Артефактор Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 44

Довелось и мне на вопросы отвечать.

— Барин, а что будет, если я оброк не смогу выплатить? — обратился ко мне один из крестьян.

— Не выплатишь из семидесяти рублей тридцать, значит на следующий год тебе тридцать шесть рублей за недоплату начислят, и считай, что этот год ты потерял, если про выкуп говорим. Ну, а если три года в должниках пробудешь, то землю у тебя заберут и заново на аукцион выставят. А тебе тогда один путь — в батраки.

— Барин, так что, теперь и барщины никакой не будет? — задал мне ещё один Фома Неверующий вопрос, который заставил меня усмехнуться.

— Как это не будет! — постарался я начать как можно более грозно, — Обязательно будет! Если ты раз в месяц подводу галечника или песка не привезёшь, чтобы лужи перед своим домом засыпать, то я тебя сам лично на полтинник оштрафую. Вот тебе и вся барщина на этом. Доволен?

— Лужи перед домом… — глупо улыбнулся мужик, — Так мы это завсегда! Завтра же исправлю!

— Смотри мне. Лично за тобой пригляжу! — погрозил я ему пальцем под лёгкие смешки толпы, — И за изгородь с тебя спрошу, если на неё стыдно смотреть будет. Остальных, кстати, это тоже касается. Вовсе не исключено, что следующим летом нас Её Величество Императрица Российская изволит посетить, — покачал я головой под тихий гул шепотков, — Так что с теми, кто меня неряшливым видом домов или дорог подведёт и опозорит, у меня отдельный разговор состоится, и сразу говорю, он вам не понравится. Оттого и барщина моя для вас в том будет состоять, чтобы вы за своими домами, изгородями и дорогами сами следили, не дожидаясь, пока вас в них носом ткнут. Или зазорно кому самому мусор и какашки козьи перед воротами убрать? Так на это другое решение есть — платите деньги уборщику, раз самим невмочь выйти на десять минут с метлой и лопатой. Без обид, народ, но за чистоту и порядок спрос с вас будет. И мне бы не хотелось, чтобы это было из-под палки. Гораздо проще и лучше будет, если мы с вами вместе поймём, что жизнь-то налаживается. Оттого и дети наши должны начать жить лучше и красивей.

Мда-а… Вроде красиво говорил, а толку бестолку. Покивали мне пейзане после окончания аукциона, да и пошли обсуждать, кому какой покос теперь принадлежит, и где же его граница проходит.

Очень на то похоже, что завтра — послезавтра они про мою речь забудут, уйдя в споры и сравнивая, кому и что досталось. Но я же не ленивый, напомню. И лишь на первый раз мягко. А потом, с тихой грустью, определю им в смотрящие кого-то из служивых. Списки уже составлены. Траву в зелёный цвет красить будет не обязательно, но лёгкие физические замечания в грудину от него незамеченными не останутся, это точно.

Я полагал, что с открытием деревообрабатывающих цехов смогу наконец-то перевести дух и на время забыть о Колодцах и перлах. Но не тут-то было! Аурум улетает, как дым в печную трубу, поскольку практически для каждого производства требуются ресурсы.

Для одного только фанерного цеха требуется колоссальное количество клея. А где его взять? Правильно, синтезировать из воды с помощью артефактов. Вот и приходится моим людям сидеть на озёрах и болотах, да химозу всякую добывать.

Мы, конечно, попробовали использовать фурфурол для производства влагостойкой фанеры, но пришли к выводу, что проще фенолформальдегидной смолы ничего нет. Кстати, оказалось, что серную кислоту, которую я купил в столице, можно спокойно синтезировать из озёрной воды.

Естественно, мы выпускаем не только бакелитовую фанеру. Например, в мебельный цех Степана идёт более простая фанера, но кто бы знал, сколько химии требуется для производства мебели! Казалось бы, ребята делают всего по две кровати в день, но клея, лака и растворителя у них уходит немало. Утешает только то, что мебель у Степана получается на зависть и соседями она разбирается, как горячие пирожки.

Да и в целом Стёпкой Еремеевым я доволен. Мало того, что парень быстро осваивает возможности перлов, так ещё и добровольно вызвался в свободное от основной работы время сделать мне самолёт. Набрал себе помощников и колдует с моим будущим летательным аппаратом, для создания которого построили большой сарай рядом с озером Велье. Если учесть скорость, с которой Степан со своей бригадой собрал корпус лодки, то можно с уверенностью сказать, что в первых числах следующего года я сделаю первый вылет.

Пока парни строят самолёт, я гоняю в голове мысль, как бы сделать подобие приборной доски, и всё больше убеждаюсь, что компас, высотомер и авиагоризонт придётся проецировать перед собой. Нет пока ещё в этом мире нужных мне приборов, а значит, придётся воспользоваться перлами.

Опять же полотняные крылья планера нужно покрыть нитроцеллюлозным аэролаком, а это дополнительный расход аурума.

Все переживают, сможет ли барин управлять новым и неизвестным видом транспорта. Одно дело — воздушный шар-монгольфьер, первый показательный полёт которого в России был одобрен самим Александром I и состоялся летом восемьсот третьего года в присутствии всех членов Императорской семьи. И совсем другое — полёт на аппарате тяжелее воздуха.

И ведь никому не объяснишь, что в прошлой жизни у меня был сертификат пилота-любителя и общий налёт более шестидесяти часов, из которых двадцать часов без инструктора. Да и мотодельтаплан для меня знакомый аппарат, потому что в своё время довелось и на нём полетать.

А сколько перлов я для кузницы сделал! Подмастерьям — воздушные перлы, чтобы в горны мехами воздух не качать. Самим кузнецам — артефакты, снижающие температуру плавления металла. И это я не считаю, что каждому работнику кузницы сделал перлы на выносливость.

Одна только лесопилка не требует артефактов. Сама лес пилит, сама опилками и дровами свой паровой котёл топит, да ещё и весь парк паровых машин топливом снабжает.

До недавнего времени не требовались артефакты и для текстильной мануфактуры, которую запустил пару недель тому назад. Хотя, как запустили, больше возились со своим льном, да пытались что-то достойное выработать. Пока со своим сырьём не появился купец первой гильдии из села Горушка Фёдор Савельевич Бурунов, пожелавший наткать изрядное количество ткани.

— Александр Сергеевич, у нас у самих лён не лучшего качества, но на этот и вовсе без слёз не взглянешь, — указал мне агроном на сырьё, из которого купец хотел сделать полотно. — Посмотрите на волокно. Оно же чёрное, как зола и пересушено. Мало того, что лён отмачивали непонятно где, так ещё и сушили, как попало. Нашим бабам, конечно, всё равно из чего ткать, что-нибудь да получится, но ведь купец скажет, что это непотребство на нашей мануфактуре делано.

Болотников, конечно, прав, но только на половину, потому что местный лён ничуть не лучше того, что привёз купец. Всё дело в том, что за редким исключением готовят лён в Российской империи везде одинаково.

Из краткой лекции Модеста Ипполитовича я понял, что лён в России прежде, чем попадает на ткацкую мануфактуру, подвергается самой настоящей экзекуции.

Вначале собранные с поля стебли крестьяне замачивают на несколько дней в воде, какая есть под рукой (от луж с болотами до озёр с речками). Затем раскладывают растения на лугах, где оно несколько недель вылёживается. Такой лён называют моченец.

Там, где природа обделила водой, выдернутый из земли лён сначала развешивают для провяливания, а затем расстилают на низких влажных лугах, где он изо дня в день смачивается росой. Соответственно и называется этот лён стланец или сланец.

После этих операций следует сушка. В овин набивают столько льна, сколько влезет, с утра начинают топить печь, коптить и сушить сырьё до полуночи. При этом крестьяне полагают, что чем суше лён, тем легче волокно отделяется от кострика. В результате от дыма лён чернеет и приобретает запах, который за границей известен под названием «русский дух».

Все эти трудоёмкие операции проводятся только из-за того, что крестьяне растят лён до момента созревания семян, которые идут в пищу и на масло. Вследствие этого вырастают толстые стебли, от которых сложно отделить требуемое волокно, которое в результате годится только на самую дешёвую ткань.