Стылый ветер (СИ) - Алексин Иван - Страница 5

— Этих сомнёт, — согласился воевода, с усмешкой поглядывая на бестолково мечущихся людей, в очередной раз спешащих встать в строй. — Но скоро государь с настоящим войском придёт, не чета этому сброду. Донцы по слухам нам на помощь спешат. Да и мои казаки умеют воевать. Только мало их.

— А я вот хочу, чтобы заметили, — рубанул рукой воздух бывший опричник. — Чеснок (металлические колючки) да копья ненадолго конницу заставят остановиться, а там мы в упор из пищалей дадим. Хоть кого-то из злодеев с седла ссадим. Бей, — сердито махнул боярин мальчишке-подростку, стоящему рядом.

Тот со всей дури лупанул молотком по железному брусу, подвешенному к толстой жердине. Вразнобой пальнули пищали, окутав стрелков дымовой завесой, те, толкаясь, бросились назад, попутно сбивая с ног не успевших перестроится копейщиков.

— Мужичьё косорукое! — прохрипел боярин, косясь в сторону уже откровенно усмехающегося Беззубцева. — Вам бы палки в руки дать, — и рявкнул во всё горло: — Фёдор! Иди сюда!

— Звал, Василий Григорьевич? — подхожу я к воеводам, вытирая струящийся по лицу пот.

Умаялся я к этому времени, честно говоря. Каждому по десять раз объяснять нужно, что он в данный момент делать должен и что вслед за этим действием затем воспоследует. Воистину, непробиваемый народ! Хорошо ещё что Глеб с Кривоносом довольно быстро в мою задумку вникли и помогать взялись. Вот только руководить всем этим безобразием, на виду у всего остального войска, пришлось Грязнову. Что настроения моему боярину, считавшему эту затею откровенной блажью, отнюдь не добавляло.

— Звал! — недобро покосился на меня старик. — Хватит уже на сегодня народ смешить! Только порох понапрасну изводим. Пусть выспятся да за ночь в разум войдут. Завтра продолжим.

— Это, да, — согласился с ним Беззубцев, поглаживая рукоять пистоля за поясом. — Крестьянам нужно землю пахать, а не воинскому делу учиться. Потому как, сколько не учи — а воинов из них всё равно не получится. Но если хотите конницу хоть ненадолго задержать, попробуйте перед собой засеки выставить. Против всадников защита изрядная. С наскока не возьмёшь, — задумчиво заявил он, нахмурив брови. — Из-за них всадников ловчее расстреливать будет.

В то, что Беззубцев об использовании засек против конницы подумывает, вполне поверю. Я сам эту идею у князя Скопина-Шуйского сплагиатить собираюсь. Он благодаря таким сооружениям вполне успешно с польской панцирной конницей боролся и победы одерживал. Только и сам знаменитый князь эту тактику как раз у болотниковцев и подсмотрел. Очень уж его впечатлило, когда в битве на реке Вороньей такие засеки дворянскую конницу остановили.

— Можно и засеки сделать, — согласился я с Беззубцевым. — Вот только их срубить да изготовить — время нужно. А если враг внезапно налетит?

— А ты не зевай — вот и не налетит, — усмехнулся тот в ответ, запрыгивая в седло. — На то и дозоры, чтобы ворога не проворонить.

— Дозоры хороши, когда у тебя в достатке конница есть, — со вздохом прошептал я ему вслед. — А у меня в седле всего полтора десятка человек.

И нехотя побрёл к развалившимся у телег мужикам. Будущие копейщики пускай отдыхают. А вот со стрелками потренироваться пищали заряжать, ещё можно.

Так за напряжёнными занятиями прошли несколько дней. А затем к Путивлю подошла армия Болотникова.

«Успокойся, Фёдор, успокойся. Никуда он от тебя теперь не денется. Тут по уму всё делать нужно, а не сгоряча».

Мда. Я так себя, наверное, уже битый час уговаривал, пристально вглядываясь в ворота детинца (кремля), за которыми скрылся мой злейший враг. Уговаривал и всё никак не мог себя заставить, повернуться к ним спиной и уйти обратно в лагерь, чтобы осмыслить всё на трезвую голову.

Вот ведь! Даже и не ожидал, что могу так ненавидеть! В той, прошлой жизни до настоящей ненависти к кому-то я так и не сподобился. Нет, недоброжелателей у меня хватало, как же без них. И кое-кого из своего окружения я тоже сильно не любил. Но ненавидеть? Так напакостить простому сельскому учителю, чтобы вызвать к себе столь сильное чувство, никто не умудрился.

В этой жизни поводов для ненависти хватало. Один поход по степи, после захвата в плен ногаями, чего стоит! Да и к туркам, после того, как меня вслед за Нагибой и Михайлой едва на кол не определили, особо тёплых чувств я не питаю. Чаплинского с Щербиной опять же при встрече не раздумывая прирежу. В общем, я уже целый список (как у Арьи Старк) тех, кто в моём сердце ненависть к себе пробудить умудрился, составил.

Но чтобы вот так!

Людей с собой большой воевода царя Дмитрия привёл немного: чуть более сотни поляков, несколько десятков наёмников и около тысячи разношёрстного воинства вооружённого чем попало.

Мда. С такой армией, даже после того, как в неё подготовленные Шаховским отряды вольются, много не навоюешь. Тот же Путивль от этого сброда, особо не напрягаясь, отбиться сможет. Но именно эта армия, громя царские полки, дойдёт до Москвы и, сложись всё немного удачнее для Болотникова, вполне могла бы её взять.

Но это всё в будущем, когда в армию вольются дворянские отряды. А пока входившее в Путивль войско откровенно не впечатляло.

Я, стараясь особо не высовываться из радостно гомонящей толпы, напряжённо всматривался в лица прибывших, пытаясь разглядеть Болотникова. Всё же чуть меньше года после нашей встречи прошло. Я изменился, он изменился, расклады теперь другие. Жаль только на глаза ему показываться нельзя. Но хоть так посмотреть.

Вот тут я своего врага и увидел.

С князем Василием Михайловичем Рубец-Мосальским я, попав в этот мир, лично не встречался, но в памяти того, настоящего Фёдора Годунова, его образ запечатлелся чётко. Так что узнал я своего несостоявшегося убийцу с первого взгляда. Узнал, и в первый момент, глазам своим не поверил.

Что он тут делает? Он же сейчас в Кореле, куда после гибели ЛжеДмитрия был сослан, сидеть должен был. Не участвовал этот негодяй, получивший даже от современников прозвище «Окаянный» в восстании Болотникова. В той моей прежней истории не участвовал!

Выходит, и вправду, я в какой-то параллельный мир попал. И теперь каждому предстоящему событию, которое произойти должно, мне придётся с осторожностью относится. Мало ли как оно в будущем повернуться может?

Ну, об этом подумать у меня время ещё будет. Вопрос, что мне с этой мразью делать? Потому что не могу я, уходя в поход, эту сволоту в живых оставить. Я же тогда от собственной ненависти как свечка выгорю.

— Да пойдём уже, Фёдор! Встал как столб! На тебя уже оглядываться начинают! Вечером Грязной с пира придёт и всё толком расскажет. Тогда и думать будем.

Я оглянулся на тормошащего меня Тараску и ошеломлённо потряс головой.

Здорово меня накрыло, раз даже мой легкомысленный друг к благоразумию призывает. Но откуда такой взрыв эмоций? Ненависть к своему «убийце»? Нет, я понимаю, что по первоначальному сценарию, он меня придушить должен был. Но это же гипотетически! Я эту возможность своим побегом из Москвы напрочь перечеркнул. Один из главных негодяев Смутного времени? Так таких и без него хватало. Сомневаюсь, что меня при виде каждого так трясти начнёт.

Неужто это из-за убийства царицы Марии? Хоть сильных эмоций я, при известии о её гибели, не испытал, но возможно осталась где-то глубоко внутри частица того прежнего юноши, что любил свою мать. Вот эта частица наружу и вылезла, требуя немедленного возмездия.

Впрочем, гибель князя и в моих интересах. Ведь, как и Шаховский, Рубец-Масальский при дворе несколько раз бывал и возможность наследника престола созерцать имел. Зачем мне эти не запланированные разоблачения?

— Ладно, пошли, — кивнул я своему другу. — Подождём. Всё равно сейчас уже ничего сделать нельзя.

Грязной вернулся вечером. Кряхтя, уселся рядом со мной на берегу реки, разулся, вытянул ноги, сунув в воду, сощурился, довольно улыбаясь.

— А ведь не признал меня Иван Исаевич, Фёдор. Даром, что полдня вместе пировали. Но поговорить с ним о нашем походе, я всё же успел!