Хозяйка расцветающего поместья (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 23

Оставалось время и для рукоделия. Носовые платки почему-то очень обрадовали мужа — я даже удивилась: неужели Настенька никогда не дарила ему таких мелочей? Но радость мужа согрела и меня, так что я сделала еще и пару шейных платков, которые мужчинам полагалось носить «с небрежным изяществом». Один — из батиста с вышивкой белым по белому: вензеля с инициалами мужа по углам и орнамент вдоль сторон. Второй — из золотисто-коричневого шелка, там мне нужно было только аккуратно подрубить края.

Дуня в это время старательно плела пояс для Петра. «Топки» оказались квадратными дощечками, в краях которых проделывались дырочки, чтобы пропустить нитки. Один конец она привязывала к ножке стола, второй — к собственному пояску а узоры получались поворотами дощечек. Как девушка умудрялась ничего не перепутать, орудуя ими, я так и не поняла. Дуня обещала научить меня этому способу в обмен на обучение вязанию кружева крючком. Зимой. «Когда для баловства времени больше будет», как она выразилась.

Я не была уверена, что зимой у меня будет много времени: муж уже планировал на следующий сезон съездить в столицу. Насколько я успела выяснить, балы и визиты заменяли здесь корпоративы, именно там заводились полезные знакомства и обсуждались деловые планы. Впрочем, до зимы было еще далеко, и я не стала забивать себе голову подобными вещами. Вот сниму урожай, переработаю, а там буду разбираться, шить ли бальные платья по следующей моде и доставать ли из-под картошки драгоценности.

Если из деревни мы приехали на двух колясках, то обратно за нами двигались еще и две телеги. Я категорически не пожелала расстаться с хлоркой, медом, гвоздями, инструментами, которые я прикупила по случаю, и множеством других полезных мелочей вроде семян.

Удивительно, как изменился пейзаж за какие-то пару недель. Копыта стучали по подсохшей колее, и карета катилась споро, без натуги. По обочинам дороги желтели россыпи мать-и-мачехи, а на пригорках проклюнулась первая травка. Березовые рощи подернулись зеленоватой дымкой — вот-вот распустятся клейкие листочки. В низинах осины покраснели от набухших почек, а на опушках орешник выбросил длинные сережки.

Поля ожили — там, где земля успела просохнуть, уже начинали пахать. Лошади тянули плуги, за которыми шли крестьяне в бурых домотканых армяках, распахнутых, несмотря на прохладу. Грачи важно расхаживали по свежей пашне, выискивая червей. А в прогретом весеннем воздухе уже вовсю заливались жаворонки — такие высокие, что их и не разглядеть в синем небе.

Я щурилась в окно на яркое солнце и радовалась, что скоро буду дома. Виктор же, наоборот, мрачнел с каждой минутой.

— Что случилось? — спросила я, когда поняла, что дело не в очередном ухабе.

— Не хочу расставаться с тобой.

— Так не расставайся, — улыбнулась я.

Как-то так вышло, что мы не обсуждали, как будем жить, вернувшись в деревню. Может быть, именно поэтому я не торопилась уезжать из города. Мы оба понимали, что свой дом я не брошу: слишком много сил туда вложено, выстроено слишком много планов, отказываться от которых я не хотела. Но и у Виктора наверняка были свои желания и свои планы.

— Придется расстаться, — подтвердил он. — Нужно проведать матушку, объехать угодья, переговорить с приказчиком. Подправить кое-что из намеченного. Сейчас до осени будет самое жаркое время, во всех смыслах.

Как же просто бывает в юности, когда оба начинают почти с нуля. Куда сложнее сейчас.

— Понимаю. — Мне тоже стало немного грустно. Приятно быть самой себе хозяйкой, но есть у этого и обратная сторона. — Постараюсь приезжать к тебе так часто, как только получится.

Виктор приподнял бровь.

— А я как раз собирался сказать, что, когда закончу с первыми делами, поселюсь у тебя.

— Это было бы замечательно! — обрадовалась я. — Если тебе не придется мотаться туда-сюда.

Давненько мне не доводилось встречать мужа с работы.

— Придется, но это ерунда. Пара часов верхом заменят мне утренний моцион, только и всего, — пожал он плечами.

Я потянулась к нему, поцеловать, и на какое-то время нам стало не до обсуждения дел.

Наконец карета замедлила ход.

Я выскочила, не дожидаясь, пока Виктор поможет мне выйти, — так не терпелось увидеть дом.

Двор встретил меня громким кудахтаньем: куры, выпущенные из птичника, деловито разгребали прошлогоднюю траву у забора. Снег сошел полностью, только в тени строений, у северных стен, еще белели грязные ошметки. Земля местами подсохла, кое-где уже пояаилась робкая травка, особенно у конюшни, где было теплее. В низинках еще блестели лужи, отражая высокое весеннее небо.

Мотя, дремавший на завалинке теплицы, поднял голову и помчался ко мне не хуже собаки. Поставил на колени передние лапы, заглядывая мне в лицо. Я рассмеялась, подхватила его на руки, не обращая внимания на следы, оставшиеся на юбке.

— Молодец, хорошо сторожил. Морда у хлыща долго заживать будет.

Кот громко замурлыкал.

Держа его на руках, я метнулась к теплице. Окна запотели изнутри, надо бы открыть. Да и вымыть неплохо бы. Не удержавшись, я отворила дверь, вдыхая запах влажной земли и зелени.

Марья не подвела: редиска уже вовсю пустила листья, лук выбросил стрелки. Я сорвала одну, сунула в рот, довольно щурясь: вот и зима прошла. Укроп проклюнулся тоненькими иголочками, и на грядке с салатом виднелись первые всходы. Остальное же все покрывала сочная зелень горчицы.

Надо перекопать, и можно будет потихоньку высаживать рассаду. Пройтись по саду, который я еще не видела. Достать из своей поклажи семена календулы, купленные в городе, и…

Планы множились в голове. Виктор прав, сейчас пора будет жаркая, только успевай поворачиваться.

Хлопнула дверь господского дома, отвлекая меня от мыслей.

— Батюшки, приехали!

Марья заторопилась к нам по тропинке. Подойдя ближе, поклонилась в пояс.

— Нянюшка, чего ж ты как чужая!

Я раскрыла объятья, и Марья бросилась мне на шею, расцеловала в обе щеки.

— Вернулась, касаточка! Я уж думала, ты решила в городе с мужем остаться!

— Как же я дом брошу, — рассмеялась я.

Когда нянька отстранилась, Виктор поклонился ей как равной. Марья ошалело моргнула, а потом вернула ему поклон со спокойным достоинством.

Откуда-то донеслось бодрое хрюканье. Я обрадовалась:

— Поросят завела?

— Троих в деревне взяла, обещала расплатиться, как ты вернешься. — Нянька помрачнела. — Да только как бы не пришлось обратно отдавать.

— Что случилось? — встревожилась я.

— Падаль какая-то в колодец угодила. Теперь к реке за водой приходится ходить, а это, сама знаешь… — Она махнула рукой. — Лошадку-то я сведу попить, курам и луж хватит, себе кое-как тоже натаскаю, а поросята-то расти будут…

— То есть — падаль?

Я подбежала к колодцу, подняла крышку и отпрянула от густого сладковато-тухлого запаха.

Да что же это такое, опять все не слава богу! Плакали мои планы попариться в баньке после дороги и провести остаток дня за чаем и задушевными разговорами, чтобы завтра с новыми силами вернуться к хозяйству.

— Не знаю, как я так запамятовала на ночь крышку закрыть, старость, видать, совсем беспамятная стала, — вздохнула Марья. — Собака али кошка туда свалилась, отсюда не разглядеть. Парни крюком пытались вытащить, без толку, сгнило все, разваливается.

Да даже если бы и смогли вытащить, пить такую воду все равно нельзя.

— Давно это случилось? — спросила я.

— Дня три назад.

— Мотя, а ты куда смотрел? — спросила я кота, который старательно терся о ноги Виктора.

Мотя сел, забил хвостом.

— Не нравится? — проворчала я. — Мне вот тоже это нюхать не нравится.

Кот фыркнул и, воздев хвост, зашагал прочь.

— Нашла тоже сторожевого пса, — хмыкнул Виктор. Тут же посерьезнел. — Хорошо, что вещи не начали разбирать. Марья, собери свои вещи на несколько дней и садись в коляску.

— Это еще зачем?