Ген медведя (ЛП) - Рейн Амира - Страница 3

Четвертая и последняя вещь в списке моей мамы была: «подержать внука на руках», и, к большому сожалению, я не могла помочь ей с этим. Мало того, что я не была замужем или в серьезных отношениях с человеком, с которым хотела бы иметь ребенка, я едва встречалась с тех пор, как моя мама заболела раком. Мужчины просто не были приоритетом в моей жизни, не то чтобы они когда-либо были. Моя мама и бабушка всегда призывали меня уделять приоритетное внимание школе и достижениям, а не свиданиям, желая, чтобы я создала карьеру, прежде чем даже подумала о замужестве, и я всегда соглашалась с этим. Это не означало, что у меня не было нескольких серьезных отношений в подростковом возрасте и в двадцатилетнем возрасте, но у меня никогда не было парня, за которого я хотела выйти замуж. Все мои бойфренды в конечном счете разочаровывали меня так или иначе, не говоря уже о том, что, хотя я сильно переживала о каждом из них, я никогда не испытывала «землетрясения», которое велела мне искать прапрабабушка Мэри.

Когда моя мама начала выражать свое удовлетворение тем, что она смогла вычеркнуть из своего списка и не хотела продолжать периодические химиотерапевтические процедуры, я пыталась изменить ее мнение, умоляя ее просто продолжать держаться. Несмотря на то, что врачи все еще говорили, что ее рак неизлечим, у меня все еще была небольшая надежда, что, возможно, они ошибались. Может быть, когда-нибудь химиотерапия спонтанно приведет к ремиссии рака у моей мамы, или, может быть, однажды будет открыто лекарство или новое лечение. Нам просто нужно было выиграть время, насколько это возможно, как я чувствовала.

— Нет, — сказала моя мама однажды у нас дома, за чаем. — Я очень устала, Сэм. Я устала. Больше никакой химии. Последний раунд был большим, чем я могу вынести, и я не собираюсь проходить через это снова… не ради того, чтобы купить еще несколько месяцев жизни, прожитых, чувствуя себя абсолютно ужасно.

— Но…

— Нет… с меня хватит, Сэм. Этот рак невозможно вылечить, и я готова позволить всему идти своим чередом. Я готова позволить вещам идти своим чередом, пока я все еще чувствую контроль над всем этим.

С этими словами мама встала из-за стола, схватила трость и начала выходить из кухни. Трость была недавней покупкой, куплена всего пару недель назад, чтобы помочь маме ходить в ее быстро слабеющем состоянии. Перед покупкой трости ей иногда приходилось ходить, захватывая столешницы для поддержки. Однажды я вошла на кухню и увидела, что она сидит на полу, говоря, что ей просто нужно «немного отдохнуть», пробираясь от стола к раковине, которая находилась на расстоянии около пятнадцати футов. Увидев ее в таком ослабленном состоянии, я начала плакать, сидя рядом с ней на полу, но она сказала мне не «тратить» мои слезы на нее.

— Есть много людей, которым намного хуже, ты знаешь, — сказала она. — Есть дети, которые болеют этим видом рака; и я была благословлена, что провела сорок с чем-то хороших лет на земле, прежде чем он достал меня.

Отсутствие жалости к себе у моей мамы было одной из вещей, которыми я всегда восхищалась. Будучи молодой вдовой, она тоже не тратила много времени на жалость к себе.

— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить на это время, — однажды я слышала, как она сказала подруге. Теперь стало ясно, что она не ошибалась.

Через несколько часов после того, как она твердо сказала мне на кухне, что хочет прекратить свое химиотерапевтическое лечение, пришла без разрешения, как всегда, Ирма, ни я, ни мама, не возражали против подобного вторжения. Учитывая, как долго они были лучшими подругами, Ирма казалась частью нашей семьи, до такой степени, что иногда я даже забывала, что она технически не была ею, по крайней мере, по крови. Она и моя мама познакомились примерно семнадцать лет назад, когда моя мама основала социальный клуб в Форт-Уэйне для вдов с детьми, которые все еще жили дома, и с тех пор они были почти неразлучны, несмотря на двенадцатилетнюю разницу в возрасте, а Ирма была старше моей мамы. Когда-то они даже встречались с парой братьев, счастливые от мысли, что однажды могут стать свояченицами. Однако, когда их отношения закончились, они пришли к выводу, что они были «практически сестрами», как сказала Ирма, и что стать свояченицами будет просто излишним.

Когда Ирма ворвалась на кухню, размахивая свернутым журналом, я испуганно подскочила. Погрузившись в мысли о маме и ее решении прекратить лечение, я медленно помешивала тушеную курицу и овощи на ужин, почти в трансе. Мама была в своей комнате с тех пор, как мы разговаривали за столом несколько часов назад, сказав мне, что она хочет остаться одна на некоторое время, когда я заглянула к ней.

Я едва поздоровалась с Ирмой, когда она хлопнула свернутым журналом по столешнице рядом со мной, глаза сверкали, а лицо покраснело.

— Посмотри на это, Сэм. Только посмотри. Вот надежда. Вот то, чего мы так долго ждали.

Полностью смущенная, я развернула журнал и посмотрела на заголовок статьи, которая так взволновала Ирму. «Лекарство» швейцарского врача от редкого рака крови: реальность или плацебо?»

Моё сердце начало колотиться в тот момент, когда я прочитала слово «лекарство», независимо от того, что оно было в кавычках, и моё сердце начало биться быстрее, когда я начала читать статью, быстро увидев, что «редкий рак крови», упомянутый в заголовке, был точно такого вида, которую имела моя мама. К тому времени, когда я добралась до последнего абзаца короткой статьи, моё сердце скакало так быстро, что чувствовала себя окрыленной.

«Когда его спросили о том, что результаты клинических испытаний его неортодоксальной радиационно-лекарственной терапии еще не рассмотрены экспертами, доктор Германн заявил, что это не имеет большого значения для него.

— Моя терапия работает, и на данный момент результаты моих пациентов должны быть доказательством эффективности, которая необходима. Девяносто пять процентов пациентов, которых я лечил за последние три года, были вылечены, некоторые более двух лет назад, и эти результаты были проверены научными сотрудниками Гарвардского университета.

Доктор Германн добавил, что все желающие посетить его клинику для терапии должны посетить его сайт».

Взволнованная, путаясь в своих словах, я попросила Ирму вытащить свой телефон и посмотреть веб-сайт, за исключением того, что я на самом деле попросила ее вытащить свой веб-сайт и посмотреть тот телефон. Даже не останавливаясь, чтобы смеяться или поправить меня, она схватила телефон из кармана, очевидно, точно зная, что я хотела сказать.

Несколько минут спустя мы закончили беглую экскурсию по вебсайту доктора Германна, в том числе перейдя по ссылке на короткую статью, написанную доктором Кристиной Беннетт и опубликованную в Гарвардском медицинском журнале, в основном заявив, что утверждение доктора Германна об обнаружении лечения было правдой на основе результатов пациентов, которые доктор Беннетт проверила сама.

Несмотря на это, я опустилась на стул за столом, чувствуя себя как шарик, который лопнул.

— Откуда же мне взять двести тридцать восемь тысяч долларов?

Это была текущая цена, только наличные деньги, для доктора Германа за «лечение» и пять месяцев пребывания в его швейцарской клинике, и как долго он утверждал, что пациенту нужно лечиться.

— Прямо сейчас у меня около трехсот долларов на счету и сбережениях вместе взятых, а у мамы еще меньше.

С тех пор, как начала заботиться о ней, я могла работать неполный рабочий день, выполняя секретарскую работу в юридической фирме в городе всего за тринадцать долларов в час. И после последнего курса химиотерапии моей мамы, я даже не смогла справиться с этим, взяв бессрочный отпуск на работе, потому что боялась оставить маму одну дома в ее ослабленном состоянии.

В ответ на что я спросила о том, как я должна найти почти четверть миллиона долларов, Ирма предложила устроить ужин спагетти для благотворительных пожертвований.

— Помнишь тот, который у нас был в моей церкви несколько лет назад, чтобы собрать деньги на этот специальный препарат против тошноты, который страховка твоей мамы отказалась покрывать?