Японская война 1904. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 21

— С другой стороны, получись все по-твоему, и от нашей армии тоже мало бы что осталось, — попытался утешить друга Катиширикава.

— Побей мы русских, и все… В регионе все равно не осталось бы другой армии, что могла бы угрожать хотя бы одной нашей дивизии.

— Не стоит так недооценивать Китай и… — принц не договорил, но Иноуэ и так понял, что тот имеет в виду.

Союзники пока поддерживают Японию, но только потому, что считают ее слабой. Даже сейчас они порой юлят словно лисы, а что будет после победы… Нет, все-таки прав Ояма, прав Катиширикава. Японии не нужна только победа без армии — если придется выбирать, его родину больше устроило бы даже поражение, но чтобы армия осталась на коне. Чтобы могла сражаться, могла быть аргументом в переговорах, которые никогда не останавливаются.

Неожиданно Иноуэ понял, что русский командир, Куропаткин, считает ведь точно так же. Сначала армия, потом победа. А вот Макаров — при всем его уме и хитрости, а дорос ли он до этой истины?

Ругаюсь! Слишком часто я стал ругаться, но на войне, как оказалось, все слишком часто идет не по плану. Например, моя задумка с обходом в японский тыл сработала, но… Хоть отряд Янь Сюня и сжег опорный пункт японцев в деревне Сыфантай, однако главнокомандующий Ояма предпочел просто не обратить на него внимания. А вот Куропаткин, едва узнав о прорыве японцев к Янтайский копям, сразу же скомандовал отступление.

Весь план зажать прорвавшиеся силы 1-й армии Куроки между нами и Бильдерлингом оказались разрушены на корню. По большому счету и нам тоже теперь нужно было уходить. Это было бы разумно, логично, правильно и… много других умных слов. Вот только сколько людей еще умрет, если мы сейчас оставим Ляоян? И я говорю не о тех отрядах, прикрывающих отход основных сил, а обо всех, кто поляжет в новых сражениях. При Мукдене, когда японцы вторгнутся на Дальний Восток во время Гражданской, во Второй Мировой… Ведь все эти смерти закладываются именно сейчас, именно здесь.

— Отходим в сторону Мелехова? — спросил Лосьев, оторвавшись от карты и вытирая покрасневшие глаза. — Его связист как раз смог пробиться и передать код: позиции перед Ляояном готовы, нас смогут прикрыть.

— Нет, — я ответил сначала еле слышно, но потом повторил уже во весь голос. — Нет!

— Что? — ко мне начали оборачиваться все штабисты, один за другим.

— Передайте Павлу Анастасовичу, чтобы действовал, как и договаривались.

Как и договаривались — это освобождать часть железнодорожной ветки в сторону большого Китая, загонять туда наш бронепоезд и поддерживать наступление крупным калибром… Когда пришел состав от Путиловского, многие решили, что самое ценное — это сложенные в вагонах грузы. Те же остроконечные пули, которые так понравились моим снайперам. Или целый склад двутавровых балок, с которыми стройбаты Мелехова учились возводить тяжелые укрепления за считанные часы. Или четыре грузовика от «Бранобеля», которые сумели докинуть вовремя подсуетившиеся знакомые Бильдерлинга. Им изначально больше всех радовался я, но узкие колеса начала века оказались настоящим проклятьем. В общем, с ними ездить по местным горкам и дорогам из щебенки да грязи было совершенно невозможно…

Так вот все это тоже было важно, но истинным сокровищем был сам состав. С новыми четырехосными вагонами мы без каких-либо опасений смогли разместить на усиленных платформах наши 6-дюймовки. И для брони еще место осталось! Для сражения при переправе подготовили и более легкие вагоны с пулеметами, но сейчас они были уже не нужны. Только крупный калибр, только снаряды к нему, чтобы максимально быстро курсировать вдоль всей линии фронта и не жалеть огня.

Я мысленно понадеялся, что капитан Афанасьев успеет переехать с позиций у Буденного к поезду, но, если и нет, ничего страшного. Остальные артиллеристы у нас тоже неплохи… С этими мыслями я потратил еще несколько минут на сбор последней актуальной информации по собранным силам. Потом последние приказы, и вместе со всеми резервами я отправился на передовую. Время наступать.

Мы двигались параллельно Тайцзыхэ, на правом фланге гремели пушки с неуловимого для вражеский батарей поезда, на левом горела очередная деревня. Китайцы даже при поддержке пулеметов не могли сбить окопавшиеся регулярные силы японцев, но вот держаться рядом и действовать на нервы у них получалось. Мы же шли вперед. Пока врага не было, двигались небольшими группами. Как только кто показывался, начинали окапываться и ждали.

В ближайшем тылу, стоило строевым частям хоть немного продвинуться, сразу начинали строить две железные дороги. Одну чтобы подтянуть поближе мортиры и горные пушки. Вторую чтобы сделать поворот от главной ветки, где курсировал бронепоезд, и дать ему возможность подъезжать поближе и проходиться не только по северным позициям, но и по вражеским тылам. В мирное время мы все-таки смогли выйти на скорость километр полевой железной дороги в час, сейчас, учитывая, что японцы встречным обстрелом старались мешать нам как только можно, выходило в два раза медленнее.

Но мы все равно продвигались вперед! Забавно, но, подвозя все наши батареи по одной железной дороге, мы фактически повторяли маневр японцев. Собирали артиллерию в кулак и полностью подавляли врага. Учитывая, что все пушки по фронту били навесом, а 6-дюймовки в нужный момент могли и помолчать, я собирал солдат перед японскими позициями прямо во время обстрела. Да, уходило время на постоянную прокладку новых телеграфных кабелей, связисты на радиопередатчиках сидели без отдыха, пытаясь уловить хоть какие-то новости с других направлений. Но, главное, мы двигались. К вечеру прошли почти 6 километров, отогнав японцев и заодно подобрав несколько наших батальонов и даже полков, которые уже считали, что их отрезали, и единственное, на что надеялись, это прорываться в темноте.

— Надо уходить! — было первым, что сказал мне замотанный с головой кровавыми бинтами офицер в форме штабиста 1-го Сибирского Штакельберга. Последний новенький за этот день. — Враг уже захватил Янтайские копи, а как возьмут станцию Янтай, так уже никто и не уйдет.

— Я знаю, — честно ответил я, невольно думая о том, как же похожи все разговоры со спасенными и присоединившимися к нам частями.

— И? Даже если они не атаковали сразу, то, как только отойдут основные силы, нас отрежут!

— Или мы их, — улыбнулся я.

— Думаете, если они потратили силы на отход, вы пробьете японцев по центру? Полковник, про вас много разного говорят, иногда вы творите совершенно невероятные вещи, но… Есть то, что просто невозможно. Кто-то ушел в прорыв, кто-то занят частями перед Ляояном, но у врага только перед вами не меньше 60 тысяч.

Раненый штабист 1-го стрелкового смотрел на меня тяжелым взглядом и не верил, что у нас еще есть шансы.

Очередной душевный разговор с очередным спасенным офицером, который разве что в лоб не сказал, что мы обречены.

— Перед нами все же не 60, а скорее только 40 тысяч японцев, — поправил я его. — Не меньше трети 1-й армии Куроки, вся 4-я армия Нодзу и… Пожалуй, пока все. Оку, пока перед ним еще стоят остатки Южного отряда, не перебросить подкрепления так быстро.

— Как только корпуса Штакельберга и Иванова уйдут, быстро или не быстро, против вас будут все.

— Что ж, тут вы совершенно правы, — кивнул я. — Поэтому мы торопимся.

— Прежде чем атаковать позиции перед нами, вы их полчаса обстреливали.

— Мы торопимся, но не спешим. Поверьте, так гораздо быстрее, чем переть в лоб и раз за разом получать по зубам.

— Но все равно… — штабист так натерпелся за этот день, что просто потерял веру. — Вы уже столько потеряли солдат сегодня. Столько потеряете завтра! Зачем все эти смерти⁈

А вот и тот самый вопрос, к которому приходят все, кто лишился надежды. С другой стороны, этот человек не сбежал, остался вместе с солдатами и стоял с ними до последнего. И у меня есть для него ответ.