Побег из волчьей пасти (СИ) - "Greko" - Страница 17

— Не все так просто, уважаемый хакким. Генерал на белом коне — на таком он ездит — у вождей в почёте.

— Как может такой жестокосердный тип вызывать уважение?

— Достойный противник не может не вызывать уважения у людей войны. Его ранили в битве у аула. Наши старейшины поехали к нему в лагерь поблагодарить за славный бой и осведомиться о его здоровье.

— Они сумасшедшие! — повернулся ко мне Спенсер, сделав знак Натану не переводить его слова.

— Старейшины предупредили его, чтобы он ждал ответного набега.

— И что же он ответил?

— Сказал, чтобы подождали, пока нога заживет! Чтобы лично сразиться!

— Черт побери! Просто сказание о рыцарях Круглого стола!

Бейзруко не понял, но суть слова «рыцари» уловил и согласно кивнул.

— Говорят, он аул разорил, чтобы серебром Берзегов завладеть, — продолжил свои хитрые расспросы Спенсер. — А отару на переправе утопил. Или доложил, что утопил, а часть припрятал. Как-то это не по-рыцарски? Мог он так сделать?

— Засс себе на уме, но что с боя взято — то свято! Нет урона чести! Потому дядя с ним ладит. Через два дня поедет к нему со своим узденем в Екатеринодар на встречу. Там объяснятся. Немного неловко вышло, что мы русских постреляли на своей земле.

Бейзруко хмыкнул так, что сразу стало ясно: ему нисколько не стыдно.

Он попросил нас принять от него в дар новые черкески взамен убитых в хлам старых. Не белые, а темно-серые, с роскошными газырями, расшитыми руками его незамужних сестер. Вместо деревянных пеналов нас ждали металлические, с серебряными крышечками, которые крепились тонкими цепочками к специальному значку. Дорогая и статусная вещь — видно с первого взгляда. Княжеский дар!

… Утром мы выехали из аула. Люди князя-кунака ждали нас на реке Абин, напротив Екатеринодара около места ее впадения в Кубань. Туда вела единственная дорога по черкесскому берегу этой великой водной артерии, пока еще разделявшей два противостоящих мира. Настоящий фронтир!

То, что это так, было ясно, стоило взглянуть на правый берег. На каждом высоком холме стоял караул с пушкой. Смотровые вышки не пустовали, казаки несли дозорную службу, не филоня. Вдоль берега разъезжали конные патрули. По-иному нельзя. Партии абреков могли скрываться в камышах и поджидать момента, чтобы переправиться для набега на станицу. А там дети и женщины! Свои семьи!

В камышах водились не только абреки. Дикой водоплавающей птицы там было немерено. И кабанов…

Нас сопровождал Молчун. Спенсер с удовольствием его расспрашивал об особенностях местной охоты и повадках зверя. Джанхот отвечал нехотя, хотя было видно, что к охоте он относился с огромным энтузиазмом.

Заночевать решили не в армянском ауле, как раньше планировали, а разбить лагерь чуть в стороне от дороги. Спенсер все-таки уговорил Молчуна отправиться на кабана. По словам черкеса, мы за пару часов до остановки проехали отличное место, где была кабанья тропа к водопою.

— Джанхот говорит, — перевел Натан, — что у воды, в плавнях, кабана сложно взять. Если он услышит людей, затаится. Влезет в воду так, что из воды один пятачок будет торчать. Поэтому его на подходе нужно бить.

— Вот и славно! Мы утром вдвоем поедем, а вы с Костой лагерь будете сторожить. Нет возражений, кунак?

Я согласился. Ехать на охоту желания не было. Мне хватило кровавого зрелища в сражении под горой.

Спенсер, наоборот, был полон энергии и не мог дождаться утра. Проверил свой штуцер, патроны, капсюли и нужную амуницию. Молчун смотрел на его сборы с усмешкой.

— Эдмонд, зачем тебе турецкий кофейник на охоте и кожаная подстилка? — удивился я не на шутку и чуть не рассмеялся. Сразу вспомнилось, как английские офицеры притащили с собой в окопы под Верден резиновые ванны.

— Выйдем до завтрака. Разобьем лагерь недалеко от места охоты. Подкрепимся кофе. А там — за дело!

Ну, хозяин — барин. Охота ему возиться в утреннем сыром лесу с костром — пусть возится. По-моему, не будь Джанхот таким молчуном, он бы сейчас ржал. Впрочем, что я знал об охоте? Тем более, об охоте на кабана? Может, она до вечера продлится?

Как в воду глядел. Ждать горе-охотников пришлось почти до заката. И их возвращение радостным назвать было нельзя. Спенсер привез Джанхота, еле державшегося на лошади. Эдмонду приходилось ехать все время рядом, не давая натухайцу соскользнуть на землю.

— Что случилось⁈ Он ранен? Казачья пуля? На вас напали? Или кабан клыками пропорол? — я засыпал Спенсера вопросами.

Спенсер долго не отвечал, лишь пил воду из бурдюка. Наконец, «его величество» смилостивилось и ответило:

— Не ранен и не пропорот. Заболел!

— Как заболел? — изумился я. — На охоте? Вот так взял — и заболел?

— Вот так взял — и заболел! — огрызнулся Спенсер. — Мы сидели у костра, пили кофе. Вдруг он повалился на бок и захрипел. Что мне было делать? Еле затащил его на лошадь и привез к вам.

— Что будем делать?

— Откуда я знаю? — Спенсер утратил свое обычное хладнокровие.

— Натан?

— Не могу ничего сказать. Рабов не берут на охоту…

— Давай оставим его в лагере с Натаном, а сами поедем на условленную встречу. Оттуда вышлем подмогу.

— Нет! Нет! Господин! Только не оставляйте меня одного в этом страшном месте! Если Молчун умрет, мне отрежут голову!

— И правда, плохая идея. Умрет голландец со страху, и получим два трупа, — признал я очевидное. — Есть тут аулы поблизости?

— Есть! Как не быть? Армяне живут. Мирные. Черкеса обязательно примут.

— Что скажешь, Эдмонд?

— Мне все варианты не нравятся.

— Можем остаться в лагере и подождать кого-нибудь. Кажется, по этой дороге темиргоевский князь собирался проехать…

— Этот вариант мне нравится еще меньше! Мне хватило угроз Джамбулата! Решено! Быстро сворачиваем лагерь и едем к армянам.

Суетливость Спенсера мне была непонятна. А внезапная болезнь Джанхота порождала вопросы. Но искать сейчас ответы — не лучшее время.

Хотя одно объяснение сразу пришло на ум. За прошедшую неделю мы как-то влились в черкесское общество, стали почти как свои. И сейчас, когда мы остались, по сути, одни, лишившись Молчуна, нас словно отбросило в день прибытия. Неприятное ощущение.

Я принялся собирать наши вещи.

[1] В ответ на разорение аула Берзегов 9 сентября 1836 г. в конце того же месяца был совершен большой набег силами полутора тысяч черкесов на Кисловодск. Отряд состоял из абадзехов и убыхов о двуконь, то есть с заводными лошадьми.

[2] Отряд телохранителей короля Иордании был сформирован из черкесов, выдворенных за пределы Северного Кавказа царским правительством в 1860-х гг. Существует и по сей день.

Аул армян, как Натан и говорил, оказался поблизости. Уже минут через сорок мы добрались до его окраины. Всю дорогу я ни на что не обращал внимания. За Молчуном и его состоянием следил Натан. Спенсер, как и я, был погружен в свои мысли. За все время мы не проронили ни слова.

Голова моя напоминала сейчас улей. Мысли-пчелы роились, жужжали. Хаос в улье был образцовым. Пчелу, нашептывающую мне про странность болезни Молчуна, сменяла другая, выполнявшая роль киномеханика с аппаратом. Она показывала ужастик: мелькали кадры боя, обрубки тел, кровь, бьющая фонтаном. Затем выскочила пчела ехидная, с мерзкой улыбкой доложившая о моих мрачных перспективах. Раскурив сигару, она прожужжала мне, что нас не пощадят. Выпустив колечко дыма, обратилась к киномеханику:

— Покажи ему!

Кинопроектор показал меня, стоявшего на коленях в окружении черкесов. Сабля одного из них была занесена над моей головой. Сабля начала рассекать воздух. За мгновение до того, как она должна была коснуться моей шеи, появилась пчела-психотерапевт.

— Пошли вон! — грозно прикрикнула она на ехидну и киномеханика, пинками разбросав их по сторонам. Потом начала меня успокаивать. — Не слушай ты их! Все наладится и разрулится! Молчун выживет. Тебе ничего не угрожает. Смотри на меня. Я досчитаю до десяти, и ты восстановишь дыхание, перестанешь нервничать и думать о дурном. Раз, два…