Дионисов. За власть и богатство! - II (СИ) - Скоробогатов Андрей Валерьевич - Страница 18

Княжна вырвала бутылку из рук, нюхала пробку, разглядывала — с интересом, как настоящий гурман и знаток.

Эх, девочка. Так вот какая у тебя «беда»…

— Я пробовала год назад, в новый год! Как интересно! Де Онисов, где вы его достали? И сколько он мне будет стоить?

— Ну, ценовую политику, думаю, должна определять торговая площадка, — я взглянул на Вторникова.

— Двести… или нет, нет, сто восемьдесят тысяч, — хмыкнул Вторников, скрестив руки на груди. — Думаю, Александл для вас сделает скидку. Если, конечно, это настоящая текила… Разрешите, ваше сиятельство, я проверю?..

Княжна уже никому не хотела отдавать бутылку.

— Нет-нет. Это определённо — настоящий. Двести — так двести. Это хорошая цена. Архип, отсчитай деньги.

Спорить с ценой я не стал. Один из подручных принялся рыться в чемодане.

— Также могу предложить вам шотландский виски, — сказал я. — Его цена будет… пожалуй, сто пятьдесят.

Итого мой кошелёк пополнился на триста пятьдесят тысяч — семь плотных пачек с «пятисотками». Затем все бутылки со стола, включая две мои, упаковались в явно специализированные мешки, а княжна снова подошла ко мне.

— Ну, не смею больше мешать вашей встрече, — и ручку подала подала сначала Станиславу, потом мне.

Я потянулся поцеловать ладонь, но она не спешила сразу убирать её от моих губ. Подошла чуть ближе, повернула руку, оттопырила мизинец и провела по моим губам. Я в ответ облизал подушечки пальцев, затем поцеловал раскрытую ладонь в центре — а что ещё мне оставалось делать, если от меня очевидно просили сделать именно это?

Остаточные знания о неофициальном дворянском этикете напомнили, что обычно означает такой жест. Ну и… что мне теперь делать?

— Хорошо, — сказала она и испарилась вместе со своей свитой.

Очень, очень опасная девушка. И явно в беде.

И явно очень, очень хочет, чтобы я ей помог.

Я пару секунд обдумывал произошедшее. Опасность девичьих заигрываний в моём положении в том, что они наглухо отключают чувство опасности. Очнулся я только после того, как меня толкнул Станислав, доставший свой трофейный кольт.

А к тому времени все стволы в зале уже смотрели на меня.

— Стой, где стоиш-шь, ублюдок! — рявкнул Вторников.

— Положи на стол бутылки. Ты, говнюк. Ты мне чуть не сорвал сделку и не заплатил комиссию! — заявил Вторников.

Станислав шагнул вперед и наставил ствол на него.

Рука со стволом вполне заметно дрожала. И тут же щёлкнули взведённые курки в руках у подручных Вторникова.

Как-то спонтанно у него этот режим включается, подумалось мне. С одной стороны — это круто, когда ты не один в замкнутом помещении, и есть кому тебя защитить. С другой стороны, пугливый и плохо стреляющий джентльмен может в такой ситуации скорее убить, чем спасти. Потому что в замкнутом пространстве при конфликте джентльменов гораздо разумнее пытаться решить проблему разговором по душам, а не пулей.

И этот конфликт был именно таким. И я, конечно же, включил всё своё красноречие.

И лексикон я выбрал подстать бурной товарно-денежной дискуссии, проходящей в подвале на свалке автомобилей.

— Это я-то, мать твою, говнюк⁈ Это ты говнюк! Ты серьëзно подумал, что я собираюсь тебя кинуть? Перед княжной? В твоём же помещении? Я похож на самоубийцу, да? Я кому сказал адекватную цену за текилу эту несчастную назвать? А?

— Ну… меня, — опешил Вторников.

— И ты чего сделал?

— Назвал…

— Нет, мой друг. Ты не назвал адекватную цену. Ты занизил на процентов двадцать, а затем предложил меня сделать скидку, а затем — ещё и обвинил в том, что я тебе что-то не заплатил. И наставил на меня пушку! В итоге потерял и я, и ты!

Я в раздражении пнул пакет с бутылками — не сильно, но ощутимо, чтобы они загремели и упали, Вторников тут же заорал:

— Стой, стой! Уберите пушки, уберите пушки!

Когда все подуспокоились, я продолжил:

— Знаешь, что меня больше всего раздражает? Это некомпетентность. Особенно некомпетентность человека, занимающегося продажами. Когда люди, живущие в капиталистическом обществе, не хотят зарабатывать деньги! Ты же понимаешь, что если бы не я — она бы ушла к твоим конкурентам? В порт Белого берега, или где там ещё.

— Что такое «капиталистическое общество»? — нахмурился Вторников, затем вытер рукавом пот со лба и устало сел за стол. — А вообще — идите уже сюда, чего в углу базарить. Говоришь, не хотим деньги зарабатывать? Хотим. Так кто ж знал, что ты меня кинуть не собираешься.

— Я знал. Он, — тыкнул я на Станислава. — Знал. А теперь мы из-за тебя потеряли пару сотен тысяч оба. Ну и чего, ты хочешь оставшиеся бутылки? Или нет? Тоже скидку на них попросишь?

— Ну… для начала покажи, что у тебя ещё есть. Я видел, что там вино…

Слово за слово — диалог пошёл в куда более конструктивном ключе. В итоге вино «Дионис» я продал ему за двести. А два пузырька домашнего самогона толкнул по десятке каждый.

— Ты уж извини, что я занервничал, — пожал мне Вторников руку на входе. — Приходи ещё. Приноси, что есть.

В холле я передал половину Станиславу.

— Половину? А не много ли?

— Как договаривались. Ну и, считай, за то, что попытался прикрыть меня со спину. Но больше так, прошу, не делай. Потому что может выйти плохо.

А потом мы вышли на площадку, и я не сразу понял, где стоит мой мотоцикл.

Потому что он был скрыт за приличных размеров толпой, в основном состоящей из крупных бородатых дядек в кожаных куртках.

— Так, не задерживаемся, следующий, — услышал я голос паренька.

Того самого, который провожал нас к зданию с подвалом.

— Так. Что тут происходит? — спросил я и принялся работать локтями.

В общем, пока мы отсутствовали, он организовал фотографический салон с Нанотолием и моим «Харламовым-Давыдовым». У него оказалась здоровенная фото-мухарайка с мгновенной печатью фото, вроде «поляроида», и он бодро приторговывал фотографиями с Нанотолием.

А зверь был довольным — судя по всему, внимание умиляющихся бородатых мужиков ему было по душе.

— Смотри… смотри… А давайте, господа, я его к себе на голову посажу! — заявил тот самый, с которым я беседовал перед этим.

— И-е! — пискнул Нанотолий, и принялся карабкаться ко мне.

— Ой, — пискнул уже паренёк, поняв, что я буду не вполне довольным такому раскладу. А затем протянул пачку собранных купюр. — Вот, возьмите…

И протянул мне пачку десяток и двадцаток.

— Ладно… А ты деловой! Оставь себе на мороженное, или чего ты там обычно покупаешь.

На обратной дороге я решил всё-таки заехать на квартиру. Во-первых, Станислав попросил меня довести — надо было забрать ещё кое-какие вещи. И, как я понимаю, припрятать или вложить часть своей доли — что ж, разумно. А во-вторых — Рустам, скорее всего, уже доставил записку и теперь должен был мчать обратно. А Надежда Константиновна должна была пребывать в полнейшем смятении.

И самое время, что называется, «подсечь».

Итак, уже знакомый двор, я припарковал свой байк, снова вызвав интерес у детворы, посадил Нанотолия на плечо и смело зашагал к двери квартиры Надежды Константиновны.

На звонок в дверь, как и на стук — никто не отвечал. А на полу валялись характерные царапины от перетасканной мебели и обрывки какой-то упаковочной плёнки.

— Это кто-сь там долбится? — причапал на мой стук вахтёр. — А, это вы… Александр Платонович.

— Ага. Подскажите, банда Крестовоздвиженской опять пребывает на митингах?

— Тю… Какой там митинг. Собрались на грузовик и укатили. На час с ней разминулись, стало быть. Ещё и нахамили напоследок.

— Куда?

— «В новое, более гостеприимное место», сказали.

— Вот как. А моего товарища, Рустама, не видали? На «Корвет-Антилопе-65»?

— Нет, не видал. Хотя да, приезжал тут кто-то на внедорожном. Но не здоровался.

Вот так вот. Теперь ищи-свищи мою огневолосую зазнобу, подумалось мне. Как-то это всё не вязалось с тем, что я ожидал получить — но не беда, подумалось мне, вариантов ещё предостаточно.