Мечников. Открытие века (СИ) - Алмазов Игорь - Страница 10

— А что тебя смущает? Ты сам-то — лекарь. Как ты выразился — академик! Не нашёл способ скинуть вес?

— Я пробовал сжигать жир, — признался он. — Но после этого становится очень плохо. Голова перестаёт соображать. Похлеще, чем после моего вчерашнего посещения дяди Олега!

Догадываюсь, с чем это связано. Видимо, Ярослав сжигал слишком много жиров за раз. И это провоцировало развитие кетоацидоза. Когда организм начинает питаться жирами, в крови повышается уровень кетоновых кислот. В малом количестве человек может этого и не заметить. Может испытать слабость и головокружение — не более. А уж если с помощью лекарской магии сжечь сразу килограмма три-четыре… Мне даже представить сложно, что в таком случае произойдёт. Может и мозг пострадать из-за кетоновой интоксикации.

Я оставил брата отдыхать на диване, а сам перетаскал все растения в подвал.

— Пс! Мечников! Пс-с-с! — услышал я шёпот Доброхота, который выполз из стены подвала. — Как ты и просил — братца твоего сюда не пустил. Хоть он и рвался.

— Что, правда рвался? — удивился я.

— А как же! Этот боров чуть стену не проломил, которую я выстроил. Благо, быстро успокоился, — усмехнулся домовой.

— Ты — молодчина, Доброхот. Я всё больше начинаю тебе доверять — скажу честно, — произнёс я. — Не предавай меня в дальнейшем, и мы с тобой принесём друг другу ещё больше пользы.

— Есть, командир! — заявил он и вновь скрылся в камнях.

Порой удивляюсь, откуда у него в голове столько жаргона, ругательств, крылатых фраз и прочего. Может, книги читает в библиотеке? Что ж, если это так, тогда я даже его уважать больше стану. Правда, извлекает он из них не совсем то, что нужно.

Когда я вернулся на первый этаж особняка, мой брат уже поднялся с дивана и даже заварил нам чай.

— Задержишься, Алексей? — спросил он. — Давай подождём со сном. Поговорим, разберёмся со всеми накопившимся вопросами.

Я заметил, что Алексеем он называет меня крайне редко. Обычно Ярослав говорит: «Лёша». Такая перемена может свидетельствовать о том, что он и в самом деле хочет серьёзно со мной побеседовать.

— Конечно, — кивнул я. — Сам этого хочу. Уж слишком много между нами недомолвок.

Мы с Ярославом присели за обеденный стол. Брат несколько раз отпил горячий чай, и лишь потом заговорил. Похоже, ему было непросто начать этот разговор.

— Прости меня, Алексей. Как я уже и сказал — отца не вини. Все эти мои выходки… Это чисто моя инициатива. Отец и вправду отправил меня убедиться в наличии у тебя обратного витка. Вот только это не единственная причина моего приезда. Их несколько, — Ярослав вздохнул. — Две причины касаются тебя, а последняя — только меня. Но я перечислю их все. Однако, рассчитываю, что и ты в таком случае не станешь ничего от меня скрывать.

А вот это — уже совсем другой разговор. В голосе брата звучала искренность. От былого надменного отношения не осталось и следа. Видимо, там — у кареты Ксанфия — я дал ему понять, что смирился с изгнанием, и начал новую жизнь. Почему-то это заставило Ярослава переосмыслить своё отношение ко мне.

— Скажу сразу, брат, я храню много секретов, которые касаются не только меня, — вынужден был предупредить я. — Их я не раскрою. Однако своими поделюсь.

— В таком случае я начну. Про обратный виток ты уже знаешь. До отца дошли слухи, что у тебя пробудилась эта редчайшая сила. И ты на практике показал мне, что она у тебя есть, — произнёс Ярослав.

Брат сделал паузу. Напряжённо отпил чаю, обжёгся, чуть не пролил содержимое бокала на стол. Его руки тряслись. Кажется, ему было трудно продолжать этот разговор, но он всё же решился.

— В-вторым указанием отца, — чуть заикнувшись, сказал он, — было передать тебе сообщение. Он сказал: «Как только убедишься, что у Алексея есть обратный виток — предложи ему вернуться в род».

— Да ладно? — усмехнулся я. — Так ты не шутил? Он и вправду готов меня принять назад? Так просто?

— Угу, — кивнул брат. — Вместо меня.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Ярослав смотрел мне в глаза, не моргая. Только сейчас я понял, на какой шаг решился мой брат.

Он ведь мог и вовсе не говорить мне об этом. Ведь если я соглашусь, то меня примут назад, а его выгонят.

— Ты-то чем так провинился? — нарушил тишину я. — Чем заслужил изгнание?

— Я ведь уже рассказывал, моя научная работа застопорилась… — отвёл взгляд он.

— И всё? Отцу этого достаточно, чтобы изгнать ещё одного сына? — нахмурился я.

— Ну, хорошо! — стукнул бокалом по столу Ярослав. — Я сильно облажался! Допустил ошибку, которая… — брат не выдержал, склонился над столом и разрыдался. — Которая стоила жизни моему пациенту.

Ясно… Ятрогения. Ошибка врача или в данном случае лекаря, которая привела к смерти больного. Но я готов поклясться, что местные лекари допускают такие ошибки крайне часто. У того же Эдуарда Родникова уже есть личное кладбище, как однажды выразился известный терапевт Захарьин.

— Этого мало, чтобы изгнать из рода, Ярослав, — подметил я. — Ты что-то не договариваешь.

— Мне тяжело об этом говорить, — он закрыл лицо пухлыми ладонями.

— Понимаю, но мы договорились быть друг с другом откровенными, — напомнил я.

— Дело в том, что этого пациента я не просто лечил, — признался Ярослав. — Я использовал его для составления научной работы. В итоге допустил серьёзную ошибку. Пытался доказать, что увеличение объёма живота может быть связано не только с болезнями пищеварительного тракта, но и с сердцем. А в итоге… В общем, лечил совсем не то. Патологоанатом сказал, что печень у мужчины совсем развалилась. Другой лекарь бы уже догадался, а я настойчиво доказывал, что у больного поражён совсем другой орган.

Я без лишних уточнений понял, о чём идёт речь. Увеличением живота Ярослав называл асцит. Состояние, при котором в брюшной полости накапливается жидкость. И он прав — такое действительно может происходить при сердечной недостаточности.

Но именно у этого пациента, судя по всему, был цирроз печени. То есть, Ярослав ради своей научной работы закрывал глаза на реальную болезнь и пытался приписать пациенту совсем другую.

— Понимаю негодование отца, — прямо сказал я. — Рисковать человеческой жизнью, а особенно жизнью своего пациента нельзя. Уж прости, я говорю, как думаю.

— Ты думаешь, что я сам этого не понимаю? Понимаю, Алексей. И жутко себя корю… — совсем поник Ярослав. — От меня требовали новые статьи, чтобы я мог сохранить место. Но…

— Так, подожди, — перебил его я. — Я понял суть. И знаешь что? Я в род возвращаться не собираюсь. Тем более на твоё место. И более того — я могу тебе помочь. Могу предоставить тебе научную работу, от которой вся столичная академия перевернётся к чёртовой матери с ног на голову!

Ярослав удивлённо вскинул брови.

— Это ты про что, Лёш? — прошептал он.

— Про микроорганизмы. Бактерии. Одноклеточные, — произнёс я. — Никто у вас пока о таком не говорит, я прав?

Ярослав молча помотал головой.

— В таком случае пойдём за мной, — велел я. — Покажу тебе своё новое изобретение. Микроорганизмы ты там пока что не увидишь, но скоро я это исправлю.

Я показал Ярославу микроскоп.

До этого момента я не понимал своего брата, но как только увидел эмоции на его лице, мне сразу стало ясно — наука действительно много для него значит. Он в истерическом возбуждении разглядывал всё, что только можно. Потратил на это полночи, даже порезал себе палец, чтобы рассмотреть под микроскопом кровь.

— Прости, что сомневался в тебе, Лёш, — сказал он, отринув от микроскопа. — Я всё ещё не могу поверить, что могут быть какие-то… Мелкие организмы! Но твоё изобретение уже поразило меня до глубины души.

Я позволил Ярославу работать с микроскопом столько, сколько ему захочется. И, судя по тому, что на следующее утро, он спал за столом рядом с прибором, мой брат делал это всю ночь напролёт.

И это — хороший шаг. Он рассказал о себе, а я дал ему понять, что занимаюсь здесь своей собственной наукой. Теперь через него я действительно смогу продвинуть в массы информацию о бактериях. Ярослав восстановит свой авторитет, а я… Я продолжу двигаться к созданию антибиотиков.