Домохозяйка (ЛП) - МакФадден Фрида - Страница 4

— О… — С силой закусываю нижнюю губу. Почему она звонит сейчас? Я-то полагала, что она уже кого-то наняла и решила не информировать меня. — Да, конечно.

— Итак, если вы по-прежнему заинтересованы, то мы рады предложить вам работу.

К моей голове приливает кровь, отчего она начинает кружиться. «Мы рады предложить вам работу». Она это серьезно? Я допускала, что «Манч Бургерс» может взять меня, но чтобы такая женщина, как Нина Уинчестер, позвала меня к себе, разрешила жить в своем доме? Невероятно.

Может, она не стала читать мои рекомендации? Не стала проверять мою биографию? Может, она так занята, что ей не до того? Или, скорее всего, она из тех, кто доверяет своей интуиции?

— Милли? Вы меня слышите?

Соображаю вдруг, что уже некоторое время молчу как рыба — до того меня огорошило ее предложение.

— Да! Слышу.

— Так как — вы заинтересованы?

— Заинтересована. — Стараюсь не выказывать чрезмерного энтузиазма. — Конечно заинтересована! Я была бы очень рада работать на вас.

— Работать со мной, — поправляет Нина.

Я издаю придушенный смешок.

— Верно! Конечно.

— Так когда вы сможете приступить?

— М-м… когда скажете.

— Как можно скорее! — (Как легко смеется моя собеседница, даже завидно. У меня так не получается. Эх, если бы я только могла щелкнуть пальцами и поменяться с ней местами!) — У нас тут куча белья, которое настоятельно требуется сложить!

Я сглатываю.

— Как насчет завтра?

— Это было бы чудесно! Но разве вам не надо собрать свои пожитки?

Не хочу рассказывать ей, что все мои пожитки умещаются в багажнике моего автомобиля.

— Я умею быстро собираться.

Она снова смеется:

— Мне нравится ваш настрой, Милли. Жду с нетерпением, когда вы придете и приступите к работе.

Пока мы с Ниной обмениваемся деталями завтрашнего дня, я размышляю, испытывала ли бы она то же воодушевление, если бы узнала, что последние десять лет жизни я провела в тюрьме.

Я приезжаю к Уинчестерам на следующее утро, после того как Нина уже отвезла Сесилию в школу. Паркуюсь за воротами. До интервью я никогда даже не бывала в особняке, защищенном металлической оградой, не говоря уже о том, чтобы жить в таком. Но этот шикарный район Лонг-Айленда, похоже, состоит из одних усадеб с оградами. Учитывая, насколько низок здесь уровень преступности, это кажется излишеством, но кто я такая, чтобы судить? При прочих равных условиях, если бы у меня был выбор между домом с оградой и домом без нее, я бы тоже выбрала ограду.

В прошлый раз ворота стояли открытыми, но сегодня нет. Похоже, заперты. Стою, опустив два баула на тротуар, и пытаюсь сообразить, как попасть внутрь. На воротах нет ни звонка, ни кнопки звуковой связи. Зато во дворе опять тот садовник — скрючился над клумбой с совком в руке.

— Прошу прощения! — взываю я к нему.

Парень бросает на меня взгляд через плечо и продолжает копать. Какой он, однако, любезный.

— Прошу прощения! — говорю снова гораздо громче, так что он уже не может меня проигнорировать.

На этот раз он медленно-медленно распрямляет ноги. Очень неторопливо шагает через обширный газон к воротам. Стаскивает толстые резиновые перчатки и поднимает на меня бровь.

— Привет! — говорю я, стараясь не выказывать своего раздражения. — Меня зовут Милли Кэллоуэй, это мой первый рабочий день здесь. Вот, стараюсь попасть внутрь — миссис Кэллоуэй ждет меня.

Он молчит. В прошлый раз, глядя на него через двор, я заметила только, что он очень большой, по крайней мере на голову выше меня, бицепсы, как мои бедра, но вблизи оказывается, что он, фактически, чертовски красив. На вид ему лет тридцать пять, волосы влажные от пота, оливковая кожа, очень хорош собой на этакий суровый манер. Но самое потрясающее в его внешности — глаза. Очень темные, можно сказать, черные — зрачка не видно на фоне радужки. Что-то в этих глазах заставляет меня сделать шаг назад.

— Так что, — спрашиваю, — можете мне помочь?

Парень наконец открывает рот. Ожидаю, что сейчас он прикажет мне проваливать или показать удостоверение личности, но вместо этого он разражается потоком итальянских слов. Во всяком случае, я думаю, что это итальянский. Не скажу, чтобы знала хотя бы слово на этом языке, но я видела итальянские фильмы с субтитрами, и звуки там были очень похожие.

— О… — говорю я, когда он заканчивает монолог. — Так это… ты не говоришь по-английски?

— Англиски? — отзывается он с таким сильным акцентом, что ясно, каков будет ответ. — Нет. No англиски.

Отлично. Прокашливаюсь, пытаясь сообразить, как бы получше выразить, что мне от него нужно.

— Я… — Тычу пальцем себе в грудь. — Работаю. У миссис Уинчестер. — Тычу пальцем в дом. — И мне нужно попасть… внутрь. — Теперь показываю на замок в воротах. — Внутрь.

Он лишь хмурит брови. Ну совсем здорово.

Я уже готова вытащить телефон и позвонить Нине, когда парень отходит в сторону и нажимает на что-то вроде переключателя. Ворота раскрываются, почти как в замедленной съемке.

Стоя перед открытыми воротами, я несколько мгновений всматриваясь в здание, которое станет моим домом на ближайший отрезок времени. Особняк в два этажа с чердаком раскинулся на участке величиной с городской квартал в Бруклине. Дом ослепляет белизной — возможно, его совсем недавно заново покрасили, архитектура, кажется, вполне современная, впрочем, я в этом не разбираюсь. Понимаю лишь, что у людей, живущих здесь, столько денег, что они не знают, куда их девать.

Наклоняюсь, чтобы подобрать свои баулы, но не успеваю, — парень подхватывает оба, даже не крякнув, и несет ко входной двери. Баулы очень тяжелые, ведь в них все мое имущество, кроме автомобиля, поэтому я очень благодарна садовнику за то, что он добровольно взял на себя поднятие тяжестей.

— Gracias, — говорю ему.

Он смотрит на меня непонимающе. Хмм, кажется, я сказала это по-испански. Ну да ладно.

Показываю на себя и говорю:

— Милли.

Парень кивает, мол, понял, затем тычет пальцем себе в грудь:

— Я Энцо.

— Приятно познакомиться, — неловко говорю я, хотя он все равно не поймет. Но боже мой, если уж он живет и работает здесь, должен же он выучить хоть немного «англиски».

— Piacere di conoscerti[1], — отвечает он.

Я безмолвно киваю. Подружилась со здешним садовником, называется.

— Милли, — произносит он все с тем же акцентом. Похоже, хочет что-то сказать, но ему не хватает словарного запаса. — Ты…

Он произносит свистящим шепотом слово по-итальянски, но в этот момент слышится щелканье дверного замка, и Энцо бросается к тому месту, где сидел раньше с совком, и принимается усердно копать. Я с трудом расслышала слово, которое он произнес: «Pericolo[2]». Интересно, что оно означает? Может, он хотел сказать «пикколо»? Мол, «тут не отель, а я не пикколо, чтоб тебе вещи таскать, но так уж и быть…»

— Милли! — Похоже, Нина очень рада меня видеть. Так рада, что бросается мне на шею и душит в объятиях. — Я так счастлива, что ты решила взять эту работу! Я просто почувствовала, что у нас с тобой образовалась связь. Ну, ты понимаешь?

Так я и думала. Она из тех, кто полагается на интуицию, вот и не стала проверять. Теперь мне предстоит сделать так, чтобы у нее никогда не возникло причин не доверять мне. Я должна стать образцовым работником.

— Да, Нина, я знаю, что вы имеете в виду. У меня такое же чувство.

— Давай же, входи!

Нина подхватывает меня под локоть и вводит в дом, не обращая внимания на то, что я сгибаюсь под тяжестью двух баулов. Впрочем, я не ожидала от нее помощи. Ей и в голову не придет помогать мне.

Войдя, я не могу не заметить, что внутренность дома выглядит иначе, чем в первый раз. Совсем иначе. Когда я пришла на интервью, дом Уинчестеров был безупречен — с любой поверхности в комнате можно было есть, как с тарелки. Но сейчас гостиная напоминает свинарник. На журнальном столике перед диваном стоят шесть чашек с различным количеством липкой кофейной гущи, валяется десяток скомканных газет и журналов и помятая коробка из-под пиццы. По всей гостиной разбросаны одежда и всякий мусор, а на обеденном столе красуются остатки вчерашнего ужина.