Эликсир сущности (СИ) - Рудин Алекс - Страница 26

— Если ваша милость ждет даму, осмелюсь предложить вам посетить вместе с ней наше летнее кафе, — улыбнулся продавец. — Под нашим тентом всегда прохладно, а еще у нас тридцать сортов превосходного мороженого.

Он чуть наклонился ко мне:

— Есть шампанское на льду, для особых случаев.

— А почему вы решили, что я жду даму? — полюбопытствовал я.

— Этот сквер рядом с театром, — лукаво прищурился продавец напитков. — Сейчас у актеров заканчивается репетиция. Вот я и подумал, что вы дожидаетесь одну из актрис, уж извините за бестактность.

— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Вижу, вы хорошо разбираетесь в людях.

— Такая работа, ваша милость, — улыбнулся продавец.

И направился, поскрипывая тележкой, к соседней скамейке, на которую только что присела молодая парочка.

Я проводил его благодарным взглядом. Продавец только что подал мне хорошую идею.

Если я сам не могу спросить Удашева, где он покупает зелья, то это может сделать знакомый актер. Или актриса.

Я несколько секунд обдумывал эту мысль, маленькими глотками попивая холодную воду. Даже если Муромцева с ее прямотой проговорится Удашеву, ничего страшного не случится. Артист и так знает о том, что я его подозреваю.

Я допил воду, опустил пустую бутылку в урну и послал зов Муромцевой:

— Госпожа Муромцева, это Александр Воронцов. Как там ваша репетиция?

— Мы только что закончили, и я собираюсь домой. А что случилось? Новости о Спиридоне?

— Мне нужна ваша помощь, — сказал я. — Точнее, не мне, а Спиридону Ковшину. Вы согласны помочь?

— Конечно, — без колебаний ответила Муромцева. — Что нужно делать?

— Для начала ответьте — вы знаете, у кого покупает зелья превращения актер Удашев?

— Нет, — озадаченно протянула Муромцева. — Но я могу спросить у него.

— Ни в коем случае, — быстро сказал я.

— Вы, все-таки, подозреваете Алексея Георгиевича⁈

— Да, подозреваю. Поэтому если вы спросите его прямо, он поймет, что это моя идея. И ничего вам не скажет. Вы лучше меня знаете своих коллег. Подумайте, кто из них может знать, где покупает зелья Удашев.

— Хорошо, — ответила Екатерина. — Ой, подождите!

И в этот момент наш мысленный разговор оборвался.

Черт, что еще она там придумала?

Я снова послал Муромцевой зов, но наткнулся на ментальный блок.

Я еще раз послал зов Муромцевой, но снова не получил ответа. Похоже, придется вернуться в театр и разыскать девушку. Не хватало еще, чтобы из-за моей просьбы она ввязалась во что-нибудь опасное.

Я поднялся со скамейки с твердым намерением вызвать полицию и перевернуть театральные закоулки сверху до низу. Но тут Муромцева сама прислала мне зов.

— Александр Васильевич, я иду за ним!

— За Удашевым? — сразу понял я.

— Да!

Несмотря на то, что мы общались мысленно, Муромцева говорила заговорщицким шепотом.

— Он вас не видит?

— Я выпила зелье превращения. И Удашев тоже. Хорошо, что я вовремя заметила, как он выходит из своей гримерной.

Тут я своевременно спохватился, что сам-то стою в двух шагах от служебного входа в театр. И если Удашев выйдет через эту дверь, то я его не узнаю, а вот он меня — несомненно.

— Он идет к служебному выходу? — спросил я Муромцеву.

— Нет, кажется, он собирается выйти через главный вход.

Главный вход в Старый Театр находился с другой стороны здания. Возле него я в прошлый раз задушевно пообщался со швейцаром.

— Я в сквере за зданием театра, — сказал я Муромцевой. — Предупредите меня, если Удашев пойдет сюда.

— Хорошо.

Дверь служебного выхода распахнулась, пропуская целую группу закончивших репетицию артистов. Я отвернулся, чтобы не привлекать к себе внимания. Артисты, весело переговариваясь, направились через сквер к улице Лунных Фонарей. Из обрывков их разговора я понял, что они стремятся в любимый трактир, чтобы утолить жажду, вызванную творческой деятельностью.

— Мы вышли из театра, — сообщила мне Муромцева.

— Если он возьмет извозчика, постарайтесь запомнить номер мобиля, — предупредил я Муромцеву. — Только не подходите слишком близко, чтобы Удашев ничего не заподозрил.

Это был бы самый простой вариант — передать номер мобиля Мише Кожемяко, разыскать извозчика и спросить, куда он отвез своего пассажира.

— Я же не маленькая, Александр Васильевич, — обиделась актриса. — И книжки про шпионов читала.

— Не сомневаюсь в вашей квалификации, — улыбнулся я.

— Алексей Георгиевич повернул налево, — через несколько секунд сказала Муромцева. — Идет в сторону Стеклянного рынка.

Стеклянный рынок был знаменит многочисленными лавками зельеваров и алхимиков. Горожане покупали на нем зелья для всяких домашних нужд, аптекари приобретали ингредиенты для снадобий, повара искали необычные приправы. Полицейские присматривали за продавцами, но и подпольная торговля на «Стекляшке» процветала. Достаточно было знать нужных людей.

— Я пойду за вами, — сказал я Муромцевой. — Как сейчас выглядит Удашев?

— Пожилая женщина в лиловом платье. В руках — корзина. Идет не спеша.

— А как узнать вас?

— Увидите мальчишку-разносчика — это я. Мы идем по правой стороне Гончарной улицы.

— Понял.

Я обошел здание театра, повернул на Гончарную улицу и предусмотрительно перешел на левую сторону. Здесь на тротуар очень кстати падала тень от домов. Прохожих было немного, только редкие горожане неторопливо шли по своим делам.

В двух кварталах впереди я заметил две фигуры.

Женщина в лиловом платье величаво плыла вдоль улицы, иногда останавливаясь перед витринами магазинов. На сгибе руки у нее покачивалась корзинка. Точь-в-точь мать семейства, которая сама вышла на рынок за продуктами для семейного обеда, не доверив такое важное дело прислуге.

Отставая от женщины на пару десятков шагов, плелся скучающий мальчишка-разносчик в клетчатой рубашке и кепке с длинным козырьком. С одной стороны рубашка выбилась из-за пояса брюк, придавая мальчишке неряшливый вид. На моих глазах мальчишка остановился, подобрал с обочины камень и стал подкрадываться к рыжему коту, который грелся, растянувшись на невысоком кирпичном заборе. Забор отгораживал от улицы узкий палисадник вдоль жилого дома.

Подкравшись, мальчишка запустил камнем в сторону кота — причем, я был уверен, что он промазал специально. Камень ударился о кирпич, кот подпрыгнул и, громко мяукнув, свалился с забора.

В жилом доме хлопнуло окно.

— Вот я тебе уши надеру! — закричал визгливый женский голос.

Мальчишка показал в сторону окна неприличный жест и шмыгнул вдоль палисадника вслед за женщиной в лиловом.

— Здорово вы маскируетесь, — мысленно сказал я Муромцевой, едва удерживаясь от смеха.

— У меня двое старших братьев, — отозвалась актриса. — Кроме того, я играла хулигана в одной современной пьесе.

— А Удашев тоже в ней играл? — нахмурился я. — Он вас не узнает в этом гриме?

— Нет, эту пьесу мы ставили для уличного театра. Алексей Георгиевич в таких не играет, это ниже его достоинства.

Так, шагая друг за другом, мы свернули в переулок Зельеваров. Нетрудно догадаться, что раньше здесь и находились небольшие лаборатории, в которых варили самые разнообразные зелья. Промышляли этим как почтенные зельевары, так и многочисленные мошенники.

Именно благодаря этому, в конце переулка возник сам собой стихийный рынок, который впоследствии назвали Стеклянным.

Лаборатории зельеваров давно перекочевали на окраины столицы — там и арендная плата пониже, и любопытных или недовольных соседей поменьше.

А рынок остался и процветал. Только теперь товар на него не приносили в лотках, а привозили на крошечных грузовичках.

Стеклянный рынок находился на маленькой площади, зажатой между доходными домами. Первые этажи домов были заняты большими магазинами, которыми владели солидные фирмы с репутацией.

Сама площадь была заставлена переносными прилавками, с которых торговали зельевары попроще. Здесь цены были ниже, но и риск нарваться на товар сомнительного качества возрастал.