Возвращение (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 79

- Одержимый?

- Не знаю, Илюша. Никто другой его не боится, ни мать его, вдовая царица, ни брат, ни царица Марина. Не видят они, что ли? Истерман, ближники Фёдоровы... всем, как глаза застит! А мне страшно рядом с ним! Словно змея вокруг запястья обвилась, не так пальцем шевельнешь - вопьется.

- Как же ты замуж за него идти хочешь?

- Я и не хочу. Но сказать такое батюшке? Не насмелюсь.

- Значит, никто другой не боится...

- Кажется мне, Илюша, что Фёдор тебя к себе приблизить пожелает. Отца в палаты царские позвали, матушка при вдовой царице, ну и ты. При Фёдоре. Выгодно, правда же?

И столько тоски было в ее голосе, столько боли...

- Не хочу я, - буркнул Илья. - Не хочу.

- Свою зазнобу чаще видеть будешь.

- Не буду.

- Так и не скажешь, кто она?

- Прости, Устя. Не скажу.

- А вдруг ее супруг порчу навел? Отдал ведьме твой волос, или еще что - она и спроворила?

- Когда б он заподозрил, не жить мне, - ляпнул Илья. - Казнят. - И осекся.

Устя смотрела на него с таким ужасом.

- Илюша...

Не была она дурой.

Измена казнью не карается. Вира - безусловно. Телесное наказание, когда супруг попросит о том. Но не слишком тяжелое. Да, выпороть могут, но не до смерти. Илью бы точно до смерти не пороли.

Неверную супругу могли сослать в монастырь или прядильный дом. *

*- см. Калининский дом в Петербурге, 1720 гг. Но подобные учреждения существовали и ДО того. Прим. авт.

Илье могли устроить церковное покаяние. Могли оженить или запретить разводиться с супругой. Но смертью карали только в одном случае.

И прелюбодея, и изменницу.

Если только...

- Это не Марина? Скажи мне, скажи, что я ошиблась!

Голос Устиньи был почти умоляющим. Почти безжизненным.

Илья вздохнул.

- Устя....

- Нет, пожалуйста, нет...

И столько отчаяния было в серых глазах, столько ужаса, что Илья не выдержал - вспылил. Да что ж такое?! Можно подумать, он сам на виселицу поднялся, сам себе петлю на шею надел?! Чего она смотрит-то так?!

- Устя, ты чего?! Обезумела, что ли?

- Илюша... правда это?

Илья глаза опустил.

Правда.

Даже и не подумалось ничего. Раньше бы ему и в голову не пришло с сестрой о таком разговаривать. Устя же... Тихая, спокойная, скромная...

А сейчас говорит, как с ровней. Что-то в нем сдвинулось, поменялось после аркана.

- Правда, сестрица.

- Ты ее... любишь?

И снова - непонятное что-то. Еще месяцем раньше Илья бы кого хочешь в своей любви заверял. Горло бы за нее перегрыз. А сегодня что?

- Не знаю, Устя. Это как огонь. Черный, прекрасный... и меня к нему тянет. Неудержимо.

Устя невольно руку опустила, груди коснулась.

Неужто?

Черный огонек там горел, ровно и уверенно. Никуда не делся.

- Илюша... казнят. И ее, и тебя, смертью мучительной.

А в памяти - как Семушка умирал.

Глаза его отчаянные, кровь на губе запеклась...

Прости, царица. Не виноватый я, и ты не виноватая... прости.

И ее голос ответный, сорванный от слез... они весь день текли, не унимались.

И ты прости, Семушка. Меня казнить хотят, ты жертва невинная. Помолись за меня у престола Господня...

И стражи рядом. Всё они понимают, глаза отводят, в землю глядят. А сделать-то ничего и не могут. Самим на кол или на крест неохота. Страшно...

Как за двадцать лет страну в такой страх повергнуть? Чтобы дышать нельзя было, чтобы охватывало тебя липкое, черное... Фёдор справился.

Только Устя невиновна была, а вот Илюша...

- Может, в имение тебе уехать?

- Батюшка не отпустит.

Устя задумалась.

- Илюша, когда тебе на службу надобно?

- Завтра.

- Вот завтра вы и увидитесь, наверное?

Илья подумал о Марине.

О руках ее ласковых, о губах огненных, глазах бездонных...

И словно по хребту перышком прошлись, был бы собакой, так шерсть бы дыбом встала. Аж штаны натянулись, хорошо, рубаха длинная, срам прикрывает.

- Д-да...

Устя только головой качнула.

- Илюшенька, ты скажи ей, что жениться отец требует.

- Ты в своем ли уме, Устя?

- Скажи. И погляди, что она тебе отвечать будет. Я ж тебя не прошу расставаться с ней, обиженная женщина - что хочешь сделает. Просто скажи, что тебя оженить хотят.

- А как спросит - на ком?

- Ты ту невесту в жизни не видывал. Скажи - будет сговор скоро. Можешь? Имен не называй...

- Ты что, Устя? Ты о чем говоришь?

- О том, что разгневанная женщина много чего сделать может. Коли решит, что обидели ее, так и вдвойне. А за что тебе мстить? Батюшка все решил, ты и думать о таком не задумывался.

- И то верно. Думаешь сказать надобно?

- Обязательно. А как не скажешь, да она стороной узнает... отца в палаты пригласили. Скажет он слово не там или не так, мигом дойдет до чужих ушей.

Илья даже побледнел.

- Не думал я о таком-то, сестрица.

- Так подумай.

- Подумаю. И скажу.

***

- Как - живая?!

Полетело в стену зеркало, за ним шкатулка. Впрочем, человека в длинном темном плаще, с накинутым капюшоном, гнев собеседника не испугал.

- Живая. Я за подворьем следил, там холопка померла, а боярышня жива-живехонька.

- Я же... ах ты, дрянь! Это та девка... она мне чужую кровь продала, не иначе!

- Надо было о том раньше подумать.

В стену еще и чернильница полетела. Потом гнев утих.

- И пусть! Холопок много! Не жалко! Только вот кровь боярышни...

- Неуж никого еще продажного не найдется?

- А ежели опять то же самое? Знаешь, сколько сил этот ритуал тянет? Это не муху прихлопнуть, это человека в расцвете сил со свету сжить! И она сопротивляется, тут кто хочешь сопротивляться будет!

- Да уж понятно, - закудахтало из-под плаща. - Кому ж понравится?

Ответом ему было злобное шипение. Словно громадной гадюке на хвост наступили.

- Тебя спроссссить зсссабыли!

- Да и не надобно меня спрашивать, - с тем же кудахтаньем отозвались из-под капюшона. - Надобно было кому умному поручать, а не дураку набитому.

- Вот и займись! Достань мне кровь Устиньи Алексеевны!

- Наново порчу накинешь?

- А когда и так?

- Не пойду. И глупо это! Это тебе не девок морить, подзаборных, это боярышня! И царевич на нее глаз положил!

- Как положил, так и уберет.

- Или ты его вырвешь?

- Не твое дело!

- Не пойду я кровь доставать. И тебе то не советую. Подожди немного, к весне успокоится, тогда и порчу навести можно будет. Тебе что надобно? Чтобы умерла она?

- Чтобы за царевича замуж не вышла. Видел ты ее?

- Ну так?

- Ви-идел... а я тебе другое скажу, то, чего ты не осознаешь, не поймешь. Она ему и деток родить сможет! И даже несколько!

- Ты... КАК?!

- А вот так! Знаешь, что прабабка ее - волхва?

- Думаешь, в девке тоже сила проснулась?

- При встрече было такое. Есть в ней сила, есть...

- А кровь силой не напитана? Неуж неясно было?

- По крови сразу не поймешь, тем паче по старой.

- Так когда... на том и сыграть можно! Девка волховской крови, молодая, наглая, необученная... нет уж! Кровь добудем, а с порчей - погоди.

- Погодить?

- Для другого дела она потребна будет!

- Какого?

- Тебе ж хочется... - шепот был почти не слышен. А вот раздумчивое 'хммммм' - так даже очень.

- Хочется, - теперь голос мурлыкал почти, и было это еще жутче шипения. - Хочетссся.

- Вот мы это и сделаем. И кровь достанем, и замуж она выйти может. А уж по осени, как затяжелеет она, а то и ранее...

Капюшон вплотную приблизился к собеседнику. Шепот был практически не слышен, но...

- Хорошшшо. Если это получится - я перед тобой в долгу буду.

- Я запомню.

***

Патриарх Макарий царицу Марину не переваривал.

Не баба - грех сплошной! Нельзя бабам такими быть! Им платком волосы покрывать положено, платья носить скромные, закрытые, мужчин не соблазнять, лиц не белить, не румянить... хотя последнего царице и не требуется.