Японская война 1904. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 12

Я тряхнул головой, прогоняя мысли о шакалах, и именно в этот момент меня приметил Чернецкий. Молодой человек сразу же бросил спорить со своим импозантным коллегой и подлетел ко мне, сверкая широкой улыбкой.

— Вячеслав Григорьевич, а я ваш комментарий про зверства японцев отправил в Москву, и его должны пустить в печать то ли сегодня, то ли завтра…

Я на мгновение растерялся. Не ожидал, что либеральной газете под патронажем кадета Милюкова будет интересно защищать царскую войну на границах империи. Определенно, они увидели в этом какой-то смысл, но какой? Разве что противопоставить меня остальным генералам, которые не особо спешат делиться информацией? Но оно им надо? Тем более когда есть более острые и интересные темы.

— Неужели ради такого вы даже на время оставите обсуждение Ляоянского бунта? — спросил я.

— Это не понадобится, — Чернецкий продолжал широко улыбаться. — Новости о нападении аж на двух министров и великого князя вызвали такой ажиотаж, что Павел Николаевич приказал увеличить тираж и добавить пару дополнительных листов.

— А господин Милюков решил собрать все сливки с этой ситуации, — я покачал головой. — Если не секрет, то что сейчас говорят в обществе о случившемся?

— Да как обычно, — Чернецкий махнул рукой. — Одни требуют всех к ногтю, другие рассуждают, до чего довели народ. И еще… Знаете, вам должно понравиться. Довольно популярно стало сравнение вас с Суворовым, Дибичем и Паскевичем. Мол, те трое усмиряли Польский бунт, а потом принесли славу русскому оружию. А вы усмирили бунт Маньчжурский, ну и насчет славы тоже есть наметки. Так как вам роль нового царского мясника, Вячеслав Григорьевич?

Улыбка, которая превращала все это в шутку, на мгновение пропала и тут же вернулась.

— Мясник — тоже важная профессия, — я не стал шутить в ответ, парировав максимально серьезно.

На мгновение повисла тяжелая пауза. Потом Чернецкий кашлянул и решил сменить тему:

— Кстати, я слышал, что ваш корпусной врач отправил какие-то свои записки в Московское физико-медицинское общество. Если это те самые наработки, из-за которых у вас в корпусе самая низкая смертность в армии, то почему не в столицу?

— Просто у доктора Слащева есть друзья в Москве, которые помогут с печатью, но… С чего вы взяли, что смертность у нас самая низкая? — я удивился не самому факту, а той уверенности, с которой говорил журналист. — Мне вот такие цифры не попадались, говорят, все посчитают году так к 1907-му, не раньше.

— А я не на цифры опираюсь, а на солдатскую молву. Коллективная мудрость, когда люди видят, как лечат у вас, как у других, а потом делают выводы. И если у сотен и тысяч людей они совпадают, то это точно не просто так. Понимаете?

— Вы про то, что эта мудрость может касаться и путей страны?

— А разве нет?

— Если бы все было честно, я был бы готов на нее опираться. Вот только если я сам точно никому не платил за слухи о лечении, то вот, например, господин Милюков вкладывает сотни тысяч рублей, чтобы через вашу газету влиять на умы. Чтобы эта коллективная мудрость опиралась даже не на слухи, а на их пересказ правильными людьми. Понимаете разницу?

— Мне кажется, вы просто демонизируете тех, с кем не согласны во взглядах. Если честно, я такое вижу довольно часто…

— Если бы демонизировал, разве бы стал с вами общаться? — я иронично поднял правую бровь. — Просто я стараюсь не делить людей заранее на плохих и хороших. Разве не мудрее вместо этого учитывать черты их характера, те самые, которые и хорошие, и плохие? Так сложнее, но… Жизнь сама по себе непростая штука.

— Вы… — Чернецкий только рукой махнул.

— И я тоже. Во мне есть как хорошее, так и плохое. И я предлагаю вам держать второе в уме, а насчет первого… Почему же не сотрудничать там, где наши интересы совпадают?

— И вы как раз насчет сотрудничества?

— Хочу предложить для печати свою статью, — я протянул Чернецкому плотно исписанные листы.

— Это же… — тот просмотрел бумаги по диагонали, но моментально уловил суть. — Вы написали про итоги сражения в Желтом море! И при этом… ругаете флот за отсутствие понимания современной войны на море. Разве вы сами недавно не сказали, что готовы ради власти стать хоть мясником? А тут фактически бросаете вызов очень серьезным людям.

— Я сказал, что вам не стоит делить всех на плохих и хороших. И я не разделяю взгляды господина Милюкова, но понимаю, что эта статья может показаться ему достаточно интересной, чтобы продавить ее появление. Несмотря на возможное сопротивление со стороны некоторых, как вы сказали, серьезных людей.

— И зачем это нужно вам?

— Понимаете, что мои мотивы будут отличаться от ваших? Очень хорошо! Я мог бы промолчать, но тут нет особого секрета. Просто я верю, что все это может закончиться еще более ужасной трагедией, и хочу ее предотвратить.

— Пустить кровь, чтобы вылечить болезнь?

— Вы не в первый раз выбираете красивые сравнения. Может, вам попробовать писать стихи?

Чернецкий ошарашенно замер и потом лишь рукой махнул. Вот мы и договорились — статью передадут дальше, а там посмотрим. Поможет мой анализ сражения в Желтом море с учетом пары выводов из будущего осознать ошибки, которые в 1905-м приведут к Цусиме, или же нет. В любом случае это все, чем я могу помочь флоту. А теперь можно полностью сосредоточиться на подготовке к сражению у Ляояна.

За следующие недели, казалось, все вокруг подвисло в напряжении. Новостей от Хорунженкова не было, и я разрывался между надеждой, что у них просто повредило передатчик, и худшим вариантом, что атака на Инкоу провалилась самым кровавым образом. 6 августа армия Ноги начала штурм Порт-Артура — навалилась всеми силами и, несмотря на все когда-то переданные подсказки, чуть не ворвалась в город прямо по центру. Но отбились, и теперь японцам как минимум месяц придется зализывать раны.

На юге все успокоилось, а вот у нас наоборот. С каждым днем напряжение все нарастало — причем не только для меня или остальных офицеров. Кажется, уже каждый солдат понимал: теперь судьба войны будет решаться у нас. Под Ляояном. Уже скоро, буквально на днях. И вот ночью 26 августа ко мне ворвался полковник Ванновский с сумасшедшими глазами.

— Японцы… — от волнения у него пересохло во рту и пропал голос. — Они завтра атакуют, и мой агент знает, где и как они нанесут главный удар!

[1] Кутепов не знает, но при Александре III на канонерки этой серии планировали поставить даже не 9 дюймов, а все 11. Но не сложилось, не успели…

Хикару Иноуэ сдавил в ладони горсть земли, выжимая из нее капли воды. Гораздо суше, чем было. Значит, уже скоро!

Вся 1-я армия Куроки уже давно вышла на позиции, но августовские дожди, накрывшие Маньчжурию с привычным для конца лета ожесточением, просто остановили войну. Нередким было зрелище, когда съехавшая с дорожной насыпи телега проваливалась в землю как в болото, исчезая за считанные минуты. При такой погоде идти в наступление было категорически невозможно, но и затягивать войну было смерти подобно.

Иноуэ знал, сколько стоит его родине каждый день этого противостояния, а еще… Их подкрепления, застрявшие в этой слякоти, подтягивались с юга словно по капле. Русские же части, подъезжающие по железной дороге, копились гораздо быстрее. Еще неделю назад разведка доложила, что их набралось уже 140 тысяч[1], столько же, сколько и во всех японских армиях — а что будет дальше?.. Поэтому, как только земля начала просыхать, сразу стало понятно, что в ближайшие дни главнокомандующий Ояма отдаст приказ об общем наступлении.

Было немного обидно, что основной удар достанется армии Оку, но у их 1-й армии была своя важная задача — взять позиции за рекой Танхэ и растянуть позиции русских на левом фланге. Именно здесь напротив них расположились позиции 2-го Сибирского корпуса, того самого, что столько раз ускользал от них и столько крови попортил. Но на этот раз он, Хикару Иноуэ, точно нанесет поражение тайсё Макарову. Ученик превзойдет учителя! И пусть у них забрали довольно много пушек, это ничего не изменит.