Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка (СИ) - Кальк Салма - Страница 13

— Я думаю, вам нужно задать эти вопросы Терезе. Терезе де Тье, сестре Гаспара. Моей подруге, — говорю спокойно, пускай видит, что я честна и обо всём этом ни сном, ни духом.

— Почему именно ей?

— Возможно, мы с ней что-то обсуждали перед поездкой. Возможно, она видела приготовления и знает о них больше моего.

Я уже слышала краем уха, что Тереза и камеристки ехали в другом экипаже, он был впереди, а экипаж, в котором находились Гаспар, Викторьенн и пропавший секретарь Гаспара Жермон, чуть задержался, и напали именно на него.

Ренель смотрел недоверчиво — но я изо всех сил думала о том, что — не знаю. Не помню, не могу сказать. Увы. Знала бы — сказала бы непременно.

— Знаете ли вы, госпожа де ла Шуэтт, где находится секретарь вашего супруга, Жермон Плюи?

— Нет, господин Ренель, не знаю, — твёрдо ответила я.

Я и вообще его не знаю и помочь не смогу.

Точно так же я ответила и ещё о двоих, кого тоже не нашли. Кучер и лакей, находившийся на запятках кареты.

— Может быть, нашли тела? Или… их части? — поинтересовалась я.

— Откуда в вашей голове взялась мысль о частях тел? — он снова впился в меня взглядом.

Откуда-откуда… от верблюда. Но он прав, Викторьенн не журналист, о криминале ничего не знает и никогда не беседовала с теми, кто имеет отношение к теневой стороне жизни. И программ не делала ни с ними, ни с их жертвами.

— Просто подумала, — пожимаю плечами. — Если человека нигде не могут найти в живом виде, то он может где-то оказаться в виде мёртвом. И… тело можно спрятать не только целиком, но и по частям.

— Вообще вы правы, конечно, — он качает головой, смотрит заинтересованно.

Да, сидит такая блондинка, сама еле живая, и рассуждает о частях тел. Сюр какой-то. Пожимаю плечами — мол, вам виднее.

Но он снова хищно улыбается, и на меня обрушивается град вопросов. Во что были одеты Гаспар, Жермон, кучер и я сама, то есть Викторьенн. Лошади какой масти были запряжены в карету? Какие вещи были у меня с собой? В котором часу в тот день выехали с постоялого двора?

Наверное, он надеялся, что я устану отвечать «не знаю», сорвусь, как-то выдам себя. А я и вправду не знаю, поэтому мне было легко, хоть и надоело уже отвечать одно по одному. Не знаю, не могу сказать, не помню. Вещи — спросите у моих камеристок, Мари и Жанны, они ведь их собирали. Спросите у господина Фабиана, у Терезы, у господина Валерана.

— А почему вы не предлагаете спросить у баронессы Клион, другой сестры вашего покойного супруга? — вкрадчиво поинтересовался Ренель.

— Потому что она с готовностью обвинит меня во всех смертных грехах, и ещё в чём-нибудь, — рассмеялась я. — И сын её Симон добавит обвинений.

— Конечно же, безосновательно? — тут же отреагировал он.

— Именно, — кивнула я с улыбкой.

— Хорошо, я приму это к сведению, — он поднялся. — Могу я ещё обратиться к вам по этому делу, госпожа де ла Шуэтт?

— Безусловно, — я слегка наклонила голову. — И я желаю знать, как продвигается расследование. Мой муж погиб, я сама потеряла здоровье и ребёнка, мне кажется, это нельзя так оставлять. Кстати, баронесса Клион и её сын живы и здоровы, если что, на них никто не нападал.

— Вы о чём? — он тут же навострил уши.

— Ни о чём, просто факт. Можно принять его к сведению, — улыбнулась я ему.

Впрочем, он поднялся и откланялся. А я поняла, что очень хочу кофе и с кем-нибудь поговорить обо всём этом.

Если по-честному, мне не нужно было никакого кофе, или как он тут называется — арро, но — лечь и полежать. Но — кажется, это железо нужно ковать, пока оно горячо. То есть — немедленно.

Заглянула Тереза — мол, как дела? Я улыбнулась ей и попросила найти господина Фабиана, и распорядиться об арро для нас троих.

Управляющий нашёлся тут же, и поднос с кухни тоже принесли быстро. Кувшинчик с арро, свежая выпечка — то, что надо.

— Господин Фабиан, заприте, пожалуйста, дверь, чтобы нас не тревожили, — начала я.

— И что же, от подслушивания тоже запереть? — поднял он бровь и достал из верхнего ящика стола статуэтку.

Я пригляделась — и увидела фарфоровую собачку в корзинке.

— Запереть, — есть можно так сделать, то пускай делает, да ведь?

Господин Фабиан кивнул мне и потрогал что-то в основании статуэтки, и поставил её на стол.

— Говорите без опаски, госпожа Викторьенн.

О как, господин Гаспар-то был во всеоружии. Во всём, кроме этого завещания.

— Благодарю, господин Фабиан, вы очень правильно сделали подслушивание невозможным. Я скажу сейчас кое-что, это не должно выйти за пределы кабинета. И если я узнаю, что выйдет, у меня не будет других подозреваемых… кроме вас двоих, — улыбнулась я.

— Я понимаю, — закивала Тереза. — Я никому не скажу. Клянусь! Я не маг, конечно, но — обычные люди тоже исполняют, что обещали, если они — хорошие люди.

— Я тоже клянусь, — медленно произнёс господин Фабиан.

— Благодарю вас, — кивнула я им обоим. — Понимаете, господин Валеран прав — я почти ничего не помню из своей прежней жизни. Я помню людей, но не помню события. И когда меня начинают спрашивать о том, что было накануне нашего отъезда сюда, я могу только разводить руками.

— Ренель спрашивал? — нахмурился господин Фабиан.

— Да. Несколько раз, всегда задавал вопрос чуть иначе. Но я не смогла ответить ему ничего толкового. И понимаю, что хочу знать сама. Скажите, господин Фабиан, Тереза, что вы знаете о том, почему Гаспар решил поехать в Массилию?

Они переглянулись.

— Он всегда так делает в это время года, — пожал плечами господин Фабиан.

— Он желал обезопасить тебя от дурного воздуха столицы, — сообщила Тереза.

— Дурного воздуха? — не поняла я.

— Конечно. Лето, жара, нечистоты. Король, конечно, распорядился, чтобы убирали и вывозили, но не все же разбежались исполнять, — вздохнула Тереза. — А Гаспар как узнал от господина Валерана, что ты понесла дитя, так и завёлся — скорее уезжать, и возвращаться уже только с ребёнком. Когда он благополучно родится.

— Вот так, значит, — ладно, это можно понять, наверное. — А отчего вдруг завещание? Вообще как часто Гаспар писал завещания?

Тереза пожала плечами — видимо, с ней никто этих вопросов никогда не обсуждал. А вот господин Фабиан задумался.

— У него было написано завещание, довольно давно, сразу же, после вашей свадьбы, — глянул он на меня. — Не знаю, что он в нём писал, мне не говорил. А написать новое решился, как узнал о том, что всё-таки станет отцом. Он был необыкновенно рад этому событию, говорил, что всё не напрасно, и жизнь его не напрасна, и младший Гаспар займёт своё достойное место на семейном родословном древе.

— А если бы родилась дочь? — не поняла я. — Откуда эта уверенность, что родится сын?

Господин Фабиан вздохнул.

— Понимаете, госпожа Викторьенн, я ведь один раз спросил его в точности так же. А вдруг родится дочь.

— И что он вам сказал?

— Чтобы я не смел каркать, вот он что сказал. Что ребёнок непременно родится, что это будет сын, что он будет здоров и силён, и непременно вырастет ему помощником и наследником. Даже и слышать не хотел, что может случиться иначе. Что поделать, господин Гаспар привык добиваться всего, чего желал. И ещё больших богатств, и помощи королевской семьи, и рудники эти серебряные, которые не хотели ему продавать, тоже заполучил. Вот и решил, что и в этом деле господь не оставит его и поможет, так и говорил.

Что тут скажешь? Ничего, только вздохнуть.

— И его не остановили трудности пути? — нужно же знать.

— Да какие там трудности, каждый год ездили, и всё благополучно было, — отмахнулся господин Фабиан. — Достаточно большой отряд не по зубам разбойникам, на это и расчёт.

— Тогда… что же случилось? Откуда взялись разбойники в этот раз?

— Я был в одном из тех экипажей, что оказались впереди, — покачал головой господин Фабиан, — как и госпожа Тереза. Мы даже не слышали криков и выстрелов, как те, кто ехал следом, ветер был от нас. И напали не на открытом месте, а в лесу. И… всё случилось очень быстро. На месте нападения довольно быстро оказались те из слуг, кто ехал сзади верхами, заглянули внутрь, но господин Гаспар уже не дышал, вы дышали, но лежали без чувств, и у вас была разбита голова, а остальных не нашли.