Прятки в облаках (СИ) - Алатова Тата - Страница 53

— Мы разберемся, — пообещал он, но это только разозлило ее.

Как? Январь ведь совсем близко!

— Разбирайтесь шустрее! — разъяренно потребовала Дина. — Еще не хватало, чтобы я и правда прирезала эту дурочку! Меня совсем не тянет в тюрьму, знаете ли.

— Иван Иванович, у вас есть предположения, что произойдет в январе? — спросила ректорша.

— Полагаю, мне придется войти в глубокую медитацию, чтобы увидеть грядущее, — задумался Вечный Страж.

— А мне придется понять суть Рябовой, — вызвалась Бесполезняк. — Что она такое? Почему прыгает в прошлое, как только ей придет такая охота?

— А мне… — слабо произнесла Маша, отстраняясь от Дымова, — мне надо поспать.

Да, точно. Какая отличная идея. Утро вечера всегда мудренее. Завтра все покажется не таким мрачным. Завтра все станет лучше.

— Хорошо, — согласилась ректорша. — Значит, на сегодня все.

Она достала мобильник, набрала номер и сказала в трубку:

— Зинаида Рустемовна, закройте, пожалуйста, доступ Сергею Сергеевичу в женское общежитие. Больше оно нам не понадобится.

Сегодня?

Именно сегодня?

Представив, как она возвращается в пустую комнату, где больше нет Лизы, Маша ощутила невероятный приступ одиночества.

Она встала и, ни с кем не попрощавшись, вышла из кабинета. Содрала с вешалки в приемной свой пуховик и побрела вниз, игнорируя причитания Наума Абдулловича — когда закончится собрание, все-таки рабочий день уже закончился.

В холле первого этажа Зиночка завершала восстановление оленя Васеньки.

— О, Рябова! — воскликнула она озабоченно. — Ты в общагу? Я с тобой.

— Ладно, — безразлично буркнула Маша.

— И чего у тебя убитый вид? Алла Дмитриевна отругала?

Услышав это определение, Маша взвинченно рассмеялась.

Убитый вид — это вроде как огромный спойлер. Просто подождите до января.

— Нет, — спохватилась она, еще не хватало, чтобы Зиночка приняла ее за истеричку. — Да и с чего бы Алле Дмитриевне меня ругать.

— И в самом деле, — иронически протянула та, накинув серебристую шубку. — Но ты молодец, Рябова. Таких пронырливых студенток еще поискать.

— Что? — рассеянно переспросила Маша, открывая тяжелую дверь на улицу.

Мраморный лев на ступеньках лениво приподнял голову, и она осторожно обошла его, в то время как Зиночка дружелюбно потрепала зверюгу по загривку.

В снежных объятиях парк казался волшебным, заколдованным. Третьекурсники с химико-биологического факультета лепили снеговика.

Зиночка по-свойски подхватила Машу под руку, будто они были закадычными подружками.

— Столько возни с тобой в последнее время, — пожаловалась она, улыбаясь. — Дымова в общагу пусти, Дымова из общаги выпусти. Крови не напасешься все это прописывать! Алла наша Драконовна сама не своя, а ты такая святая простота: и с чего бы это ей ругать меня. Знаешь, зайка, я не удивлюсь, если ты затеяла всю эту историю, чтобы заполучить себе Циркуля.

— Что?

До Маши вообще сейчас все туго доходило. Она мечтала только накрыться с головой одеялом и проспать десять часов кряду, и даже уроки не делать, вот.

На что намекает эта странная женщина?

— Нет, я не осуждаю, — продолжала беззаботно щебетать Зиночка. — Чего только эти стены не видели! В шестьдесят втором, например, студент хозяйственно-бытового вызвал целое нашествие смердящих клопов, потому что его отвергла девушка. Уж я с ног сбилась, вычищая все матрасы. Проще было сжечь, конечно, но тогда времена были такие… экономные.

— Сколько вам лет? — заторможенно удивилась Маша.

— Так к восьмидесяти уже…

— А Кротова говорила — вас Бесполезняк со своего факультета выгнала, и вы с горя пошли в завхозы.

— Конечно, выгнала, — охотно согласилась Зиночка. — Я регулярно поступаю учиться, тяга у меня к новым знаниям, понимаешь ли, но меня все равно быстро отчисляют. Без меня ведь тут, как без рук, страдает преподавательский состав без пригляда… Ты не смотри, что я выгляжу молодо, а юбки у меня до пупа, как Наум Абдуллович выражается, — кровь у меня древняя, сильная. Я таких девиц, как ты, нутром чую.

— К-к-каких девиц?

— Себе на уме. Таких, от которых только и жди неприятностей.

— Зинаида Рустемовна! — Маша негодующе вырвала руку. Вот только этого ей сейчас не хватало — чтобы какая-то старушенция самого непристойного вида лезла с нравоучениями!

— А ты не психуй на ровном месте, Рябова, — добродушно посоветовала Зиночка, — лучше послушай меня без воплей и прочих ужимок. Алла Дмитриевна своего так просто не отдаст — характер у нее сложный, да еще и властью приправленный. Тебе никогда не было интересно, как она в тридцать четыре года умудрилась стать ректором, отправив на пенсию Сироткина? Она самый молодой руководитель со дня основания университета. Уж если даже Геннадий Петрович с ней не справился, а до чего мощный был старикан, всем на зависть, то тебя она просто слопает на завтрак и не подавится.

— А он… не по своей воле ушел? — заинтересовалась Маша. Ей все еще казалось, что нет никакого проку угрожать ей ректоршей, потому как нечего им делить, но она уже включилась в разговор, стала внимательнее.

— Куда там, — махнула рукой Зиночка. — Ему и было-то всего семьдесят пять, разве в таком возрасте уходят добровольно. Нет, тут что-то совсем другое, да только мы с Васенькой так и не прознали, что именно.

Маше припомнились слова Бесполезняк — мол, был бы Геннадий Петрович на посту, к нему бы первому она обратилась за помощью, — и что-то вроде робкой надежды пробудилось в душе.

— А где он сейчас?

— Сироткин? Живет на подмосковной даче, выращивает сортовые пионы и пишет любовные романы про властных ректоров под псевдонимом Жасмина Эмс.

— Это шутка такая? — изумилась Маша.

Зиночка ухмыльнулась, качая головой.

— Чистая правда, Рябова. Что, хочешь его навестить? — проницательно предположила она. — А и правда, почему бы нет. Вот возьмем и поедем в гости в ближайшую субботу.

— Поедем, Зинаида Рустемовна, — горячо согласилась Маша. — Пожалуйста!

Глава 25

Проснувшись рано утром, Маша сделала бодрую зарядку, приняла контрастный душ и провела коротенький, но энергичный аутотренинг перед зеркалом.

— У тебя в запасе только два с половина месяца, Рябова, — наставительно сказала она себе. — Нет времени на сопли, уныние и прочие непродуктивные глупости. Сейчас ты соберешься и распутаешь этот клубок. А вздумаешь ныть и жалеть себя — так непременно закончишь с ножевой раной в груди. И перестань уже наконец так много думать о Дымове! Он даже не позвонил вчера, чтобы узнать, как ты тут. У него Алла Драконовна, а ты самодостаточная молодая женщина.

Замотивировав себя таким образом, она решительно вытащила из постели сонную Дину и едва не волоком привела в свою комнату, которой временно владела в полном одиночестве. Наверняка Зиночка не сегодня, так завтра, выставит ее к Ане с Викой, но пока следовало пользоваться случайной привилегией.

— Ну что тебе надобно, Рябова? — простонала Дина, плюхаясь на ее кровать и утыкаясь носом в подушку. — Еще даже нет семи часов! Я в это время не функционирую.

— Зато отлично жалуешься, — заметила Маша и достала блокнот. — Давай подробности, Дина: как я выглядела, когда явилась тебе?

— Нарядно, — с закрытыми глазами сообщила та. — Голубое платье в пол, на мой вкус — немного старомодное, но явно надетое по случаю.

— Ага, — Маша задумалась. — Есть у меня такое, я его на выпускной шила. Видимо, ко дню студентов достала из шкафа. Прическа?

— Локоны.

— Удивительно. У меня даже плойки нет… На бигудях, что ли, спала?

— Рябова, ну мне откуда знать, как ты там спала?

— А я была расстроенной, напуганной или сердитой?

Дина приоткрыла один глаз, будто примериваясь к Машиному эмоциональному спектру и пытаясь пристроить видение в нужный сектор.

— Самодовольной, наверное, — определилась она.

Это прозвучало прекрасной музыкой. Что бы ни происходило в загадочном будущем, но у Маши был там повод для самодовольства.