Не открывайте глаза, профессор! (СИ) - Болейн Лея - Страница 4

— Прекратите! Да вы… вы…!

Он не обращал внимания, словно охваченный приступом безумия, неконтролируемого, как недавний оборот. Я попыталась мысленно отстраниться от вороха незнакомых ощущений, не реагировать, не откликаться, просто перетерпеть, но пресловутые ощущения проползали внутрь, как холод поздней осени сквозь влажную тонкую одежду. Настойчивые и бесстыжие ласки, горячий язык, скользивший между ног, выступающая влага смазки, животная чувственность, передававшаяся мне от обезумевшего Мортенгейна. Как же так, я же целитель, я знаю, что это возбуждение насквозь физиологично, я знаю всю анатомию и физиологию процесса, но знать и чувствовать — разные вещи.

«Если партнёрша возбуждена, акт коитуса пройдёт легче и безболезненнее…»

Словно подслушав мои мысли, Мортенгейн приподнялся, накрывая меня собой, член ткнулся между ног, а я снова дёрнула его за волосы.

— Не надо, да перестаньте же вы! Шэд, вы не в себе, профессор, очнитесь…

Куда там.

Я только беспомощно застонала, чувствуя, как он вторгается внутрь, чувствуя, как легко и безвозвратно лопается хрупкое свидетельство девичьей невинности. Сущая ерунда, столь высоко, тем не менее, ценимая в нашем «обществе».

Будь проклято это общество, всегда и во всем обвиняющее только женщину, требующую только от женщины, непримиримое к женщинам. Будь прокляты дуплиши, считающие, что им всё дозволено просто потому, что «я хочу»!

«Нарушение целостности девственной плевы нередко сопровождается…»

Ох, хватит думать цитатами из наших лекций. Выхухоль небесная, как же так, почему, как же так…

— Грэт Всемогущий, ты девственница? — Мортенгейн замер на миг, по его ослепшему лицу ничего нельзя было прочесть, я чувствовала только, как член пульсирует внутри, казалось, стоит профессору шевельнуться — и я порвусь, точно тонкая медицинская марля, натянутая до предела. Я не ответила, постаравшись замереть. Губы Мортенгейна неожиданно ласково коснулись щеки. Кажется, я заплакала.

— Это потрясающе. Сладкая невинная девочка, — тихо пробормотал Мортенгейн. — Нет, солёная…

Его губы снова обхватили мои, и я не почувствовала своего чужеродного привкуса. Теперь он целовал меня иначе — всё ещё глубоко и властно, но медленно, будто бы стараясь прочувствовать каждую секунду, попробовать каждый миллиметр. И одновременно он начал двигаться внутри меня, тоже медленно, но незаметно ускоряясь с каждым толчком.

Боль отступала, как вода в период отлива, теперь она маячила где-то на горизонте, бессмысленная, будто полнолуние в пасмурную ночь. Зато с каждым новым толчком какое-то новое чувство раскрывалось внутри лепестками исполинского цветка. Что-то такое щекочущее, нарастающее по спирали, заставляющее неуверенно двигать бёдрами ему навстречу, углубляя проникновение…

«Что-то такое»?! Мне, будущему целителю, понятно, что это за «такое». И мне ли, будущему целителю, не знать, чем это всё заканчивается?!

Общество, не стоит забывать, категорически не приветствует ни женщин, избавляющихся от нежеланного внебрачного плода, ни женщин, этот плод носящий.

Мортенгейн зарычал, снова прикусывая мою многострадальную шею. Я должна была оттолкнуть его, я понимала, что в состоянии помрачения рассудка ни о какой осторожности он и не подумает — ему-то что! А вот мне стоило подумать, стоило попытаться вывернуться. Но в какой-то момент желание, моё собственное желание, стало нестерпимым, и я сама обхватила ногами его бёдра, не давая отстраниться, боясь и одновременно всем телом, всей душой, всей своей сущностью предвкушая первую в жизни разрядку. Это было слишком, слишком походило на наведённый морок, но в тот момент сопротивляться мороку я была не в силах. Когда горячая струя мужского семени с легким толчком очутилась внутри моего тела, я лишь благодарно всхлипнула, уносясь в свою персональную Счастливую юдоль. Голова беспомощно ёрзала по земле. Нас двоих, связанных немыслимой тягой, потряхивала общая мучительная восхительная судорога, он всё ещё оставался во мне, я почувствовала, как Мортенгейн сдавливает зубы на моем предплечье и потянулась за поцелуем. Жарко выдохнула ему в рот, наслаждаясь тёплой распирающей тяжестью внизу живота, вкусом его слюны. Пальцы пробежались по лопаткам, по пояснице — мне отчаянно захотелось его потрогать. Попробовать его — везде, всего.

— Я тебя найду, маленькая беспечная человечка, — задыхаясь, прошептал профессор Мортенгейн. — Ты же из Храма наук? Непременно найду. Хочу смотреть в твои глаза, когда ты снова будешь стонать подо мной. Хочу рассмотреть тебя всю.

Я положила руку на его член, влажный от моей крови… и не только крови. Сделала несколько движений вверх и вниз…

…протрезвление накатило резко, словно мне на голову вылили ведро ледяной воды. Холодная и влажная листва, на которой мы лежим, профессор-дуплиш и глупая адептка третьего курса — мокрые, перепачканные. Я моментально разжала руку, тело разом ослабело.

Выхухоль небесная, что только что произошло?!

— Хочу видеть, как мой член растягивает твой рот, какое у тебя лицо, когда ты кончаешь, раз за разом, снова и снова… — продолжал шептать Мортенгейн, прижимаясь ко мне.

— Примерно такое же, как у гарпии, козёл вы похотливый! — взвыла я. — Не найдёте и не увидите, ещё чего! Будьте вы прокляты!

Профессор хмыкнул, снова попытался коснуться губами моей щеки, но я протестующе замотала головой, силясь подняться, голые ступни и ладони скользили по влажной листве и траве. Какой стыд, мерзость какая, гадость какая!

Сперма текла по внутренней стороне бедра, я чувствовала это, и меня передёргивало от отвращения.

— Люблю таких… живых. Строптивых. Вздорных. Они слаще безвольных амёб. Ты прелесть, девочка.

Я потянулась к его лицу и вцепилась зубами в колючую щёку. Вместо того, чтобы ойкнуть, Мортенгейн застонал и впился в мои губы. А потом вдруг приподнялся и с неожиданной силой отшвырнул меня так, что я ударилась о какое-то тонкое чахлое деревцо, кажется, сломав ствол. Так что ойкнула уже я — сначала от боли, потом — от страха. Вместо профессора прямо передо мной стоял огромный чёрный волк с запёкшейся кровавой коркой на глазах. Он шумно втянул носом воздух, оскалился, сделал пару шагов ко мне, заставляя меня вжаться в землю — и внезапно могучим прыжком нырнул в заросли каких-то кустов.

Я сидела неподвижно ещё какое-то время, потом кое-как поднялась и устало уткнулась лбом в шершавый древесный ствол.

Тихо подвывая про себя, я кое-как проскользнула в свою комнатёнку при Храме, благодаря всех богов тёмного горизонта, что Аглана, моя соседка, на пару дней уехала проведать захворавшую мать. Каково мне было бы сейчас смотреть ей в глаза?! Кому бы то ни было…

Пробралась кое-как мимо дремлющей охраны, стягивая заледеневшими ладонями порванное на груди платье.

Закрыв за собой дверь, я еще и кроватью её перегородила — для надёжности. И окна зашторила. Хотя о какой надёжности может идти речь?! Если проклятый дуплиш захочет меня найти, кровать ему не помеха…

Матильда, ты окончательно сошла с ума!

Прежде всего я юркнула в душевой закуток — крошечное тесное помещение, где можно было потянуть за металлический рычажок и несколько минут постоять под потоками тёплой воды. Будущим целителям полагалось держать тело в чистоте, а ближайшая речка находилась в паре миль от Храма Науки, не набегаешься. Потом я завернулась в домашний халат и принялась трудиться над испорченным платьем: бытовую магию, в отличие от целительской, я освоила очень даже прилично. Разорванный корсаж удалось восстановить почти идеально, но что делать с юбкой? Оторванный кусок — надеюсь, он слетел с глаз профессора во время оборота — останется оторванным… Пришлось немного укоротить юбку в целом.

Будь проклята моя жалостливость и неумение вовремя проходить мимо! Но кто же знал, что всё закончится… так.

Скотина мохнатая! Ненавижу! И очень надеюсь, что гарпия достанет его, рано или поздно. Лучше рано. Да что там, я сама бы ей приплатила… Как он мог? За что?