Стылый ветер (СИ) - Алексин Иван - Страница 23

Мне стало стыдно. За одним же веслом на галере сидели; вместе из сил под палящим солнцем выбивались да солёным потом обливались, холодными ночами друг другу спины грели.

И что теперь? Теперь я, пользуясь его доверием, за его спиной собственные дела провернуть норовлю. Подленько как-то! И хоть понимаю, что этот поход так и так обречён, всё равно подленько. Вот только выбора у меня другого нет!

Эх! Если бы Болотников не был так фанатично уверен в подлинности засевшего в Самборе царя. Или быть может сомнения уже закрались? Наверняка ведь и до него дошли отголоски тех разговоров, что вели посланные Шуйским послы среди осадившего Москву войска.

— Иван Исаевич, — сунулся было в горницу рослый воин, едва не задев головой дверной косяк. — У Афанасия Никитича всё готово. Тебя ждут.

— Скажи, гости у меня, — разлепил губы большой воевода. — Позже приеду, — и, отвернувшись от хлопнувшей двери, повернулся уже ко мне. — Ты как здесь оказался, Чернец?

— Так я ещё в Путивле в отряде Грязнова был.

При воспоминании о бывшем опричнике Болотников сжал кулаки и начал наливаться кровью.

— Так чего таился? — поднял он на меня тяжёлый взгляд.

— Так Грязной же тебе ещё при первой встрече обо мне сообщил, — начал я, скрипя зубами врать, обливая грязью старика. Одно утешение; мы с ним об этом заранее договорились и Василий Григорьевич на таком поклёпе на него лично настоял. Потому как другого варианта оправдаться просто не было. — А ты и видеть меня не пожелал. Чего же я полезу?

— Не говорил мне о тебе Грязной, — покачал головой Болотников. — Видимо, уже тогда измену замыслил. Ну, ладно, — заиграл он желваками. — Может ещё доведётся встретиться. Остальные товарищи как? Тараско, Янис, Аника с Георгием? Выжили как ты или в Туретчине сгинули?

— А Грязной что о том говорил?

— Грязной мне сказал, что о вашей судьбе не ведает. А его, мол, знакомый купец в Истамбуле увидел да выкупил.

Ну, да. Именно такую версию Василий Григорьевич в Путивле Болотникову и изложил.

— Выжили, Иван Исаевич. Все выжили. Только потом кто куда подались. Аника домой в Тверь отправился, Георгий к себе в Грузию. Янис в Москву на службу к Дмитрию подался. Выжил ли в той резне, что москвичи полякам и литвинам учинили — не знаю. А Тараско, — я вновь внутренне поморщился. — В Сечи остался.

— Ладно. Живыми из рабства вернулись, и слава Богу, — размашисто перекрестился Болотников и уставился на Порохню, зло сверля того глазами: — Теперь с тобой, — от слов большого воеводы потянуло стужей. — Почему свой полк из сражения вывел? Отчего Карачарово врагам без боя отдал?

— Зато войско сохранил, — веско отрезал Порохня. — Пашков, переметнувшись к московитам, фланг оголил. А тут ещё и воевода ускакал, крикнув, чтобы следом за ним на сторону Шуйского переходили. Смятение среди воинов началось. Не отведи я их, одна половина вслед за Грязным бы подалась, а другая полегла в поле без пользы.

И вновь над столом нависла вязкая тишина; Болотников продолжал давить на атамана тяжёлым взглядом, а тот, нисколько этого не смущаясь, потянулся за люлькой.

— Не взять нам Москвы, Иван Исаевич.

Своим неожиданным заявлением я решил переключить внимание Болотникова на себя. А то кто его знает, чем эти гляделки большого воеводы с атаманом закончатся? Пора вносить в беседу конструктив.

— Почему? — придавил теперь уже меня взглядом Болотников.

— А потому, что москвичи все как один супротив нам встали. Не верят они, что государь спасся. И дворянские воеводы в том разуверились. Оттого к Шуйскому и переметнулись.

— И ты не веришь?

— И я.

— Я сам с ним говорил. Вот как с тобой.

— А откуда ты знаешь, что это царь Дмитрий был? Ты же раньше его в лицо не видел никогда. Любой мог к тебе выйти да царём назваться.

Болотников резко вскочил, с грохотом опрокинув лавку. Я замер, вслушиваясь в людской гомон доносящийся с улицы и гадая; уйду я отсюда сам или меня под белы рученьки выведут. Прямо на плаху. Правда, Порохня грозился в этом случае из Коломенского прорваться. Для того всю конную полусотню, что у него в наличии после отъезда Подопригоры осталась, с собой взял. Вот только мне такое развитие событий совсем не нравится.

— Ты вот что, Фёдор, — уперевшись кулаками в стол, навис надо мной большой воевода. — Более при мне таких речей не заводи. На первый раз, ради дружбы нашей, я тебе эту крамолу спущу. Во-второй раз, друже, не обессудь.

— Как скажешь, Иван Исаевич, — ну вот, видит Бог, я попытался, своей головой при этом рискуя. Болотникова, судя по всему, до самого конца с его пути не свернёшь. Осталось надеяться, что я его по дороги в ссылку перехватить сумею. — Только ты учти, воевода. Среди войска брожение началось. Рязанцы и туляки — уже на сторону Шуйского переметнулись. Будут и другие, если ты их в вере не укрепишь.

— И как я их укрепить должен? — вскинулся Болотников. — Не спешит царь к войску, как ни кличь. Думаешь, я ему не писал?

— Не выходит царя войску предъявить, предъяви хотя бы царицу, — веско заявил я, переходя к намеченному плану.

— Царицу?

— Ну, да. — подтвердил я. — Царицу. Дмитрий же с Мариной Мнишек обвенчаться успел. Вот Шуйский её вместе с отцом в ссылку и сослал. Нам бы её сюда доставить, чтобы Марина и войску, и москвичам подтвердить смогла, что спасся государь в то утро. Другого народу Шуйские да Голицыны подсунули. К тому же, — продолжил я, видя сомнения на лице воеводы. — Марина и для тех, кто в спасение царя не верит, веским доводом послужит.

— Это как же? — недобро взглянул на меня Болотников.

— А так, что в случае гибели царя Дмитрия, детей как известно не оставившего, она как его жена следующей в очереди на престол оказывается. Вот и выходит, что Шуйский не по праву на московский престол сел. В обход той, кому он по закону принадлежит.

— Ну, за право полячки новой царицей стать, на Руси никто биться не станет, — невесело хмыкнул Болотников. — Потому Васька Шуйский её в живых и оставил, что не конкурент она ему в борьбе за власть. А вот её слова о том, что государь, и впрямь, спасся, на пользу делу пошли бы. Глядишь, и народишко бы к нам потянулся. Да и Дмитрий Иванович, узнав о том, вернутся на Русь решился. Только где же её сыщешь?

— В Ярославле она вместе с отцом томится.

— Откуда ведаешь? — сузил глаза большой воевода.

— Знакомец мне из тех людишек, что с Москвы на переговоры приходили, встретился. Человек надёжный. Он и рассказал.

— И что ты предлагаешь? — в упор уставился на меня наш предводитель.

— Наш полк в Ярославль послать. Ты же понимаешь, что после бегства Ляпуновых и Пашкова под Москвой тебе не удержаться. Силы не те. И мой полк здесь особой роли не сыграет. А вот чтобы царицу вызволить из плена, силёнок должно хватить.

— Ярославль — город немаленький, — пригладил бороду большой воевода, уже явно прикидывая как добраться до бывшей царицы. — Его с наскоку не возьмёшь.

— И воевода там наверняка Шуйскому преданный, — согласился я с ним, — раз именно ему охрану Марины доверили. Но мы наскоком и не полезем. Есть у меня план, как незаметно в город пробраться.

Воевода задумался. Я замер, затаив дыхание. Вот сейчас и решится, насколько выполним тот план, что я ещё в Сечи задумал. Согласиться Болотников полк Грязнова к Ярославлю послать, даст на то своё добро, напишет грамоту и всё, считай мероприятия по созданию фундамента для собственной армии прошли успешно.

Мы ведь тогда официально войско Болотникова покинем, задание от него полученное выполнять и у воинов, что в наш полк за истинного государя воевать вступили, по этому поводу никаких возражений не должно возникнуть. Тем более, Глеб с Кривоносом ещё и утечку информации организуют, что нас послали саму царицу из неволи вызволять.

Вот только Грязной, в качестве жеста доброй воли, о нашей задумке освободить Марину Шуйского предупредит. И ему лишний плюсик в глазах царя, и нам польза.

Идти мы будем неспешно; обозы с новоприобретённым добром и пушками, я бросать не собираюсь, а там ещё и механизмами для изготовления бумаги загрузимся. В общем, царский гонец ярославского воеводу предупредить успеет и к нашему приходу и так не самый слабый гарнизон, подготовится.