Японская война 1904. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 20

Кого-то утаскивали руками, кого-то, если огонь японцев был слишком силен, цепляли специальными крюками за ремень и все равно уволакивали в безопасное место. И это во время обычной перестрелки. Если где-то 2-й Сибирский сходился с японцами лоб в лоб, то туда Макаров без всякой жалости к технике подгонял целый поезд, чтобы не таскать раненых поодиночке… И это все с учетом того, что ему пришлось отойти от заранее подготовленных позиций! Макаров словно и не заметил этого, нагнал своих китайцев, подтащил пригнанные ему с Путиловского составы с рельсами и застелил все, что можно, новыми путями.

И как только умудрялся сохранять контроль над своими? Куропаткин вот тоже уделял связи особое внимание — лично проверил, что телеграфные линии протянули до каждого полка и каждой батареи. А что в итоге? Половину проводов еще в первый день перебили японские пушки, еще часть перерезали диверсанты, а то, что осталось… Растащили по своим деревням китайцы!

Казалось бы — война идет, солдаты стреляют, пушки вспахивают землю, но для трудолюбивого и находчивого крестьянина, приметившего ценную для хозяйства вещь, все это оказалось не помехой. Все равно лезли. И тащили! Караулы ставили — обходили, обманывали, даже подкупали, словно считали делом чести добыть каждый метр закопанного в землю провода. И в итоге единственная связь, что осталась в распоряжении главного штаба — это вестовые. Словно все разом попали в прошлое на сотню лет.

Единственное, что немного радовало в этой ситуации — то, что беспроводной телеграф, который так продвигал Макаров, тоже не сработал. Японцы забили все частоты помехами, и если что и пробивалось, то только чудом. А то, если бы полковник и здесь его обошел… Куропаткин усмехнулся, представляя, сколько двусмысленных шуток на эту тему ему пришлось бы выслушать. Впрочем, если все так пойдет и дальше, то шутки окажутся вовсе не самым страшным, что будет его ждать. Тут как бы до суда не дошло.

До этого Куропаткин не сомневался, что, когда придет время, и он просто соберет чуть больше войск напротив японцев, это само собой принесет ему победу. Возможно, это было природное пренебрежение к туземным народам, возможно, память старых походов, но он искренне верил в силу русского солдата. Вот только оказалось, что все не так! Совершенно свежий 5-й корпус пошел в бой, и пулям было плевать на удаль, чистоту мундира и веру. Дело решили уверенность в себе, опыт и град пуль. А что, если так будет и дальше?

Неуверенность накатывала все сильнее. А что, если 1-й и 3-й корпуса, которые он оставил сдерживать японцев, пока отходит левый фланг, тоже посыпятся? Что, если, пытаясь сохранить как можно больше людей, он потеряет всю армию? Нет! Куропаткин стиснул зубы и постарался взять себя в руки. Он решил сражаться, он будет это делать! Левый фланг отступит и окопается, конница Самсонова поддержит его — и он еще посмотрит, что будет дальше. Пусть не победа, но и такое поражение ему тоже не нужно.

— Ваше высокопревосходительство! — в палатку ворвался один из адъютантов. — Корпус генерала Орлова разбит, он сам — погиб!

— Это мне известно. Как и то, что 2-й Сибирский прикрыл прорыв.

— Прошу прощения, но… Я прибыл оттуда же и видел японцев в Янтайских копях! Если их и остановили, то точно не всех!

Куропаткин сразу представил карту: Янтайские копи — это даже не фланг, это глубокий тыл, где враг мог не просто ударить им в спину, а в прямом смысле слова отрезать от любых подкреплений. Генерал еще полчаса старался сохранить лицо, но, когда информация о прорыве подтвердилась новыми посыльными, дальше сдерживаться было нельзя.

— Полное отступление! Отправить по четыре вестовых в каждый корпус. Пусть выставляют арьергарды и отходят! — Куропаткин чеканил слово за словом. — Все резервы — на север! Мы должны удержать железную дорогу любой ценой!

Все вокруг засуетились, забегали, а в голове у Алексея Николаевича билась только одна мысль. Как же Макаров мог так ошибиться? Что же такого невероятного сделали японцы, что так быстро пробились через все собранные им силы?

Хикару Иноуэ считал поражение на переправах через Тайцзыхэ своей ошибкой. Именно его дивизия не успела достаточно быстро продвинуться вперед, чтобы начать представлять угрозу для охвата позиций 2-го Сибирского. Будь он хоть немного порасторопнее, накопи побольше лошадей для заброса вперед хотя бы пары батальонов, и Макаров никогда бы не заманил в ловушку столько японских солдат.

К счастью, уже на следующий день Иноуэ представился шанс искупить вину. Гвардия Хасэгавы пробила им путь к тылу русской армии, а он… Он решил на этот раз поступить по-своему. Собрал сразу несколько мобильных отрядов, а потом ударил не вслед за остальными, а чуть в сторону. И предки точно смотрели за ним с небес, иначе никак не объяснить ту огромную удачу, что он опять попал в стык между позициями. Слева остались части, собирающие бегущих солдат из 5-го Сибирского, справа готовились к удару главные силы самого Макарова, а Иноуэ снес несколько рот, попытавшихся преградить ему путь, и вырвался на открытое пространство. Сначала к Янтайским копям, а потом и вовсе к деревне Санцзяцзы всего в 18 километрах от железной дороги на Мукден.

— Сколько же русские гоняют тут поездов, — рядом с генералом стоял принц Катиширикава, который, несмотря на привычный для его положения приказ держаться подальше от поля боя, решил не оставлять своего друга. — Разведка говорила, что они раз в час ходят, а тут… Каждые шесть минут, не реже.

— Если они уходят из Ляояна, то теперь можно плевать на повреждения рельсов или необходимость пропускать встречные составы.

— Говорят, час назад один эшелон из Мукдена все-таки прошел, — заметил принц.

— Тем хуже для него. И тех, кто на нем ехал.

— И что дальше? Вряд ли у нас хватит сил, чтобы перекрыть дорогу целой армии.

— Это заблуждение, — Иноуэ криво усмехнулся. — Если взорвать дорогу прямо перед одним из поездов, то мы получим готовое укрытие, а потом… Сколько сил потребуется русским, чтобы сковырнуть с укрепленных позиций японскую дивизию? А им придется нас сносить, чтобы отойти. Не уезжать с комфортом, не уходить в любом количестве, хоть одной ротой или отделением. Нет, только целый корпус, который подтянет с переднего края всю свою артиллерию, сможет попытаться что-то сделать.

— А если в это же время будет наступать главнокомандующий Ояма, то у русских никогда не получится собрать столько сил, — понял принц.

— И даже если соберут, — Иноуэ на мгновение прикрыл глаза. — Мы все равно будем держаться до последнего. Простоим до вечера, и русской армии просто не станет. Падем раньше — все равно не страшно. Каждая минута задержки будет стоить им роты, каждый час — полка. Даже если они кого-то спасут, эта сила больше не будет представлять угрозу для Японии.

— А мы умрем за императора. Славная будет смерть, — Катиширикава скинул мундир.

Иноуэ даже не стал спрашивать зачем, и так все было понятно. Когда идешь в самое пекло, не стоит выделяться, а то русские стрелки уж слишком хорошо наловчились выбивать офицеров. И только солдатская форма помогала хоть немного продержаться на передовой.

— Строимся… Готовимся к переходу… Подтянуть пушки в первую линию… — Иноуэ сыпал приказами один за другим, когда к нему неожиданно подлетел взмыленный наездник.

— Приказ… — тот не сразу восстановил дыхание. — Приказ от главнокомандующего Оямы.

— Что там? — переспросил Катиширикава, как только Иноуэ оторвался от всего пары строк, набросанных сухим старческим почерком.

— Не атакуем… — выдохнул Хикару. — Удерживаем позиции, пугаем русских, чтобы те валили на север побыстрее. И все!

Он старался держать лицо. Как про английских девушек шутят, что те во время ночи с мужчиной лежат и думают о Британии, так и японские офицеры — даже в самые неприятные моменты должны думать не о себе, не о своих обидах, а об императоре и предках. Но! Хотя бы мысленно Иноуэ выругался, совершенно не сдерживаясь! Каковы были шансы, что гонец доберется к ним сквозь все русские позиции? Что его не пристрелят? Один к десяти, к ста, к тысяче? Но вот он здесь, а возможность добить русскую армию будет разменяна на осторожность.