Целитель (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 50

— Думаешь, я тебе что-то расскажу⁈ — его лицо исказилось в гримасе, наверное, презрения.

В ответ я молча метнул в него катану на манер короткого копья. Меч пробил правое плечо, со лязгом войдя в глубины и так уже покалеченного трона, а крепыш, восседающий на нем, замолчал с видом глубочайшего неверия в случившееся. А затем заорал.

Мне пришлось выбить четыре мощных металлических двери по дороге к этому залу, а еще прибить троих совсем уж чахоточных, слабых и дергающихся «зомби», но последнее могло и не считаться. Четырех дверей было более чем достаточно, чтобы я сейчас чувствовал усталость и раздражение. Логика была в замешательстве. С одной стороны, этот психопат с манией величия определенно получает поддержку. С другой стороны, несмотря на всю демонстрируемую ранее ненависть по отношению ко мне (и десятки писем с угрозами), он не сделал ни-че-го. Потому что не хотел? Вряд ли. Потому что не мог? Куда правдоподобнее. Все эти марионетки, которыми он защищался, не стоили и ногтя Хито-Хито, того самого охотника за «надевшими черное».

— Если ты не начнешь говорить, то я разрежу тебе желудок и оставлю медленно умирать здесь, а сам уйду добивать американцев, — ровным голосом предупредил я, подходя к «трону», — Спустя полчаса вернусь, когда содержимое твоих кишок вытечет наружу, начав отравлять организм.

— Ты! Да кто ты такой⁈ — прохрипел, собираясь с силами, толстяк. Он определенно хотел отпрянуть от приблизившегося меня, но металл, сращенный с плотью, ему не позволил.

— Ты сам сказал. Обычный человек. Так что не трать моё время, — я взялся за рукоять торчащего в кресле (и теле непризнанного гения) меча.

А затем чуть качнул её. Человек в кресле заорал и заплакал. А затем признался, что американцы мертвы. Он, поняв, что я его перехитрил, отправил резервы своих подопытных в прямую атаку на оставшихся в живых агентов ЦРУ, а затем попытался нагнать меня, перехватывая контроль над другими «телами». Не успел.

Значит, есть время.

Вытягивать информацию из психа оказалось сложным делом, так как безумия в нем было куда больше, чем гениальности. Пришлось мало того, что делать ему укол морфия, оказавшегося под рукой (точнее, в аптечке кресле), так еще и слушать целую историю.

Виктор Стоун был молодым и талантливым помощником Херезева, известного нейрохирурга, автора многих современных работ по той же специальности. Сам Херезев, заполучив определенную известность в мире медицины, ударился в разъезды по странам с целью продать себя подороже. Будучи выходцем откуда-то из стран Восточной Европы, талант не хотел прозябать в собственной стране, а мечтал о куда большем, в идеале об Америке.

Когда они были в Стокгольме, то в номер к мэтру нейрохирургии постучались не представившиеся люди, предложившие Херезеву сделку — одну операцию за приглашение жить и работать в Голливуде. Разумеется, он согласился, разумеется, для операции нужен был Стоун. С них требовалось немногое: всего лишь имплантировать небольшое странное устройство в мозг парализованного ниже пояса человека. К всеобщему горю, для того чтобы проделать эту операцию с необходимым качеством, хирурги должны были хоть немного понимать, что это устройство делает, к чему подключается. Их предупредили, что за раскрытие тайны технической документации они могут быть лишены жизни… причем без разницы — поверят им или нет.

Почему я сказал «горю»? Потому что сидящий передо мной человек когда-то имел младшую сестру с диагнозом, близким к тому, что тогда имел их парализованный пациент. Она умерла от угнетения дыхательных путей, что и побудило Стоуна заняться нейрохирургией. Он желал научиться спасать людей. И, внезапно, получил доступ к устройству, которое именно это и делало. Знаний человека, уже установившего за свою практику сотни имплантов, вполне хватило, чтобы понять серийность этого образца.

Виктора охватил гнев. Он похитил устройство и документацию, подставил начальника, после чего скрылся. Его путь лежал в Японию, страну, где производство электроники было на очень высоком уровне. А дальше классика. Куда деваться скрывающемуся нейрохирургу, кроме как уйти в Темный мир? Таким редким кадрам здесь более чем рады.

— Я работал, ставил импланты, менял руки и ноги… — бормотал этот Виктор, постоянно поглядывая на лезвие меча и капающую с него кровь, — … попутно разбирался в устройстве. Оно! Оно…! Оно потрясающее! Опережало наши технологии, самые современные, к которым имел доступ дурак Херезев, превышало на десятилетия! Механический контроль органики! Рост нервной ткани и её замена! Программирование воздействий! Это было потрясающе!

Разумеется, он никак не мог скопировать эту технологию, повторить имплант, зато смог создать его громоздкие примитивные копии-проводники, которые могли принять сигнал от оригинала, запустив определенный отработанный процесс роста и изменения нервной системы. Реверс технологии — не человек управляет имплантом, а механизм использует человека и весь его наработанный опыт движений как имплант. Это был не просто прорыв, а нечто куда большее!

— Платили мало, — скривился раненный, — Слишком мало. Мне нужны были деньги, ресурсы, техника! Тела!

Криминал не мог и не хотел обеспечить и одной тридцатой того, что нужно было Стоуну для работы над копиями чипов, но у того было несколько опытных образцов копий имплантов, а еще набитая рука и полное отсутствие каких-либо моральных скреп. Он выбирал себе жертву из тех инвалидов, что к нему свозили со всей страны, имплантировал ей чип, а затем через него принуждал человека к подчинению. Многого тогда не требовалось, стимуляция нервных центров да возможность передавать приказы… Правда, для управления телами ему пришлось проделать над собой операцию, приковавшую его к этому «трону». Отсоединиться он бы смог, а вот ходить… Впрочем, Стоун не жалел, за него теперь ходили другие.

— То есть, ты всех поработил, убил и переработал, оставшись в этой дыре совсем один?

— Уже два года как! — горделиво ухмыльнулся Стоун, — Всё, что ты видишь вокруг, все построено мной одним! Я отдавал распоряжения своим телам, учился, обучал их, совершенствовал! Хито-Хито был моим лучшим образцом, полностью дистанционным, самоподдерживающимся, с сохранившимися навыками, улучшенными измененной нервной тканью! А ты убил его… Разрушил.

Взгляд неадеквата блеснул яростью.

— А теперь убью тебя, — равнодушно сообщил я ему, хватаясь за рукоять меча, — Не люблю верить на слово, но допрашивать сумасшедшего, растянувшего простой ответ на пятнадцать минут воспоминаний, не вижу смысла.

— Постой!! — Стоун всхлипнул, когда лезвие покинуло его тело, наконец-то освобождая дорогу для тут же хлынувшей крови, — Подожди! Я знаю тебя! Читал! Узнавал! Ты гений, школьник-отличник! Мы можем через тебя обнародовать мои исследования! Это все здесь, на носителях, в моей голове! Слава! Деньги! Мы разделим всё! Я буду в тени…!

— Ты мало узнал.

Много ли нужно времени и сил, чтобы убить совершенно неподвижного человека? Нет, всего одно короткое движение запястьем, помогающее зазубренному лезвию катаны вспороть его яремную вену. Однако, мне не дают его нанести.

Вместо этого, я, получив очень сильный и совершенно неожиданный удар в плечо, лечу в колонну, до которой метра два. Это было настолько внезапно, что я потерялся в ощущениях разума и тела. Мы были в зале вдвоем, я был настороже, постоянно отслеживал малейший звук, малейшее движение воздуха, от того и был спокоен, пытался узнать больше об этом странном типе… Резкий тупой удар в голову, пока пытаюсь вскочить, а после него два глубоких прокола в плечо и бок. Затем еще один сотрясающий меня удар прямо в переносицу. Этот я могу хотя бы увидеть, его наносят ногой…

Падаю на пол с кружащейся головой. От мест проколов (меня пырнули…?) быстро распространяется леденящее ощущение, заставляющее внутренности судорожно сжиматься. Мозг принимает простое решение — если не добивают, значит лучше притвориться павшим, сосредоточившись на нейтрализации того, что ввели в мои раны. Тем не менее, уплывая в предельную сосредоточенность, слышу тихое: