился к Инкоу вдоль реки, другой, поменьше, пошел напрямик к побережью. Кутепов был в первой группе, волнуясь в ожидании большого сражения и лишь иногда задумываясь о том, что же делают все остальные.

— Александр Павлович, — тихо зашептал лежавший рядом казак охранения. Им в этом бою доверили прикрывать отряд снайперов, и народ, понимая важность задачи, немного нервничал.

— Что?

— А вы почему не вернулись, когда посылку привезли?

— Там японцы уже близко к Ляояну подошли, мог и не проскочить. Вот к вам прорываться можно было и рискнуть. А просто так лезть на рожон — полковник бы не одобрил.

— Это правда, он часто говорит, чтобы без дела животом не рисковали, но вот когда надо… Умри, но сделай.

— И правильно говорит.

— А вас никто не ждет?

— По телеграфу о моем решении остаться передали.

— И вам совсем не страшно? Нас так мало, и мы даже не в обороне сидим, как когда тобольцам помогали, а сами атакуем.

— Не страшно. План сам полковник придумал, а еще… Это война, солдат: будешь сидеть на ней тихо, может, и выживешь, но карьеру не сделаешь. А у меня, брат, на будущее слишком большие планы, чтобы в подпоручиках несколько лет ходить.

— Вы из этих… социалистов?

— Вовсе нет. Поверьте, в России достаточно людей под самыми разными знаменами, которые хотели бы сделать ее лучше. Не только… социалисты.

— А кто еще? Баре? Так вы вроде не из знатных?

— Отец был с личным дворянством, отчим — с потомственным, он из гражданских чиновников при корпусе лесничих. Вроде бы и не особо много, чтобы задирать нос, но, главное, сейчас передо мной открыты все двери в империи, и только от меня зависит, как далеко я смогу пробиться. Сам пробиться, не кланяясь старым семьям или иностранцам, что так снисходительно предлагают некоторым свое покровительство.

Кутепов поморщился, потому что почти сразу пожалел, что сказал последнюю фразу, но, к счастью, на нее почти никто не обратил внимание. Японцы как раз заметили приближение растопившего топку «Сивуча» и начали суетиться. Все разговоры разом затихли, и каждый в отряде молодого подпоручика сжал кулаки, глядя на то, как развивается сражение. Они в чем-то помогали при его подготовке, но точные планы были известны только капитану Хорунженкову и, может, еще бледному как смерть Стратановичу.

Кутепов следил, как «Сивуч» все быстрее идет вниз по реке, словно стараясь поскорее выйти на дистанцию огня. Может, брандер из него сделали? Мысль мелькнула и тут же исчезла — чушь! При дальности современных пушек никто не даст подойти брандеру на дистанцию поражения. Хоть днем, хоть ночью, если бы каким-то чудом им удалось в темноте прорваться через отмели на Ляохэ.