Восьмой грех Альберта - Рублева Алиса - Страница 3

Мы с Альбертом живём в двухэтажной четырёхкомнатной квартире. Куда ни взгляни, везде дорогой ремонт. Интерьер выдержан в современном минимализме. Минимум деталей, минимум цветовых оттенков. В основном всё в серых, зелёных и бежевых тонах. На первом этаже одна большая гостиная с электрокамином и наша спальня. Наверху ещё две гостевые комнаты.

– Здесь ты наводила марафет, – Альберт указывает на серый зеркальный столик в спальне.

На нём ничего не стоит, а вся косметика, духи, расчёски и аксессуары оказываются в ящике внутри.

Я сажусь на пуф у столика и начинаю жадно изучать содержимое ящика. Брендовые духи с ненавязчивыми ароматами. Три флакона. Мне нравятся эти запахи. Пудреница, чёрный карандаш для глаз, коричневый для бровей, прозрачный блеск для губ. А я не слишком любила краситься. Ещё внутри оказываются баночки со всевозможными кремами, бутылочки со спреями и тому подобное.

Следом я перехожу к шкафу-купе.

– Правая половина твоя, – подсказывает Альберт, всё это время наблюдавший за мной.

Я отодвигаю дверцу. На вешалках несколько платьев, юбки, брюки, джинсы, кофты – почти всё в классическом стиле. Я только думаю: и зачем домохозяйке столько официальной одежды?

– Куда я в этом ходила, если в основном сидела дома?

– По магазинам, на встречи. У тебя строгий стиль в одежде. Мне всегда это нравилось. А вот тут, – Альберт выдвигает ящик.

Моему взгляду открывается самое разное нижнее бельё: белое, чёрное, красное, с кружевом и без, даже прозрачное есть.

– То, в чём ты ходила по дому. Под халатом, конечно. На тебе всегда было красивое бельё под домашней одеждой, когда ты встречала меня с работы.

Я неловко поглядываю на Альберта и понимаю, что спать с ним я пока точно не готова. А он явно на это намекает.

– Сначала я должна привыкнуть к обстановке. И к тебе.

– Я понимаю, Верочка. – Он обнимает меня за талию и подглаживает по спине. – Я не давлю.

– Спасибо, Альберт. – Освобождаюсь из его объятий.

В ответ он понимающе кивает.

– А где мой телефон? И вещи, которые были со мной в момент аварии?

– Они в шкафу. Сейчас.

Пока Альберт ищет пакет с вещами в шкафу, я осматриваю комнату. На прикроватном столике электронная фоторамка. На ней сменяются наши с Альбертом фотографии. Ни одного нового лица.

– Вот, это твоя сумка. – Он протягивает мне большую кожаную сумку чёрного цвета. – Там всё как было в день аварии.

На лице Альберта отражается напряжение. Его губы поджаты. Он то и дело чешет бороду.

– Не могу смириться с тем, что случилось. Я боялся, что потеряю тебя навсегда.

Я внимательно смотрю на него, ничего не ответив.

– Не буду тебе мешать. Изучай свои вещи. Я пойду закажу нам ужин. Есть предпочтения?

– Да. Хочется итальянской кухни. Спагетти с томатным соусом и пиццу.

Муж улыбается.

– Ты всегда это заказывала. Мог и не спрашивать.

Он уходит из комнаты, закрыв за собой дверь. А я открываю сумку.

Внутри оказывается чёрная косметичка на молнии. В ней не так много косметики. Ещё в сумке серебристый телефон и зарядка. Я нажимаю на центральную кнопку, и экран смартфона загорается. На нём стандартная синяя заставка и нет пароля. Уровень заряда низкий, так что я нахожу розетку и оставляю телефон зарядиться, пока осматриваю остальные вещи.

В сумке я нахожу ключи в чёрной, кожаной ключнице. Чёрный кожаный кошелёк. Очень растянутый, хоть и не потёртый. Внутри нет ни налички, ни платёжных карт. Только скидки в магазины одежды.

На дне сумки я нащупываю что-то маленькое и твёрдое. Оно приклеилось между складками ткани. Подковырнув его ногтем, я достаю на свет леденец зелёного цвета. По запаху мятный. Странно, у меня такой порядок в сумке, а тут прилипшая конфета. Ещё и мятная. Не думаю, что люблю мятные конфеты. По крайней мере, сейчас меня к ним не тянет.

Вещей в сумке оказалось не так много. Я беру свой телефон. Сначала открываю фотографии. Последний снимок аж в ноябре прошлого года. Наше с Альбертом селфи. До этого ещё одна фотография на скамейке в парке. Я сижу в белом пуховике и белой меховой шапке. Ещё фотография граффити в виде большого чёрного кота в очках на стене дома. Фото чьей-то собаки: маленький белый пудель на поводке. Летние фотографии с моря. Белый, песчаный пляж. Мы с Альбертом стоим в обнимку. До этого моё селфи на фоне сцены в темноте, видимо, с какого-то концерта. Ещё есть фотографии еды, одежды, маникюра. Двумя годами ранее фото достопримечательностей, судя по всему, из Италии. И снова либо я одна, либо мы с Альбертом. И на этом всё.

Я надеялась, что, увидев дом и телефон, вспомню хоть что-то. Но сегодня нет ничего. Никаких воспоминаний. Возможно, я утомилась с дороги.

Список вызовов на телефоне пуст. В контактах не так много людей. И все имена мне незнакомы.

Папка с музыкой пуста. Зато на телефоне много приложений со змейками, собери три в ряд и тому подобных.

Я оставляю телефон заряжаться дальше и выхожу к Альберту. Попробую ещё раз завтра. Пересмотрю фотографии, как мы делали это с Анной Васильевной. В больнице я тоже не сразу вспомнила.

– Как успехи? – спрашивает Альберт, когда я захожу в белоснежную кухню.

– Ничего. – Я мотаю головой.

Слышу звук домофона.

– Это курьер с едой. Пойду открою. Ты можешь пока подготовить стол?

Альберт выходит из кухни. Я осматриваюсь. Наверное, я делала это множество раз, потому что руки сами открывают нужные ящики. Из одного из них я достаю две клетчатых салфетки и стелю их на стол. Нахожу приборы: ножи и вилки и кладу их на салфетки. Достаю из верхнего шкафчика два бокала. В холодильнике нахожу лимонад. Из морозильной камеры достаю лёд. Бросаю его в бокалы и заливаю лимонадом.

Возвращается Альберт.

– Я бы поаплодировал тебе, да руки заняты.

– Я сделала всё, как нужно?

– Точь-в-точь. Ты вспоминаешь, Вера. Я очень рад.

Хотя я не вижу особой радости на лице Альберта, сама я довольна, что память восстанавливается.

Мы выкладываем еду на тарелки и садимся ужинать.

– Альберт, расскажи о моих родителях.

Муж закашливается. Почти задыхается, не в силах ответить.

Альберт всё кашляет и задыхается, его лицо краснеет, а глаза наполняются слезами. Моя реакция на происходящее пугает меня до ужаса. В моменте я ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы он задохнулся. Я тут же отгоняю это нелепое желание и стучу Альберта по спине. Наконец, он откашливается и жестом показывает мне, что больше не надо, ему легче.

Муж делает глубокий вдох.

– Фух.

– Еда не в то горло попала?

– Да. Вера… Твои родители… Я боялся этой темы. Они были против нашего брака. Я им не нравился с самого начала.

– Почему?

– Не знаю. Лицом не вышел. Твоя мама называла меня неотёсанным медведем.

– Как странно.

– А тесть вообще боялся меня. Он только кивал и соглашался с твоей матерью, что мы с тобой не пара.

– Как же так? Родители должны были уважать мой выбор.

– Вот. Так ты им и говорила. Но каждая наша встреча заканчивалась скандалом. Однажды ты не выдержала после очередной ссоры. Так обиделась на них, что перестала звонить. А потом… – Альберт прочищает горло. – Потом они заболели. Сначала тёща грипп подцепила, а от неё тесть заразился.

Моё сердце начинает болезненно сжиматься. Биться о грудную клетку, как волны бушующего моря о берег.

– Они погибли?

– Да. Но вы успели помириться, прежде чем это случилось. Мне жаль, Вера. Я даже думал совсем не рассказывать тебе. Не хотел, чтобы ты заново пережила эту страшную утрату.

Я отпиваю лимонад. Слишком много. Ото льда зубы сводит.

Альберт взволнованно смотрит на меня.

– Ты как?

Я поднимаю указательный палец вверх, прося подождать.

– Нормально.

– Ты всегда была стойкой. И в день похорон мне также отвечала. Но я знаю, у тебя большое сердце, Вера. Я понимаю, что тебе больно. Мне жаль. Я ничего не могу сделать.