Японская война 1904. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 33

— Если бы мы хоть немного знали их планы, было бы проще. Понимая, ради чего рискнуть, можно было бы нанести удар. А так… Отходим! В бой не вступать!

Последние приказы разлетелись по полкам, батальонам, ротам… Люди, которые еще недавно верили в победу и скорый конец войны, стиснули зубы и продолжили идти. Их учили, что порядок превыше всего. И пусть сейчас они отступают, но их время еще придет! Не может не прийти!

Сижу, копаюсь в пожелтевшей листве, думаю обо всем, что случилось за последние недели.

Мы откинули главные силы Оямы. В ту ночь, когда у нас почти закончились снаряды и я пустил на ту сторону диверсионные группы Шереметева, японцы не приняли вызов. Они ушли еще до того, как мы смогли вступить с ними в бой. Был очень велик соблазн снова пойти за ними, давить тем, что есть, и надеяться, что они так и не остановятся, пока мы не скинем их в море. Но мечты, мечты… Такое могло бы сработать с какими-то туземными войсками, но японцы уже скоро бы оправились, их армии насытились бы подходящими обозами со снарядами и патронами, и они бы дали бой, который мы, без своих тылов и снабжения, просто не смогли бы выиграть.

Поэтому я просто вернул всех назад. Тогда было достаточно и той гарантии, что японцы не пойдут в наступление в ближайшие недели. И этого хватило, чтобы стабилизировать фронт — не на героизме и удаче, а на чем-то более серьезном. Мы очистили тыл, отогнав дивизию Иноуэ и не дав ей зацепиться за И-Чжоу с нашими ранеными и железной дорогой. Мы дождались возвращения главных сил из Мукдена, словно и не было никакого сражения при Ляояне.

Вернулись Штакельберг, Бильдерлинг и Мищенко, смущенно отводящие от меня взгляды. Вернулся Самсонов, который честно выполнил каждый из данных ему приказов, но так неспешно, что это потеряло всякий смысл. Вернулись Куропаткин, министры, великий князь и даже наместник Алексеев, заполнив город суетой сотен свитских, желающих выслужиться перед своим начальством. Целый день они изучали подготовленные мной доклады, что-то смотрели сами, и вот пришло время. С минуты на минуту меня должны вызвать на большое собрание, чтобы решить, что делать дальше.

— Вячеслав Григорьевич, — вот меня и нашел поручик Огинский. — Вас ждут.

— Спасибо, — я поднялся, отряхнул руки и неспешно двинулся в сторону главного штаба.

— Я вас сразу предупрежу, — помощник Куропаткина обычно не говорил лишнего. Но не сегодня.

— О чем?

— На встрече присутствуют гражданские, поэтому имейте в виду, это не военный совет.

— Значит, политика.

— Не могу сказать… Вы же знаете, что к вам будут претензии?

— Знаю и… я готов, — на лице мелькнула улыбка.

Я на самом деле подготовился к возможным претензиям, причем не только с помощью «добро» от Куропаткина. На самом деле у меня были подозрения, что в случае чего наш главнокомандующий вполне может взять свое слово назад, и даже расшифровка телеграммы, которая лежит у меня в папке, ничего не изменит.

— Добрый день. Ваше сиятельство, ваше высокопревосходительство, ваше высокопревосходительство, господа… — я поприветствовал всех сидящих в зале, быстро осмотрев помещение.

И тут было на что глянуть. Обычный дом всего за день привели в божеский вид: поставили стекла в рамы, стены затянули плотной зеленой тканью, защитив от сквозняков и заодно добавив уюта. А главное, в центре появился огромный массивный стол из красного дерева — невольно пришло осознание, что его тут точно не было раньше, а значит, кто-то из начальства для солидности или по привычке притащил его с собой на поезде аж из самой России.

Во главе этого стола, словно подчеркивая, кто тут на самом деле будет все решать, сидел Сергей Александрович. Выглядел он немного болезненно, но в то же время бодро, и сразу становилось очевидно: чего бы великий князь ни хотел получить от этой встречи, он просто так не отступит. Справа от него сидел Куропаткин, сверкая невыспавшимися красными глазами. А вот Витте, раскинувшийся слева от Сергея Александровича, наоборот, смотрелся до неприличия бодро и хорошо. Последние два участника встречи, Плеве и Алексеев, сидели дальше всех, закопавшись в бумаги, и как будто вовсе не обратили внимание на мое появление.

— Давайте начнем с самого главного, — Витте бросил взгляд на великого князя, а потом подвинул на середину стола стопку расшифровок с кратким пересказом содержания основных газет цивилизованного мира. — Англия, Франция, Соединенные Штаты — в каждой из этих стран сегодня вышли статьи о вероломном нарушении условий мира и союза с Китаем со стороны Российской империи. Его Императорского Величество уже прислал телеграмму, чтобы мы разобрались в ситуации и доложили ему. Вы же понимаете, что своими действиями поставили в неловкое положение не только нас всех, но и корону?

Витте окинул меня пронзительным взглядом и снова откинулся на спинку своего стула. В его глазах на мгновение мелькнуло торжество и тут же пропало, а я невольно задумался о том, почему даже после большого сражения, после тысяч смертей важнее всего оказываются слова. Я бросил взгляд на Куропаткина — тот пока молчал, ну и ладно.

— Хорошо, что вы начали с газет, — я медленно и очень аккуратно потянул завязки на своей папке и вытащил оттуда точно такую же расшифровку последнего номера «Московских ведомостей». — Понимаю, что это отечественное издание, не иностранное, но все же.

— Не надо ерничать, Вячеслав Григорьевич. Что там?

— Всего лишь описание условий, в которых содержали наших солдат в городе И-Чжоу. Только описание, но, скажу честно, даже так получилось довольно красочно. Джек Лондон помогал в подготовке статьи, и он не скупился на образы. Впрочем, через месяц, когда до Москвы доедут фотографии, которые мы сделали на месте, читатели по всей России смогут полагаться не только на слова.

Мне показалось, что великий князь выругался про себя, добавив фамилию Милюкова. И да, при всем моем несогласии с этим человеком его готовность пустить в печать что угодно в обход цензуры сейчас играла мне на руку.

— Мы читали ваш доклад, так что примерно представляем, что тут может быть написано, — Витте отодвинул «Московские ведомости» в сторону. — Вот только разве это что-то меняет? Вы все равно не имели права вводить армию на территорию союзника, развязывать там боевые действия и кого-то там арестовывать. Для всего этого есть министерство иностранных дел, и вмешательство в их полномочия при должном рассмотрении можно посчитать даже не глупостью, а предательством. Тем более неприличным, насколько продуманным оно оказалось.

— Это ошибочное мнение может сложиться исключительно потому, что я передал вам еще не все документы. Вот приказ капитана гвардии Ли Таня о том, что он берет на себя обязанности губернатора И-Чжоу, здесь же просьба к русской армии помочь ему расправиться с бунтом в городе. Мы же в свою очередь всего лишь выполнили союзнический долг, ничего больше.

— Думаете, игры с бумагами что-то изменят? — Витте буравил меня взглядом, а я невольно задумался, свои ли интересы он сейчас продвигает.

С одной стороны, мои успехи точно не совпадают с планами самого министра финансов и его покровителей, с другой… Место рядом с великим князем, одобряющие кивки Сергея Александровича и показательное молчание всех остальных. А, и еще предупреждение Огинского. Пожалуй, я бы поставил на то, что моим главным противником сегодня будет вовсе не Витте, и это не очень хорошо.

— А так ли плохи бумаги? — заговорил я вслух. — Хочу заметить, что газеты, с которых вы начали, ссылаются и вовсе на слухи.

— Не стоит изображать шута, полковник, вам не идет. Пусть вы нашли военного чжунго, готового вам подыграть, но что дальше? Пекин отправит туда своих людей, вашего ставленника арестуют и все… Любой, кто будет опираться на любые связанные с ним договоренности, окажется в дураках. Вы разве этого хотите для нашего министра иностранных дел или самого государя?

— Во-первых, Ли Тань маньчжур, а не чжунго, во-вторых, я не думаю, что Пекин станет снимать верного ему губернатора. Ну, и в-третьих, сомневаюсь, что это окажется возможным. Знаете, когда рядом война, а неизвестные соберутся арестовать того, кто так помог союзнику Китая — таких людей могут и за предателей принять.