Выбери любимый жанр

Мастер путей. Часть 4 (СИ) - Черный Александр Михайлович - Страница 24


Изменить размер шрифта:

24

И вот в эту юдоль смертопреставления вела качнувшаяся на петлях дверь, явив обитателю узилища посетителя.

М-да. Великий Император Всероссийский — не тот человек, которого хотелось бы видеть в такой ситуации. И благословления его правления делу уже не помогут. Деньгами можно искупить любой проступок, а их у Бесчестных скопилось с преизбытком. Выкупить свою жизнь получится наверняка. Вот только Александровский чересчур известен своим вспыльчивым характером. Пробить его на снисхождение может не выйти.

На это указывал мрачный тяжёлый взгляд монарха, сподобившегося спуститься в подземелья Тайной Канцелярии самолично.

Явился он не один.

Его сопровождала молодая жрица в повседневном одеянии капеллана воинства. Высокие, почти по колено, кожаные сапоги женского образца. Юбка, длиной в духе новомодных веяний, не обошедших стороной и силовые структуры. Приталенный однобортных китель с прямым воротом. Погонов и эполет не видно: они скрыты под плащом, накинутым на плечи. Но дева без головного убора. Длинные, ниже плеч, волосы собраны в простейший хвост, чтобы не мешались. В руке она держала боевой посох жрицы, на который опиралась при ходьбе.

Другой сопровождающий, в чине поручика, остался стоять за дверью, закрыв её сразу же, как только в темницу зашли молодые люди.

Взор правителя не предвещал ровным счётом ничего хорошего. Если бы Пелагий Любомирович не был так угнетён собственным бессилием и подавлен неудачами, то сие не ускользнуло б от его внимания.

Да и не мог Александр Александрович распаляться на хорошее да доброе. Он пытался осадить себя и не дать самому немедля умертвить приближённого, так эпично подставившего весь Двор. Пусть львиная доля того, что собирались вменить Бесчестных, пока что лишь подозрения, подкреплённые фактами. Но последние его выходки — неоспоримые аргументы, опровергнуть которые не возьмётся ни один защитник.

Да и, по правде сказать, не собирался Александровский дозволять бывшему оружничему им пользоваться. С изменниками разговор короткий. На дыбу — и разрывание с прижизненным потрошением.

— Капеллан? — недоумённо спросил вслух узник.

— А ты ожидал увидеть епископа? — меланхолично отозвалась девушка.

— Что же ты, Пелагий Любомирович? — замогильным голосом осведомился молодой монарх. — Ужо что-что, а никак не ожидал лицезреть тебя в темнице Канцелярии. Неужто оступился ты где, походя? Али клевету кто на тебя навёл порожнюю?

— Клевету, государь… — выдохнул Бесчестных. — Какая тут клевета… когда единственного наследника застрелили в спину, как безродного пса… и кто? Простолюдин без рода и племени… Ответить ему должно за причинённое смертоубийство…

Великий Император Всероссийский закивал.

— Ага, ага… единственный сын, кровный, но зачатый вне брака, коему покровительствовал прелюбодействующий родитель… который, в свою очередь, самолично вызвал на дуэль простолюдина, при том прилюдно понося девичью честь светлейшей княжны… не тот ли самый сын, Пелагий Любомирович? Ты не смущайся меня оправлять. Я ж тоже божий человек. Как и ты, под Господом Богом хожу. Память не как у арифмометра. Могу чего и напутать ненароком.

Уже на этом этапе можно было понять, что никакая линия защиты Бесчестных не поможет. Но это был единственный возможный вариант хоть как-то надавить на понимание и помилование.

Бывший оружничий был слишком тронут умом опосля разгромного поражения, чтоб трезво мыслить. Потому своё продолжал гнуть, не чураясь прибегать к ухищрениям и безбожно попирая уже известные собеседнику факты.

— Единственный сын у меня был, государь. Зачатый и рождённый по Божьему повелению и Его же благословению. По законам российским верноподданной четой, не басурманами какими, не наложницей. А что поносил кто кого… так мёртвым теперь модно всё приписывать. Усопшие ответа держать не могут.

— И для ответа ты полез к Морозовым, — кивнул монарх. — Да ещё и тайно, как тать. Ты ведь знаешь, что за покушение на дворян полагается. Неужто не вразумил тебя кодекс о штрафах?

— Так разве кто из дворян пострадал? — нагло хмыкнул дыбованный арестант. — Единый выстрел произвёл, да и то в убивца сына. Али кто ещё каких умерщвлённых на их землях обнаружил?

— Стараниями одного наймита, нет, — усмехнулся Александровский. — Иначе бы не держал ты предо мной ответа, а остывал бы в поле, в канаве. Хотя… это можно устроить. Только не в канаве. А, допустим… в Тульских рудниках.

Самообладание изменило Пелагию Любомировичу. При упоминании абсолютно не к месту помянутых разработок бывший оружничий вздрогнул.

Что Великий Император Всероссийский назвал их неспроста — понятно даже ему. Неужели он прознал о его визите туда? Но как? Сделано было абсолютно всё, чтобы этого избежать. Все следы наглухо обрублены, а перемещения велись под покровом заклятья, хоть это и было утомительно.

— Писание гласит, — начал издалека Александровский. — Что Иуде Искариоту за Христа плачено тридцать сребреников. Во столько по местным меркам оценена земная жизнь Его. Наше же писание называет… сто тысяч рублей.

Впервые за разговор Бесчестных нашёл в себе силы посмотреть молодому правителю в глаза.

— Светлейший князь Властислав Морозов, — произнёс Александр Александрович. — Светлейшая княгиня Олеся Морозова. Светлейшие княжны Ветрана и Милослава. Головы всех прочих — без счёту, потому как холопов не описывают. Два столпа и опоры государственности российской, да две невинные девы, чьи младые уста ещё не познали мужа. А ты не поскупился, Пелагий Любомирович. От души разгулялся. Не уверен, что моя свадьба, случись мне до неё дожить, вытянула бы из меня столько. А ты за головы двух дворян и их малолетних детей не поскупился… Неужто обида дороже рублей? Тебя так огорчил их отказ в женитьбе?

Молчание было красноречивее всяких оправданий.

А что можно было на это ответить? Лишь три человека знали детали этой истории. Сам Бесчестных-старший, его ныне покойный сын и человек от Синдиката, при встрече назвавшийся «Филином». Если Александровский оперирует точными суммами и перечнем заказанных душ, значит, он и его ищейки каким-то образом сумели докопаться до сути вещей. Отпираться бессмысленно.

Молодой правитель медленно прошёлся по небольшому помещению, огибая по кругу дыбу, будто бы размышлял на ходу.

— Ну, ладно. Хотя, точнее будет сказать «скорбно». Оступился. Пошёл по хрупкому льду. Можно было бы сказать всякое. Но кто тебя просил призывать в Московию айнов⁈

Бывший оружничий во все глаза вытаращился на монарха.

— Айнов⁈ — переспросил он. — Господь с тобой, государь! Я, может, и не прав где был, да грешен пред тобою и Богом, но в чернокнижии не повинен! Негоже на провинившегося грехи все вешать, видать мне твоего прощения али нет!

Вот чего-чего, а призывать зауральских сущностей не было даже в планах Бесчестных.

Хотя бы, потому, что айны — слишком неизвестный и непредсказуемый противник. Чтоб иметь с ними дело, необходимо обладать подавляющем контролем. Пока что люди не ведают о них ничего, кроме многообразия рода. А уж повелевать, указывая, где и когда появиться… При всём желании, это невозможно.

— Это мы сейчас выясним, — бросил монарх.

Капеллан, перестукивая боевым посохом, подошла к дыбе с прикованным арестантом. Направила на него посох и звонким мелодичным голосом произнесла:

— Познание.

Над телом Бесчестных начала собираться бесформенная прозрачная масса, после принявшаяся переливаться разнообразными цветами. Были вполне различимы прожилки соцветия, указывающие на принадлежность отдельных аспектов. Но каким бы одарённым ни был Пелагий, многообразие оттенков, свидетельствующее о высоком навыке владения Силой, не могло похвастаться наличием чёрного цвета. А нужен был именно он, чтоб хоть косвенно доказать возможность призывы айнов.

Ну, или, хотя бы, связь с этим.

— Он не врёт, государь, — капеллан окинула сформировавшуюся сферу профессиональным взглядом. — Накопитель внушает уважение. Навык обращения непомерно высок. Но даже с таким воззвать к силе Путей… Не хватило бы. Тело человека не использовалось в ритуале призыва. Даже с применением артефактов. Следов заимствования Силы и её безмерного проистечения также не вижу.

24
Перейти на страницу:
Мир литературы