Первая градостроительница (СИ) - Дюваль Эмила - Страница 7

Неожиданно я нашла на этом рынке я нашла и кухарку. Мне понравился сыр у одной из торговок, я купила сразу пару головок. А когда мы отошли от прилавка, Ятага шепнула, что женщина, торгующая сырами — вдова, а недавно у неё умерла последняя корова и скоро она ей нечем будет торговать. Недолго думая, немного присмотревшись к женщине, я решила нанять её на кухню. Несмотря на то, что моё предложение её немало удивило, она сразу же согласилась. Женщину звали Лёля, у неё был сын десятилетнего возраста. После смерти мужа (он сгорел вместе с домом несколько лет назад) она жила у сестры, выручая деньги с продажи коровьего молока и сыра. Но теперь ей не на что было кормить себя и сына, потому что корова умерла. Я распрощалась с ней, сказав прийти в мой терем сегодня вечером с сыном и вещами.

Что ж, надеюсь одной проблемой стало меньше.

Когда мы проходили вдоль рыночной площади моё внимание привлек шум около деревянного настила.

— Вот и «лобное место», — подумала я, и уже вслух спросила у Ятаги, — Что происходит?

Я ничего не видела за толпой, которая окружила место, только, что на возвышении стоит несколько человек.

Лада, пообещав узнать, что там происходит, пошла в толпу, но быстро вернулась:

— Староста пытается рассудить мясника с его женой. Она обвиняет его в измене.

Я улыбнулась, житейские проблемы одинаковы во всех мирах.

Однако то, что потом сказала, Лада, мне совсем не понравилось.

— Она говорит, что он изменил ей с пленной рабыней. Девчонку наверняка высекут.

Девушка проговорила это ровно, будто подобное случается здесь каждый день. Черт, а ведь здесь насилие — обыденное дело.

Наверное, мне не стоило вмешиваться, но и смотреть на несправедливость я тоже не собиралась. Передав корзины девушкам, пошла в толпу, которая расступалась передо мной аки море перед Моисеем.

Сложно сказать каким образом горожане определяли во мне княжескую жену. Вероятно, причина крылась в платке, который покрывал мою голову. Но так или иначе, никто не мешал мне идти к подмосткам. Передо мной развернулась неприятная картина: посередине стоял худощавый седой мужчина средних лет, по надменному взгляду которого я сразу признала в нем местного судью. Рядом стояла пара некрасивая коренастая средних лет, при этом женщина держала мужчину за волосы, принуждая того согнуться до её уровня. Но больше всего меня привлекла фигура девушки-подростка, сидящей на коленях, уткнувшись лбом в деревянный настил. Её взгляд затравленно переводил взгляд от пары к «судье», волосы были растрепаны и, судя по кровяным корочкам, местами вырваны. Лицо от грязи невозможно было разглядеть. От одного только вида её хрупкой фигуры сжималось сердце, а осознание, что она судя по всему ещё и стала жертвой насилия заставляло кровь вскипать от злости. Я сама недавно пережила изнасилование и так и не отправилась морально. Что уж говорить о таком ребёнке…

— Староста! — мой голос раздался над рыночной площадью, — что здесь происходит?

Каждое слово я не столько проговаривала, сколько рявкала как старшина на провинившихся новобранцев.

От моего окрика глаза у «местного судьи» сначала расширились до размеров пятирублевой монеты, а после быстро забегали.

Заикаясь, он проговорил:

— С-с-семейное разбирательство, княгиня. Эта женщина обвиняет м-мужа в измене… — и тотчас ткнул пальцем в «рогоносицу», надеясь перевести мое внимание на неё. Но не на ту напал.

— А эта девочка что тут делает? — прищурив глаза спросила я.

— Так он… с ней… — замялся староста.

— Девочка, — я специально подчёркивала это слово, — скажи, ты соблазнила этого женатого мужчину?

Девчонка безумно уставилась на меня. на краткий миг я испугалась, что она безумна.

— Нет, княгиня, — услышала я тихий ответ, — он затащил меня в сарай, потом в амбар, потом ещё раз и ещё…

Она прикрыла глаза и замолчала.

Я метнула взгляд на насильника. Женщина больше не держала того за волосы и он упал на колени:

— Пощади, княгиня.

Я ничего не знала об уголовном и любом другом праве этого времени. Всё, чем я могла руководствоваться — моя совесть. А она никогда не отличалась особой гуманностью.

— Тридцать плетей ему. Если подобное повториться ещё раз, оскопить.

По площади прокатился легкий гомон голосов, удивленные восклицания и причитания женщин.

На секунду я засомневалась в том, что могу самолично вершить правосудие, поэтому спросила как можно громче:

— Есть ли кто-то не согласный с моим решением?

Толпа замолчала. Как известно, молчание — знак согласия.

— А девчонку я забираю с собой. Лада, Ятага, заберите её с подмостков.

Всё таки хорошие мне попались помощницы: без лишних вопросов, не морщась от брезгливости от взяли её подмышки с двух сторон и увели с «лобного места».

Напоследок я кивнула старосте, сказав:

— Лично отчитаешься об исполнении наказания.

Побледневший мужик закивал как болванчик, а потом согнулся пополам в поклоне. Развернувшись, неспешным шагом я пошла за своими помощницами, молясь, чтобы никто не увидел как сильно у меня дрожат колени.

На этом наш «средневековый шопинг» пришлось закончить. Кинув по монете крутящимся поблизости подросткам, чтобы помогли донести корзины, мы быстрым шагом двинулись в крепость. Однако внутри меня ждала неожиданная встреча. Мне на встречу верхом на коне ехал мой «муж». Показав девушкам знак не ждать меня и заняться девочкой, я кивнула князю в знак приветствия. Поравнявшись со мной, он натянул поводья и спросил:

— Как устроилась, млагиня?

Мысленно усмехнувшись про себя и подумав: «Зашёл бы раньше — сам всё увидел», всё же решила не устраивать публичных сцен, поэтому ровно проговорила:

— Неплохо, князь. Жаловаться не на что.

— Что ж, — чувствовалось, что князю неуютно и спешит со мной попрощаться, — обживайся, жди через седмицу, раньше с охоты не вернемся, — и не дождавшись моего ответа ускакал со своей свитой.

Интересно, как часто на охоте случаются несчастные случаи и насколько велика вероятность стать вдовой? — невесело усмехнулась про себя.

Не буду лукавить, я почти отошла от случившегося изнасилования. По местным законам этот мужчина был моим мужем и, увы, я не могла игнорировать этот факт. В тому же после той злополучной ночи произошло слишком много событий, во время которых я успела увидеть его в разных красках: не только как дикаря-насильника, но и как правителя, на чьих плечах лежала ответственность за людей. Но вот только…. любви я к нему не ощущала вовсе. Даже легкой симпатии и той не было. И меня более чем устраивало обоюдное отсутствие интереса. Я прекрасно понимала, что мне некуда было идти: мне не удалось вернуться домой, а значит, я навсегда могу остаться в этом мире. Мире, в котором женщина является собственностью мужчины наряду с имуществом, собакой и лошадью. По местным меркам мне даже повезло: я находилась на верхних ступенях здешней иерархии, а ведь могла чистить свинарники. Но мне некуда было идти: я сомневалась, что за пределами этого города меня ждет лучшая доля. А значит нужно приложить все усилия, чтобы это место стало моим домом.

* * *

Наверное, порядочная жена должна была стоять как изваяние на месте, со слезами глядя на удаляющуюся спину мужа, но, во-первых, порядочная жена из меня всё равно что из коровы… ну вы поняли, во-вторых, меня ещё ожидала куча дел.

Место нахождение своих домочадцев я определила по визгу Лады. Девушка просила «идиотку отпустить её руку» и «дать спокойно себя отмыть». Слов Ятаги я разобрать не смогла.

Открыв дверь в мыльную, я на секунду ошарашено замерла на пороге. Голая девочка-подросток, чьё мело напоминало месиво стояла в лохани, упираясь руками, при этом укусив Ладу за руку. Ятага в это время пыталась разжать рот бывшей рабыни.

Так, вдох-выдох. Вспоминаем, кто я такая. А значит…