Отвергнутая жена (СИ) - Риш Мартиша - Страница 3

Парень с сомнением вернулся к окну. Нельзя нарушать свои обещания. Он, не глядя, протянул женщине флягу, отошел от окна на пару шагов, чтоб не смущать ее.

- Молока так мало вдруг стало, - огорченно произнесла она.

- Это от страха. У женщин так бывает.

И снова парню вспомнилась его мать. Лихая женщина, смелая. Все умела и все могла, семерых их вырастила и всему научила. Минут через десять баронесса позвала Герберта.

- Держи, передашь? - он потянулся было за флягой, опасаясь немного, что колдунья ухватит его за руку, а то и вовсе выпьет всю кровь. Баронесса заметила его страх и опустила пальцы к самому донышку, чтобы он мог взять флягу с драгоценным напитком за пробку. Парень удивился легкости фляги. По всему выходило, что молока там совсем не много.

- Я постараюсь.

- Сможешь еще прийти ко мне утром? Малыш такой крупный, он ест часто и много.

- Перед рассветом, чтоб не увидели.

- Спасибо тебе. Ты сам родом откуда?

- Из Тропор, - парень на всякий случай прикусил язык, ни к чему знать ведьме о нём все, - Это по ту сторону холмов.

- Смешное название. Не здешнее.

- Угу.

- Я буду ждать тебя.

Страж вернулся в замок без всяких сложностей, соврал, что заметил козу у крестьян и выдоил чуть молока. Служанки охотно ему поверили, хоть бы только ребенок поел и уснул. Герберту было жаль малыша в отличие от его отца. Барон в эту ночь собрался отправиться на охоту, чтобы встретить рассвет на границе надела. Герберт видел, как тот разбирал луки и стрелы. Чудной он, вроде только вернулся из похода и вновь отправляется в путь. Да и предлог уж больно странный – пополнить запасы, а в замке полны кладовые.

Барон ведет себя так, будто и не случилось ничего непоправимого в его жизни. Герберт пожал плечами, а у него самого ведовские глаза баронессы так и не шли из головы. И ее тонкие белые руки, которыми девушка подавала флягу через решетку. Надо же, какие бывают, оказывается, нежные руки у девушек. Кожа белая-белая, а ноготки перламутровые, словно ненастоящие. Парень смахнул наваждение. Зря он в это во все ввязался, как бы себя не обречь на погибель. Окажется, чего доброго, на соседнем костре. Сейчас это просто. Но нарушить обещание он тоже не мог. Заглянет утром в темницу, а там, может, кормилицу ребенку найдут.

Люция сидела взаперти и думала. Голос священника за стеной давно оборвался, старик, должно быть, уснул. Жаль, нельзя к нему обратиться с просьбой. Может, Герберт поможет, принесет ей все нужное из покоев? Да и нужно-то не так много. Всего-то три склянки и шкатулку с письмом.

Внезапно раздались шаги за стеной, мужчина шел по часовне. Уж не Розен ли это?

Глава 3

Лошадь остановилась на краю обрыва, переступила ногами. Барон Розен задумчиво посмотрел вниз. В собственном замке он больше не мог находиться, истовый плач младенца, его наследника, первенца, сына сотрясал душу, расшатывал замковые, изъеденные временем стены. Раскрасневшийся, страшненький, в колыбели...

На руках жены его сын выглядел совершенно иначе. Сколько раз он прижимал эту кроху к себе, ласково трепал пухлые щечки, давал палец ребенку и с невероятной гордостью наблюдал за тем, как тот крепко сжимал крохотный кулачок вокруг его мизинца. Будущий воин, следующий барон после него! Вся гордость Розена воплотилась в его сыне тогда, а теперь Зенон ничем не отличался от прочих заплаканных младенцев. Гора пеленок да красное личико. И страшно брать его в руки, и нутро зовёт утешить ребенка, дать сыну то, что он так хочет заполучить... Нельзя! Нет! Никогда этого не случится.

Тоска завладела сердцем Розена, ему захотелось кинуться в замок, броситься в темницу жены, отворить дверь, выпустить её на свободу, отнести драгоценную в их комнаты и вымаливать прощение. Хоть целую вечность подряд, чтоб всё стало так, как и раньше.

Но у кого? У ведьмы? У ведьмы он не может просить прощения. Как бы не стал его род проклят от таких мыслей. И сердце вновь ударилось о ребра, забилось под камзолом, рухнуло в пропасть. Того гляди, разобьется. Барон досадливо поморщился. Нельзя давать волю чувствам, не зря он родился аристократом. Чувства - удел слабых, разум владеет над волей знатных. Нет места жалости в сердце барона. Ведьма его околдовала и только. Поэтому так больно в груди, поэтому серым пеплом осыпается душа и нет сил дышать, стоит только подумать о том, что его Люция заперта в темнице и не ждёт его больше в их покоях, на шелке роскошной постели.

Ее место займет другая. Скромная, чистая, преданная церкви душою и телом. Так должно. Чары спадут, он забудет о жене, как только ее не станет. С каждым прожитым часом приворот Люции будет ослабевать. И все же, как больно! И хочется толкнуть лошадь в бока, вынудить соскочить в бездну с обрыва. Если нет любви, если все, что было – только морок, то зачем ему жить? Другой такой, как Люция, в его жизни не будет.

Герцог Улисский не напрасно предупреждал его, что так все и случится, его сердце захлестнёт жалость. Таково колдовство, темная сила легко пленяет разум. И только достойный способен совладать с чувствами, не поддаться более искушению. А он, барон Розен – достойнейший из людей.

Конечно, достойнейший, если уж герцог предлагал Розену взять в жены свою дочь. Барон тогда только усмехнулся – зачем ему герцогиня, зачем наделы земли, когда и так у него все уже есть. И потом, он женат. Давно и счастливо. Имеет наследника, нет ни малейшего повода разрывать истинный брак, освященный церковью. Должно быть, герцог Улисский умом тронулся на старости лет. На девушку, дочь герцога, он согласился взглянуть из вежливости, не хотел обижать старика, всякому хочется похвалиться тем, что имеет. Лучше бы тот привел своего боевого коня, все интересней.

Розен даже ухмыльнулся, разглядывая без стеснения юную герцогиню. Бледна, высокий лоб, впалые щеки, взгляд опущен до самой земли, серое платье перетянуто голубой нитью – символом девичьей чистоты. Скромница!

Зачем ему эта бледная моль, когда есть роскошная и любимая Люция? Черноволосая, её кожа бела, что фарфор, глаза полыхают ярче, чем сапфиры, а формы? Они способны заставить дрогнуть любого мужчину. Сколько раз он ловил взгляды, обращенные на баронессу? То, что он сам подарил этой девушке титул, ничего не меняло.

- Хороша, - кивнул он старику безразлично, и дочь герцога тут же увели в ее комнаты. Та безропотно подчинилась воле слуг, даже не взглянула на Розена. Лишена любопытства, а значит, глупа. Каких от нее можно ждать сыновей? Да и бедра узкие - того гляди не разродится. Только дурак и женится на такой.

- Возьми мою дочь в жены, получишь и земли, и замок, когда мое время уйдет.

- Я женат, - как глупо это прозвучало, разнеслось эхом под сводами расписного потолка.

- Очнись. Тебя оморочила ведьма!

- Что? - Розен нахмурил брови.

- Не ярись. Я отношусь тебе как к другу. Ты – один из первых рыцарей нашего края. Доблестный, честный, сколько побед одержал! Какие богатства имеешь! Но жена! У себя под носом не видишь порока.

- Моя жена честна передо мной.

- Быть может, честна. Дай мне ответ на мои вопросы и сам поймешь, кого привёл дом. А привел ты ведьму!

- Я не дам оскорбить Люцию. Говоря гадости о жене, вы говорите их о будущем моего рода!

- В том-то и дело. Если не боишься правды, ответь мне, и я успокоюсь. Кто знает, может, я стал стар и не смыслю в жизни?

- Хорошо, я отвечу.

- Где ты повстречал свою невесту впервые?

- В лесу за мельницей. Она собирала коренья себе на еду, - Розен чуть улыбнулся, когда вспомнил испуганный взгляд девичьих глаз. Ведь он почти налетел на свою будущую жену. Конь поднимался на пригорок резвым галопом, а Люция почти спряталась среди цветов люпина. Красотка! Увидишь и никогда уже не отпустишь. Тогда Розену показалось, будто бы он вспугнул лесную фею.

- Колдовское место и занятие колдовское. Верно я говорю?

- Собирать корешки себе в пищу - не зазорно.