Развод со зверем (СИ) - Владимирова Анна - Страница 15

Я откинулся на кресло, укладываясь затылком на подголовник, и прикрыл глаза. Как же достал этот цирк! И, видимо, положительный эффект от этой терапии все же будет — меня либо закормят до тошноты своими идиотскими идеями эти двое, либо просто похоронят доноры.

— Яр, у меня есть разрешение на вынужденное уничтожение донора, — заговорил снова Алан. — Если не выйдет, его убьют.

— Тогда ты не получишь денег, — устало возразил я.

— Деньги тут вообще не при чем, и ты это понимаешь. Да, мы зависим от Высших. Всегда зависели. И я не буду перед тобой оправдываться.

— Устанешь, — огрызнулся я, выпрямляясь. — Когда?

— Завтра.

— А почему не через час?! — сузил я на нем глаза.

— Как донор появился! — повысил он голос.

— К таким операциям готовятся не один день! — прорычал я. — Вы сознательно идете к самому худшему исходу! Для того, чтобы сердце осталось человеческим, а не стало медвежьим, его нужно долго готовить! Именно поэтому мы не можем просто убить приговоренного!

— Яр, я все это знаю! — вяло брыкался Алан.

— Проси хотя бы пару дней! Это минимум!

— Сделаю, что смогу.

— Уж постарайся!

Я дал себе время на передышку, чтобы задать следующий вопрос цензурно:

— Кто получатель сердца?

— Высший. Личность засекречена. Карта у тебя на столе.

— Яр, я введу тебя в курс организации безопасности, — вставил Лев авторитетно. — Никто не пострадает.

Мне сначала хотелось посмотреть в глаза этим продажным тварям, сидевшим рядом, но я не стал. Я ничем не лучше. Алан в чем-то прав — я просто вышел из уравнения, позволив себе иллюзию свободной жизни. Но не многие из нас так могут.

Оборотням тяжело жить в человеческом мире. Они не приспособлены к таким эмоциональным нагрузкам и скорости жизни современного общества. Им не всегда понятны человеческие ценности и изменчивость обстоятельств, в которых нужно пытаться выжить.

Но некоторым повезло. Мне, Игорю… Мы пользовались своими преимуществами, выживая в мире людей и получая блага. А тем, кто не умел приспосабливаться, приходилось жить в реальности. А она такая, неприглядная. В настоящем мире такие как я живут по правилам Высших. Высшие поддерживают порядок и спокойствие в обществе, и это требует жестоких законов и бесчисленных жертв со всех сторон. Поэтому плевать, кого завтра не станет — меня, этого несчастного оборотня-медведя или всей моей команды.

Одного только я не могу позволить — чтобы не стало Моли.

— У меня одно условие. — Я поднялся и направился к дверям. — Лара не оперирует со мной.

— Ну сам ей об этом и скажи, — усмехнулся Лев за спиной.

***

До обеда я просидела в ординаторской, дергаясь и жалея о том, что выболтала Саве правду. Все же опыта в таких подковерных игрушках у меня не было. Не стоило и начинать. А еще я думала о словах Князева, что здесь все непросто. И это его раздражение на всех вокруг… Что он тут делает? Ему же претит тут работать, это очевидно. Нет, можно, конечно, думать, что он просто мудак и всегда всех ненавидит. Да и какое мое дело? Может, правда признать поражение и уйти отсюда, позабыв как страшный сон?

Ближе к обеду мое одиночество прервал Сава и потащил в кафетерий обедать.

— Ты осторожней, — бросил ему в дверях ассистент анестезиолога, стоило нам заявиться на порог кафе, — а то, говорят, она хорошо бьет правой.

Компания за ближним столиком рассмеялась, и стало понятно, что слухи Сава распустил качественно. Никто уже не сомневается, кто отделал Князева. Сава же ничуть не смутился.

— Не обращай внимания, — ухмылялся он.

— Как там Князев? — поинтересовалась я отстраненно, когда мы уселись за дальний столик. — Настроение не улучшилось у него?

— У Князева-то? Пф! Булочку передай, пожалуйста. Кстати, его с операции чуть ли не силой Лев Давидович утащил. В той части, когда работать должна была ты. — Он многозначительно на меня посмотрел. — Стопудово получит выволочку, что отстранил тебя. Вангую, после обеда ты ему снова будешь ассистировать.

Мда, шанс на то, что у Князева улучшится настроение, практически отсутствует.

— Сава, — смущенно понизила я голос, склоняясь к нему, — а от меня правда перегаром несет?

— Нет, вроде. Да сколько ты там выпила? Пятьдесят грамм? Лара, я тебя умоляю, какой перегар? У меня в отделении через одного хирурги оперировали чуть ли не сразу после возлияний, и ничего. А Князев прям избалованный такой канадскими манерами!

— Ты бы потише возмущался, — вжала я голову в плечи.

Он отмахнулся, а мне подумалось, что Сава, видимо, такой же отброс как и я. Избавились от него, а не предложили место ординатора за заслуги. Я вздохнула и машинально осмотрелась, тут же обнаруживая, что на меня пялится всяк входящий.

А вчера это место казалось мне гораздо уютней. То ли бурбон был тому виной, то ли Князев. Я обвела взглядом пространство и вернулась к Саве. Странно, но Князев казался мне здесь самым… заслуживающим доверия, что ли? Говорил, что думал, и делал то, что считал нужным. Он мог себе позволить быть таким, какой есть. От него всегда знаешь, чего ждать — беды и дерьма.

Да, он меня выкинет отсюда. Скоро.

— Может, он женщин не любит?

— Кто? — моргнул на меня Сава.

— Князев. Почему он меня так невзлюбил?

— Почему невзлюбил? Ты же говорила, пытался тебя поиметь.

— Ладно, забудь.

Я поднялась и направилась из кафетерия в ординаторскую. Сил противостоять Князеву почему-то не стало. Наверное, не впечатляли результаты этого противостояния. Надо оно мне, чтобы на меня все пялились и обсуждали!

— Скажите, могу я увидеть Алана Азизова? — спросила я у первого попавшегося охранника.

— Можете вкратце описать причину обращения? — без энтузиазма уточнил он.

— Увольнение.

Меня попросили подождать в ординаторской. А потом началась суета подготовки к новой операции — собрание, напряженный и недовольный Князев, который подчеркнуто не замечал меня в упор, короткий обзор анамнеза, ожидаемых сложностей, процедуры и команда «действовать», после которой все повставали и разошлись. Я ждала, что меня снова проводят подальше от операционной, но никто на меня внимания не обратил, и я, чувствуя себя нелепо и неуместно, будто иду на праздник, на который меня не звали, направилась в операционную.

Решение об увольнении казалось все более правильным.

Сава влетел в предоперационную с опозданием.

— О, Лара, — зашептал, пристраиваясь к соседней мойке. — Ты тут.

— Ну, пока не выгнали, — пожала я плечами.

— Удачи!

— Спасибо.

Я дождалась Князева и проследовала за ним в операционную так, будто мы делали это каждый раз. Он не давал надежды, что заметит меня, но стоило операции начаться, снизошел и даже начал взаимодействовать.

«Вот сложно тебе было так сразу себя повести?» Если раньше я бы из кожи вон лезла, чтобы понравится ему, то теперь просто делала свою работу — спокойно, хладнокровно, профессионально. И сама не заметила, как мы с Князевым вдруг начали понимать друг друга без слов. Он только делал еле уловимое движение рукой, а я уже подавала ему инструмент или перехватывала те, которые следовало держать. Может, это бы вскоре заметили все, только атмосфера в операционной все накалялась — пациент вдруг начал истекать кровью, пережив запуск сердца.

— Давление тридцать на ноль! — возвестили позади.

— Продолжать реанимацию! — скомандовала я, и тут же испуганно глянула на Князева, но он сосредоточенно продолжал массаж на открытом сердце, и я осмелела: — Это ДВС синдром, у него геморрагический шок. Еще крови!

Мы пыхтели положенные тридцать минут, но стоило Князеву убрать руки, и все усилия пошли прахом. Персонал застыл, обращенный к монитору, верещавшему на одной ноте — самый отвратительный звук, который каждый хирург ненавидит больше всего… В повисшем напряжении голос Князева прозвучал слишком оглушающе: