Сделай сам 1 (СИ) - Буланов Константин Николаевич - Страница 19

— И данный автомобиль способен ехать вчетверо быстрее? — мне показалось, что брови монарха задрались ещё чуть выше, чем до этого. Хотя, казалось, куда уж выше.

— Теоретически способен, — это уже я степенно кивнул, завязывая обратно на себя нить разговора. Отцу отвлекаться от дороги не стоит. А то действительно устроим очередное ДТП и не видать нам тогда отечественной автомобильной империи, как своих ушей. — На практике же, мало где возможно разогнаться до столь больших значений. Разве что где-нибудь в районе соляных пустынь, где нет никаких препятствий на пути, а сам грунт очень прочен. В условиях же этой дороги, — бросил я взгляд на отремонтированную и вылизанную к началу выставки улицу, — верст сорок в час можно ехать безбоязненно. Главное, чтобы под колёса нам никто не кинулся. А то лошадки, как и люди, покуда непривычные к такому зрелищу, — нежно погладил я рукой по полированной древесине дорогих сортов, из которой состояла часть внутренней отделки салона.

— Не стоит ускоряться, — поразмыслив с полминуты, всё же выдал государь. — Не будем нервировать народ ещё больше. Причём в этом случае он, сто пудово, имел в виду тот самый народ, что едва поспешал вслед за нами на лошадиной тяге, а никак не уличных зевак.

— Ну вот. Опять ни покрасоваться, ни похвастаться, — показательно тяжко вздохнул я, за что тут же получил предупредительный окрик спереди.

— Ты, малёк, там не балуй! — это оглушил всех своим гласом Кази. — Будет тебе ещё время похвастаться. Государь планирует осмотреть всю выставку. И мимо ваших новинок тоже не пройдёт.

— Вот так всегда. Чуть что не так и недооцененным молодым гениям затыкают рот, — ещё более показательно и ещё более тяжело вздохнув, развел я руками и даже что-то скорчил своей моськой. Вот хорошо в такие моменты быть мелким сопляком! Никто по-настоящему не обидится за столь панибратское отношение с моей стороны. Наоборот, лишь умилятся. Чем и пользуюсь! Хе-хе! — И, главное, кто! Кто! Тот самый господин, что впихивает башни броненосцев в деревянные галеры времен Петра!

— Александр Евгеньевич, вы, несомненно, будете наказаны по возвращению домой, — а это уже не стерпел моих слов папа́. — А пока извольте только слушать старших. — Это мне так очень вежливо предложили заткнуться и более не отсвечивать.

— Но ведь я прав, отец! — чуть повернувшись к переднему ряду сидений, выдал я, едва не заламывая пальцы рук от чувства вселенской несправедливости. — Я прав! — а это уже мой взгляд, ищущий спасения, в наглую метнулся на самого монарха. Так сказать, обратился к высшей инстанции, ища справедливости. — Ведь что сейчас для флота строят? Что строят? Это же вчерашний день! А совсем скоро вовсе будет прошлый век! Как те автомобили господина Бенца, которые кроме как колясками с моторчиком и не назовёшь!

— О-о-о! А вы, Александр Евгеньевич, имеете своё мнение по поводу нужд нашего флота? — проявил определенную заинтересованность государь.

Тема Российского Императорского Флота для Николая II была не столько близкая, сколько болезненная. Ведь именно используя её, как тот трамплин, он в первый год своего правления пожелал приструнить кое-кого из своих зарвавшихся старших родственников со всеми их высокопоставленными прихлебателями, но потерпел страшнейшее фиаско. Пришлось ему отступать, поджав хвост, и даже отдать на растерзание лучшего друга детства — великого князя Михаила Александровича, чья военно-морская карьера по его разумению должна была пойти совсем иным путём, нежели оно случилось ныне. Щенкам тогда звонко дали по мордасам и наглядно показали, что они пока ещё щенки. Но обида-то осталась! А обида императора — это обида императора!

— Я, ваше величество, спроектировал четыре пятых вот этого всего, — окинул я руками салон лимузина. — Конечно, я имею своё мнение.

— Ребёнок? Спроектировал? — вновь подала свой безжизненный голос императрица, на сей раз хотя бы лицом показав, что интерес внутри неё всё же пробудился.

— Александр Евгеньевич вообще уникум, — пришёл мне на выручку её супруг, при этом опять явно подтрунивая надо мной, называя по имени-отчеству. — Это именно о нём я тебе рассказывал с год назад, когда описывал пассаж[1], случившийся при нашей первой поездке на самобеглой коляске с Димой. — Он тогда обозвал изделие самого именитого немецкого автомобилестроителя жутким анахронизмом и пообещал мне показать, каким обязан быть автомобиль на самом деле. И, как я вижу, слово он своё сдержал, — погладив руками по полированным панелям из ценных пород дерева и коже своего кресла, не стал сдерживать улыбку император. То, что он видел и ощущал, ему явно нравилось. Недаром он считался в будущем большим ценителем автомобилей.

Считался в будущем! Звучит-то как неправильно! Ладно бы в прошлом! Но вот в будущем! И, тем не менее — считался.

— Я ещё и крестиком вышивать умею! — Нет, это я вслух не сказал. Лишь подумал. Сдержался. Да и не понял бы никто. Трудно жить в таком, не понимающем тебя, обществе!

Вместо слов я стал показывать товар лицом и всеми прочими интересными частями его тела.

Молча приподнявшись с сиденья, я дотянулся до подвешенного над головой плафона и щёлкнул переключателем, заставив зажечься упрятанную внутрь лампочку накаливания. И нет, это, увы, была не внутренняя проводка. Работала она от батареек встроенных в неё же. В общем, вышел тот же ручной фонарик, только внешний вид другой. Правда, лампочка — французская, а батарейка — американская, отчего мой отец рвал и метал. Есть у него определенный бзик на почве безудержного патриотизма — всё делать на своём заводе лишь из отечественных материалов, не смотря на цену. Мы с ним даже не единожды разругивались вдрызг по этому поводу. Но дело всё же делали. Да.

С проводкой же у нас пока всё сложно. Даже фары и те на батарейках. Маломощные. Слишком уж всё надо было делать быстро, чтобы к выставке успеть. Вот и облегчали себе работу, как могли. Потому в машине и топливо идёт самотёком, как в дешёвейших машинах Форда, и система охлаждения термосифонная — то есть без насоса. Опять же, как у древних фордов было. Короче, упрощали конструкцию и облегчали себе труд, как только было можно. Иначе провалились бы со сроками. Но всё равно, для 1896 года — сделали конфетку натуральную.

Следом за «дарением людям света» принялся крутить рукояткой, опуская стекло двери вниз, дабы внутрь начал проникать свежий воздух. А то так-то лето на дворе. Ездить в закрытом и нагревающемся на солнце автомобиле не самое приятное из удовольствий. Особенно ежели за прежние годы привык к полностью открытым экипажам и обдувающим лицо ветеркам.

Ну, радио, понятно, не было. Как и сдвигаемого люка на крыше. Зато ткнул пальцем в сторону двух оббитых блестючими латунными решетками воздуховодов и пояснил, что это зимняя система обогрева пассажиров. Доставляет тепло от двигателя к ногам владельцев автомобиля. Всё же это у нас лимузин. И такие машины априори водят не сами хозяева. Хозяева лишь наслаждаются ненапряжной поездкой из точки А в точку Б. И никак иначе! А потому комфорт — на первом месте!

При этом я опять же не молчал. Ведь был задан вопрос по флоту. И потому параллельно с работой руками, работал ещё и языком. И нет! К вылизыванию царственных ботинок это не имело никакого отношения! Даже в переносном смысле!

— Наш уважаемый Михаил Ильич, — обозначил я поклон в сторону шумно сопевшего на переднем сиденье Кази, — в нашу первую с ним встречу обронил такую фразу, что при нём был построен наш самый лучший броненосный крейсер — «Рюрик». Вот с тех пор мы с ним и не можем сойтись во мнениях по кораблям. Я ему твержу, рисую и доказываю на пальцах, что наступает эра кораблей с множественными орудиями главного калибра, размещенных, как минимум, в четырех башнях, а он мне в ответ твердит что-то про заветы отцов превозмогать противника своим бесстрашием и страшные таранные удары. В общем, про галерный флот Петра.

— Не было такого, малёк! Наговариваешь! — аж практически полностью развернулся на своём месте, явно пожелавший добраться до меня своими ручищами этот громкий человек.