Было записано (СИ) - "Greko" - Страница 13

— Ты не волнуешься? — я удивился спокойствию своей царицы.

— А чего мне волноваться? — хмыкнула Тамара.

— Ну, мало ли…

— Не думаю, что приехали скандалить, — рассуждала жена. — Но и не верю, что покаяться, что исправились совсем.

— Почему нет?

— Знаю их. Не смирятся с тем позором, как они считают. Но мне сейчас худой мир важнее. Мне Манана нужна! — заявил великий полководец в юбке.

Я бросил взгляд на Бахадура. Опять еле сдержал распиравший меня смех.

«Что, алжирец? Идешь себе довольный, синими глазками посверкиваешь, а не знаешь того, что участь твоя решена! Что скоро поведешь под венец законную жену! Что скоро придет конец твоим кобелиным походам! Хана котенку! Уж я-то в этом уверен! Если Тамара что замыслила, значит, так и будет! Не отвертишься!»

…Как и предположила женушка встреча скорее напомнила дипломатический раут, а не долгожданное воссоединение семьи. Бурной радости ни мы, ни они не выразили. Не обнимались, не целовались. Боцман выдал нам ключи от пока пустовавшего номера, бывшего сначала нашим, а потом — Микри и Миши. Там и уселись. И ладно мы с Тамарой. Бахадур, сидя чуть позади, сверлил их таким взглядом, что, даже если у них и были намерения облобызать нас, то тут же и пропали.

Моя грузинка тут же все вывалила. Сказала, что благодарна за то, что они приехали. Но добавила тут же, что понимает, что ни Ваня, ни Малхаз не могут до конца отдаться чувству всепрощения и всепонимания. Мы от них этого и не требуем. Нам достаточно, чтобы в семье был мир. А уж то, что он пока худой — не страшно. Мы надеемся, заключила Тамара, что со временем все обиды забудутся и наше воссоединение станет всеобъемлющим.

Братья после речи женушки вздохнули. Было понятно, что они не в своей тарелке. Тамара верно уловила суть: они не были готовы вот так сразу раскрыть объятия. И их мучила необходимость демонстрировать любовь и счастье. Сфальшивили бы неизбежно. А так Тома дала им возможность не поступиться своим мужским достоинством. Вздохнув, они поблагодарили Тамару за понимание. И также выразили надежду, что со временем все уляжется.

— Хорошо! — Тамара улыбнулась. — Эта комната ваша. Если хотите поесть, вам принесут еду.

— Нет, нет! — сказал Ваня. — Устали с дороги.

— Может у вас есть какие-нибудь просьбы, желания? — спросил я, вспомнив о своей роли мужчины-хозяина.

Ваня и Малхаз переглянулись. Ваня прежде кашлянул.

— Мы хотели узнать, возможно ли нам вернуться в Тифлис? Вы же наверняка знаете, к кому нужно обратиться, чтобы…

— Не волнуйтесь, — я поднял руку, прерывая Ваню — Я все узнаю и со всеми нужными людьми поговорю. Завтра же сделаю. Потом сообщу вам. Только мне нужны ваши паспорта.

— Спасибо! — Ваня кивнул, передавая паспорта. — Но это, наверное, нельзя так просто сделать?

И опять я про себя рассмеялся. Только думал про блат, а тут еще подкинули для размышлений обычную историю наших краев о необходимости сунуть взятку, отблагодарить.

— Наверное, нужны деньги? — продолжал лепетать Ваня. — Мы можем барана привезти…

Я его успокоил. Сказал, что ничего не понадобится. В крайнем случае, барана мы и здесь сможем «разыскать», и не стоит его возить из таких далей! Ваня обрадовался.

— Мы не хотели сейчас надолго здесь задерживаться. Может, и у вас есть просьбы? — решил спросить, дабы не оставаться в долгу.

— Да! — тут же вступила Тамара, воспользовавшись случаем.

— Я слушаю, сестра!

— В независимости от завтрашних новостей, которые принесет мой муж, я бы очень просила вас прислать мне Манану. Я очень по ней скучаю. Прямо, как без рук.

— Договорились! — кивнул Ваня.

— Тогда — спокойной ночи! — улыбнулась жена, вставая.

Встреча «на высшем уровне» закончилась.

С утра Тома, как обычно, пинками, вытолкала меня из теплой постельки и из-под своего бочка, чтобы я начал свой забег по инстанциям с тем, чтобы узнать про перспективы братьев на возвращение в столицу. Помчался!

В жандармском управлении на мой вопрос о возможности возвращения братьев сначала удивились, потом хохотнули.

— Да о них уже и думать забыли. Могли и сами прийти, — сказал высокий начальник, ставя необходимое разрешение в паспорта братьев. — Тоже мне — карбонарии! — все-таки не удержался при этом.

Получив заветную отметку, Ваня и Малхаз тут же отбыли. Сказали, что закруглят все дела в Вани, на что им может потребоваться месяц-два, и вернутся.

— Ладно! Достаточно про братьев! — Тамара улыбнулась. — Давай, думать, как твой день рождения будем справлять!

— Давай, как вчера! — попросил я. — Тихо, по-семейному. Лучше ничего не может быть!

— Да, согласна! Так и сделаем!

… С нами не были согласны Илико Орбелиани и братья Гуриели. В тот же день они с шумом завалились в дом и сообщили Тамаре, что забирают меня с собой в имение Александра. Что там в тесном мужском кругу справят мой день рождения. Возражения слушать не стали. Тамара смирилась, а может и сама все подстроила. Подумала (решила), что, в общем, мне будет полезно глубже корнями входить в местную жизнь. Корни при этом хорошо пускать как и вглубь, так и в ширину, охватывая все больше и больше территории.

— Поезжай, отдохни с грузинами-князьями. Не последние люди, по правде говоря, в наших пенатах. Вернешься, отметим с домочадцами, как ты и хотел.

В имение Гуриели прибыли накануне моей днюхи в сумерки.

Дом Сандро, как это было принято у многих князей, находился внутри крепости, составлявшей квадрат с башнями по всем углам. Воспоминание про прошлую неспокойную жизнь с постоянными набегами горцев, персов и турок. В таких случаях вся деревня со всем имуществом скрывалась внутри. Сейчас жизнь стала спокойнее. И как раз с этого времени многие из дворян перестали уж так по средневековому защищать себя. Начали строить классические дома, близкие к европейской архитектуре, хотя и не избавились от налета персианства в интерьере. Крепости стремительно выходили из моды.

Внутри находилась еще небольшая каменная церковь. Прямо к ней был пристроен дом князя. Внутри дом уже испытал перемены и веяния новых времен. Несколько комнат сменили свой прежний, немного мрачный крепостной образ на смесь грузинско-европейского стиля: легкий и радующий глаз. Очень удачно в этот стиль вписывалась большая длинная деревянная галерея, опоясывающая почти весь дом и ставшая в будущем неизменным атрибутом грузинского шале. Такой же привычной мне была кухня внизу и все остальные подсобные помещения.

Дом уже гудел. Приличное количество людей суетилось, готовясь к завтрашнему торжеству. Их гомон не могли перекрыть ни блеяние баранов, ни кудахтанье кур. Живности было столько, что, казалось, либо готовится многодневный марафон обжорства, либо в гости собирается половина Грузии.

И, несмотря на усталость, Сандро Гуриели не позволил нам удалиться и завалиться спать. Предложил «всего лишь по стакану вина и чуть закусить» с дороги, а уж потом на боковую. Ни я, ни Орбелиани иллюзий не питали. Мы знали, что в устах грузина означает «всего лишь», когда речь идет о застолье. Так и вышло.

Стол накрыли прямо на полу большого зала на длинном куске ситца. Гости расселись в ряд по старшинству на низком диване и — понеслась пирушка. Тосты, хохот, грохот разбитой посуды, которую швыряли в порыве страсти на пол, объятия с поцелуями, хоровое пение, подчас не мелодичное, а просто ор, или распев уныло-сладострастных персидских мелодий под аккомпанемент балалайки-тари. Периодически Александр брал в руки бубен и начинал выбивать ритм лезгинки. Гости, кто помоложе, вскакивали и начинали ловко танцевать на «скатерти». Выделывали ловкие коленца между чаш с вином и блюдами с яствами, да так ловко, что посуда оставалась целой.

Кутеж продолжался до глубокой ночи. Только в четыре утра кто смог, поднялся сам из-за стола, а кто, вроде меня, был любезно доставлен в комнату ленивыми до безобразия слугами.

Слава Богу, хозяин дал нам возможность выспаться всласть. Еще накануне предупредил, что не будем праздновать с самого утра. Всех гостей ждал к двум часам дня. Так что успел немного прийти в себя.