Друг детства (СИ) - Орлова Марина - Страница 4

– Хотелось бы, а то переживаю, как бы от ее кислой физиономии у меня член не упал, даже прежде, чем успею ей вставить… – выдал он, а после со вздохом наслаждения стал вколачиваться в бедра Мелоди.

– Напои ее, если потребуется. Главное – трахни. В идеале, если залетит. Убедить ее познакомить с родителями особого труда не составило. Они могут быть не в восторге от тебя, но если узнают, что ты ее поимел, и она залетела, не станут препятствовать женитьбе. А уж после, когда она будет, как тупая курица нянчится с ребенком, мы с тобой придумаем, как воспользоваться ее денежками, правда? – низко засмеялась Мэл.

– Каждый раз поражаюсь, как я вообще с тобой связался. Так свободно говорить своему парню жениться на другой, даже подготавливать для соперницы постель…

– Какой «соперницы»? – фыркнула она. – Словно она может со мной сравниться? Что в ней хорошего, кроме денег и статуса родителей? – не отвлекаясь от процесса, рассуждала Мэл, пока слезы из моих глаз смывали глупые ожидания и наивную веру не только в людей, но и себя. – Словно ты мог бы повестись на эту воблу? Зато, благодаря ее наивной глупости, мы с тобой сможем, наконец, зажить хорошо. Она сама виновата, что такая глупая и доверчивая, раз позволяет собой пользоваться… Нам небывало повезло, что она совершенно не знает реального мира.

– Говоришь как последняя стерва, – заметил Марк.

– Но тебе же это во мне и нравится? – прищурилась она хитро, потянувшись за поцелуем.

– И не говори… – согласился он с улыбкой, отвечая на порочный, глубокий поцелуй, обхватив ладонью пышную голую грудь Мэл.

Мне захотелось провалиться сквозь землю… стыд затмевал тупую боль, что поселилась в груди, потому уже безразлично выпустила на пол все коробки и закрыла пылающее мокрое лицо в ладонях, ощущая, как горячие ладони ложатся на мои плечи, а тихий шепот совершенно серьезно спрашивает:

– Хочешь, я их уничтожу?

И этот голос в тот момент был таким… завораживающим и… искушающим. Так и подмывало согласиться и посмотреть, как эти двое захлебнуться в своем яде и ответят за все, что сделали, тем более, у того, кто был за моей спиной, были реальные возможности исполнить свое обещание.

Но вопреки желанию, отрицательно покачала головой:

– Нет… это… это мое дело. Пожалуйста… в последний раз, позволь мне самой… решить эту проблему. Я должна нести ответственность за свои ошибки. Сама… А сейчас… пожалуйста, уведи меня отсюда… я не хочу больше ни видеть, ни слышать их.

Мужчина кивнул, а после поднял меня на руки и понес прочь.

– Мне очень жаль, Таня… Но теперь все будет хорошо. Я больше не останусь в стороне и не дам тебя в обиду.

– Да… спасибо… Макс, – удрученно кивнула я, привычным движением обняв моего друга детства за шею. Друга, которого я несправедливо обидела и оттолкнула. А теперь бессовестно пользуюсь его добротой, вновь вынуждая его со мной нянчиться. – Спасибо, что рядом, – шмыгнула я, пряча лицо на его плече.

Я знакома с Максом, сколько себя помню.

Родители любили шутить, что я – их драгоценное сокровище, и относились соответствующе. Вначале мне это сравнение нравилось, но чем взрослее я становилась, тем более изолированной себя ощущала.

Будучи поздним ребенком в весьма богатой и родовитой семье, мой круг общения всегда был очень… ограниченным. Найти для меня ровесников среди знакомых моих уже довольно возрастных родителей оказалось той еще задачкой. Как-то так выходило, что у ровесников родителей дети были в том возрастном промежутке, когда уже не за горами были собственные дети. Но однажды в нашем доме появился мальчик, который был на четыре года старше меня.

Наученная горьким опытом попыток подружиться с детьми старше меня, я боялась, что и этот ребенок лишь скривит нос: мало того, что старше, так еще и мальчишка. Какой ему толк возиться с сопливой девчонкой, которая еще даже не все буквы правильно выговаривает?

Но, вопреки моим опасениям, этот мальчик протянул мне руку и с лучезарной улыбкой предложил впредь дружить.

С тех пор Макс, который был внуком партнера отца, стал частым гостем в нашем доме, и я чаще удивлялась его отсутствию, нежели присутствию, потому вскоре в нашем доме даже появилась его личная комната напротив моей спальни.

Я помню, с каким восторгом проводила с ним счастливейшие часы, строя шалаши, гонясь и, порой, дразнясь. В отсутствие родителей Макс стал для меня практически всем миром, потому совсем неудивительно, что в один момент моя искренняя и невинная детская любовь переросла в юношескую влюбленность.

Шли годы, мы росли, наши тела менялись, а времени вместе мы проводили все меньше. И вот, не успела я оглянуться, как Макс, которого я почти боготворила, стал красивым и статным молодым парнем пятнадцати лет, а я… я все еще оставалась приставучей, наивной и несуразным одиннадцатилетним утенком.

Появились комплексы, банальные и глупые обиды… а также ревность. Мне не нравилось, что, пока я нахожусь на домашнем обучении по желанию родителей, Макс учился со своими ровесниками, где у него появлялись все новые друзья и знакомства. Я же все еще была зависима лишь от него одного.

Справедливости ради, нужно сказать, что Макс даже в таких обстоятельствах меня не забрасывал, стабильно оставался на выходных с ночевкой в нашем доме и регулярно созванивался со мной делясь последними новостями.

Это я понимаю сейчас, но тогда изоляция и безответная влюбленность сказывались на мне самым некрасивым образом: я все больше капризничала, обижалась, почем зря, а порой и откровенно критиковала Макса за его общительность.

Наши родители любили в шутку говорить о том, что неплохо бы нас с Максом в будущем поженить. Мне так понравилась эта мысль, что я приняла ее за чистую монету.

Сейчас мне стыдно вспоминать о своем поведении, но тогда я часто срывалась на Макса, которого искренне считала своим женихом.

Неудивительно, что после очередной моей придирки, он не выдержал и попытался раскрыть мне глаза, указав, что я еще слишком мала и гожусь разве что в младшие сестры. Новая реальность была… шокирующей. Со стороны прошедшего времени я понимаю, насколько Макс был деликатным, но тогда мне казалось, что его слова были равносильны отрезвляющей пощечине.

Я замкнулась в себе. И хотя Макс попытался свести ситуацию на нет, а я даже попросила у него прощения… наши отношения уже не могли быть такими, как прежде. Мне было безумно стыдно за свое собственническое поведение и все несправедливые слова, что я ему наговорила. Потому всячески избегала его, изолировавшись в своем мирке, чтобы хоть немного восстановить гордость.

Так постепенно мы стали отдаляться друг от друга, пока он не поступил в академию магии на полный пансион, из-за чего мы могли видеться лишь по большим праздникам. У него началась новая жизнь… без меня. И при этом, его мир не рухнул, в то время, как мой крошился на части, и я начала осознавать страшную реальность, в которой поняла, что у меня помимо Макса… нет никого, не считая родителей.

Весь мой мир состоял лишь из моего дома, занятых родителей и Макса. А после его ухода остался лишь дом и родители, которые не знали, как справиться с моей хандрой.

Потому, несмотря на страх, я приняла серьезное решение, которое, признаться, пугало не только родителей, но и меня: поступить в академию магии скрывая свою фамилию. Да, маны во мне было немного, в отличие от того же Макса, но ее оказалось вполне достаточно для поступления на теоретической магии. Пусть, магом мне и не быть, но я могла стать госслужащим в магической башне.

Разумеется, родители, которые всю жизнь тряслись надо мной, восприняли мою просьбу в штыки, но после серьезного разговора, они признали, что виноваты в моей изоляции и все же сдались, с определенными условиями. Одно из условий – жить отдельно, пока я не пройду адаптацию. Мне действительно было сложно привыкнуть к обществу сверстников, потому это я приняла новость, что буду жить в отдельной квартире. а не в общежитии с радостью. Все осложнялось вторым условием, в котором говорились, что за меня должен поручиться Макс, который уже отучился в академии три года и собирался переводиться на четвертый. Если бы он взял меня под патронаж, это бы успокоило родителей.