Артефакт острее бритвы (СИ) - Корнев Павел Николаевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/74
- Следующая
Ладно хоть ещё магистр Гай трапезничал либо в городе, либо у себя в кабинете, а то бы у меня точно несварение случилось. Впрочем, и так непривычная еда показалась слишком острой, когда закрылись с Беляной в её каморке, во рту полыхал пожар.
— Тебя куда заселили? — уточнила девчонка, снимая передник. — Если в твоей комнате есть окно, то…
— Шиш там, а не комната, — буркнул я, расстёгивая воротник. — Койку дали. Я ж адепт, а не аколит, как некоторые…
— О, Лучезар! Как низко ты пал! — рассмеялась Беляна. — Принимать пищу в компании слуг, спать в общей комнате…
— Да ну тебя! — поморщился я, заметил на столике перо, чернильницу и стопку листов, безмерно удивился этому и спросил: — Чего бумагу переводишь?
— Заряне письмо пишу.
Я присвистнул.
— Недешёвое удовольствие!
— Уж не обеднею! — фыркнула девчонка. — От тебя привет передать?
— Передавай, — кивнул я и попросил: — Мне б попить…
Черноволосая пигалица тут же упорхнула куда-то и вскоре вернулась с запотевшей бутылкой тёмного стекла. Фарфоровую пробку на горлышке удерживала толстая проволока — с подобными приспособлениями мне сталкиваться ещё не доводилось.
Беляна надавила пальцами на хитрую конструкцию, и пробка сдвинулась, с хлопком отскочила, но не упала, так и осталась болтаться.
— Это что? — уточнил я, принимая бутылку у отхлебнувшей из неё девчонки.
— Заморский светлый эль, — пояснила та.
Я принюхался, уловил сильный хмельной аромат и скривился.
— Пиво! Не люблю.
— Ну извини! — развела руками девчонка. — Печь уже потушили, а сырую воду тут пить себе дороже. Или бояре предпочитают вино, а пиво для черни?
— Иди ты! — ругнулся я и приложился к горлышку.
Напиток оказался откровенно горьким, для утоления жажды пришлось сделать три длинных глотка, и почти сразу в голове у меня легонько-легонько зашумело.
— Отрава! — проворчал я. — Лисий яд!
— Варят в Поднебесье специально для заморских территорий. А крепкое и с избытком хмеля, чтобы в дороге не портилось. Будешь ещё?
Я отказался, и Беляна допила остатки эля, после чего расстегнула платье и стянула его с себя через голову. Там уже стало не до разговоров.
Проснулся рано. Лежал и вслушивался в тихое сопение девчонки, да ещё морщился из-за болезненного жжения. Увы и ах, меридианы и узлы оказались недостаточно проработанными для протаскивания по ним сгустка порчи: в правое запястье словно раскалённую спицу воткнули да так всего на неё и нанизали, достав аж до самого солнечного сплетения. Пришлось ловить состояние внутреннего равновесия и тянуть в себя небесную силу, где-то снимать напряжение, где-то что-то смещать и укреплять.
Когда постучали в дверь, Беляна встрепенулась и отозвалась, пообещав без промедления выйти к завтраку, затем уставилась на меня и простонала:
— Ты подлец, Лучезар! Я же сегодня на раскорячку ходить буду! Что люди подумают⁈
— А кто подзуживал и требовал не останавливаться? — парировал я. — И почему только сегодня? Я съезжать не собираюсь!
Беляна попыталась спихнуть меня с кровати, не сумела сделать этого, но и мне удержать её тоже не удалось. Ускользнула в темноту.
Тут же загорелся огонёк ночника, и девчонка потребовала:
— Собирайся!
В больницу я отправился сразу после завтрака, а там вплоть до полудня под руководством магистра Первоцвета ослаблял, вытягивал и выжигал порчу из антиподов и служащих Южноморского союза негоциантов. Ладно хоть ещё помимо меня на подхвате у врача была пятёрка стажёров из школы Багряных брызг, а то бы точно спёкся. За всё время только раз отлучился травяного отвара напиться да попутно в туалет заскочил, и всё.
Опыта набрался — море. Магистр не просто требовал сделать то или это, он ещё и пояснял, как поступать в тех или иных случаях, помогал подмечать ключевые моменты, советовал и наставлял. При этом возился с нами отнюдь не из одного только желания чему-либо научить — все исцелённые пациенты записывались исключительно на его счёт.
Первейшим средством для избавления от порчи третьей степени сложности оказалось кровопускание — от нас требовалось лишь согнать всю гнусь в какую-либо конечность, перетянуть её и проткнуть жилу. Ничего сложного, но белых пятен на моём больничном халате к концу дежурства осталось не так уж и много.
— И так каждый день? — спросил один из стажёров, которые хоть и понимали в порче куда больше моего, но вымотались ничуть не меньше.
— Когда как, — пожал плечами магистр и приложился к бутылке молока.
Старший из учеников школы Багряных брызг нахмурился.
— Но кто-то же должен нести за это ответственность! — заявил молодой человек, прозывавшийся Веславом.
— Кто-то должен, — согласился Первоцвет. — Но наша задача лечить людей, а не заниматься отловом чернокнижников. Всё, на сегодня свободны!
Я не удержался и полюбопытствовал:
— А почему не используется алхимия?
Магистр скривился.
— Избавление от порчи с помощью алхимии обойдётся самое меньшее в сотню целковых. В Поднебесье. Здесь можешь смело умножать надвое. И это для третьей степени сложности!
Я присвистнул. Не из-за озвученной суммы — просто прикинул, сколько содрали с Горана Осьмого за пилюлю, выжегшую из Яна Морячка полноценное и далеко не самое слабое проклятие. Счёт там точно шёл на тысячи.
У больницы была собственная трапезная, обедать мне полагалось именно там, и надо сказать, кормили врачей и лекарей весьма неплохо, пусть даже не всегда удавалось понять, что именно пошло на приготовление того или иного блюда.
Дарьяна я ни за одним из столов не углядел и потопал обратно, намереваясь поискать его в подвале, но обнаружил товарища на брёвнышке у крыльца. Книжник восседал на нём в гордом одиночестве и курил. Самокрутка ходуном ходила в дрожащей руке, он то и дело заходился в кашле и сплёвывал табачные крошки, но тянул в себя сизый дым и тянул.
— Совсем всё плохо? — спросил я, присаживаясь рядом.
— У меня-то? — уточнил Дарьян. — У меня всё замечательно. Знаешь, кого сейчас вскрывал?
— Вскрывал — это как рыбу? — уточнил я, сделав характерный жест рукой, и после утвердительного кивка попросил: — Давай, удиви меня!
— Монаха. Одного из ордена Небесного меча.
— О как!
— Вот так!
Скрученный обрывок газетного листка обжёг книжнику пальцы, он выругался и выкинул окурок под ноги, растёр ботинком. Сразу видно — цену табаку не знает: там его ещё целая пятка оставалась. Впрочем, если что-то за морем и стоило дешевле чем в Поднебесье, так это табак. И прилично так дешевле, в разы.
— А ещё Ждана видел, — продолжил делиться Дарьян новостями. — Лопоухий такой, из абитуриентов. Ему какой-то стрелец два зуба выбил.
— За что?
— Говорит, ни за что. Челюсть приводить в порядок за свой счёт прислали.
Я вздохнул.
— Дарьян, я тебя понял. Жизнь полна несправедливости. Но лично у тебя какая беда стряслась? Колись, давай!
Книжник поглядел на меня и нехотя сказал:
— Сейчас аргумент к атрибуту подвязывать пойду.
— И это плохо разве?
— На две сотни угорел.
— За хороший аркан и две сотни отдать не жалко, — пожал плечами я. — Абы какой ты бы не стал брать, так?
Дарьян вздохнул.
— Что дали, то и взял. У меня атрибут для работы с бестелесными созданиями предназначен, вот его и хотят чуток в материальную плоскость расширить.
— Хотят? А ты?
— А мне это вот как! — Резкий жест ладонью поперёк горла вышел красноречивей некуда, а после Дарьян поднялся на ноги. — Да только деваться некуда. Наставник кругом прав: от чистого духолова толку немного. Сходишь со мной?
Неожиданный вопрос заставил озадаченно хмыкнуть, но я колебаться не стал и сразу встал с бревна.
— Пошли!
В подвале оказалось прохладно ровно как на леднике. Пахло там смертью.
Худой дядька в кожаном халате с застёжками на спине, лысый и бледный, глянул на меня с интересом.
— Новенький? — Но тут же покачал головой. — Нет, слишком живой. У Первоцвета стажируешься?
- Предыдущая
- 31/74
- Следующая