Эльфийский помещик (СИ) - "Amazerak" - Страница 5

— Ты зря пытаешься меня оскорбить, — сказал я. — Не пристало дворянину языком попусту чесать. Имеешь какие-то претензии, решим их, как благородные люди. Либо извиняйся, либо выходи на честный поединок.

— А давай! — с энтузиазмом воскликнул парень, и вся компания вскочила с мест. Стулья с грохотом попадали, а и из ножен с лязгом вылетели сабли.

Эх, молодёжь! Вечно любит свою удаль показать, саблями помахать. Только вот восемь на одного — мало чести. Но их это почему-то не волновало. А я недавно мундир себе пошил, не хотелось портить.

Шашкой Фёдор никогда фехтовать не учился, и хоть мне удалось за этот месяц немного поупражняться с холодным оружием, тряхнуть, что называется, стариной, но толку оказалось мало — новое тело не обладало нужными реакциями. Предстояло их заново нарабатывать. С магией имелись похожие проблемы. В прошлой жизни я знал много заклинаний: создавал и каменные доспехи, и оружие, и големов, мог слабое землетрясение устроить. Но сейчас почти ничего из этого не получалось, даже если не требовало большого количества маны.

Единственное, что Фёдор умел до моего вселения — кулаками махать. Год назад, когда мать погибла, он пытался на подпольных боях заработать, причём не совсем безуспешно, но сестра постоянно на мозги капала, дескать, волнуется за него, и после переломов челюсти и руки и сотрясения парень забросил это дело.

Похоже, придётся вспомнить опыт. Тем более я умел создавать каменные перчатки, а магическая сила была такова, что мана делала моё тело почти неуязвимым. Если уж восьмерых древолюдов прикончил с помощью одного лишь копья, то с этой компанией и подавно справлюсь.

— Господа, назад. Я сам с ним разберусь, — вперёд вышел кучерявый здоровяк, не пожелавший делить победу на восьмерых. У него на воротнике и погонах имелись знаки отличия десятника — так в кавалерии до сих пор именовали младших офицеров. Остальные семеро были простыми витязями, то есть рядовыми.

— Федя, не надо! — сестра схватила меня за рукав шинели. — Пойдём отсюда.

— Лида, отойди, — проговорил я грозно. — Ваопросы чести решаются.

— А, может, ну их? Ты только с войны вернулся.

— Лида, я — дворянин. А дворянину не пристало бегать от сражений. Отойди и не мешай!

— Ну так что, сударь, ты уладил свои дела? — надменно произнёс кучерявый десятник. — Давай быстрее! Раз драться вызвался, так дерись. Или отребье Глинских всегда за женской юбкой прячется?

Магом парень не был. Обычный крепыш, хотя чаще всего их называли по-ромейски фортисами. Но сабля у него точно из булата и ману проводит, как и моя шашка. Много ли у него силы? А вот это вряд ли. Слишком молод.

Я направил во всё тело ману. Усиленная магией сабля меня даже не поцарапает. На поддержание такого состояния требовалось десять-пятнадцать единиц маны в минуту. Моего запаса хватит примерно на полчаса.

Я снял шинель и фуражку и кинул их на стойку, затем освободился от зелёного кителя с красным лацканом во всю грудь (за него-то, видимо, драгун Глинских и прозвали «краснопёрыми») и остался в одной рубахе — её хотя бы не жалко. Кучерявый тоже снял свой гусарский китель. Я извлёк из ножен шашку, направил в неё ману — это ещё пять-семь единиц. Мои руки до плеч покрылись каменной коростой — так называемые перчатки, одно из несложных заклинаний магии земли. Для создания такой защиты требовалось шесть-девять единиц маны, и на поддержание — по три единицы в минуту.

Итого я смогу драться в полную силу минут двадцать. Если учесть, что мои противники в несколько раз слабее, этого времени должно хватить.

Из кухни выскочил румяный, лысеющий толстяк в сером костюме-тройке.

— Милостивые государи, прошу, только не надо здесь драться! Пожалейте наш ресторан, ради всего святого!

— Пшёл прочь! — гаркнул на него кучерявый. — А то на куски порублю! Ну что, краснопёрый, давай уже, не томи.

Мы вышли на середину залы. Места здесь было не слишком много, но для двоих достаточно. Несколько столов стояли сдвинутыми в центре, вдоль стены притаились лишние стулья, и часть помещения оказалась свободна, словно специально для таких случаев.

Гусар сделал выпад, нанося удар саблей сверху вниз. Я подставил левую руку, клинок лязгнул о каменную защиту, а мой правый кулак со сжатой в нём шашкой обрушился на холёную физиономию кучерявого. Тот крутанулся на сто восемьдесят градусов, шлёпнулся на четвереньки. Вскочил. Рванул вперёд. Мой сапог двину ему в живот — парень растянулся на полу.

— Да я тебя… — прохрипел кучерявый с искажённой злобой лицом, поднимаясь на ноги.

Он замахнулся саблей, целясь мне в голову, и клинок опять чиркнул по моей каменной перчатке. Я же полоснул шашкой по корпусу противнику, порезав рубаху. Толкнул ногой — получилось не слишком сильно, и парень устоял. Сабля взметнулась над моей головой, и я ощутил удар по макушке. Мой кулак прошёлся по щекастой физиономии гусара. Тот чуть не упал. Не давая противнику опомниться, я принялся колотить его по лицу. Парень попятился, споткнулся о валяющийся на полу стул и всем весом рухнул на накрытый стол. Посуда со звоном посыпалась на пол, там же оказалась и скатерть.

Кучерявый поднялся и снова завалился на стол, сбитый моим каменным кулаком.

И тут остальные не выдержали. Я думал, поединок будет честным, но понятие чести моим противникам оказалось неведомо. Видя, что десятник не справляется, вся компания ринулась на меня, желая изрубить на куски.

Ногой в живот я толкнул ближайшего гусара на троих, что были за ним. Второму заехал каменным кулаком по лицу, третьему — в под дых, отчего парень согнулся пополам, четвёртому — шашкой по голове.

Началась такая свалка, что я и сам не понимал, что происходит. Размахивал кулаком и шашкой, тыкая куда придётся и закрываясь от сабель предплечьями в каменных перчатках. Брызгала кровь, гусары валились с ног, поднимались и снова нападали. Кучерявый в который раз подвернулся мне под руку, каменный кулак кувалдой обрушился на его голову, и парень распластался возле стола.

Битва закончилась неожиданно. Гусары в какой-то момент поняли, что не хотят продолжать драку. Они потирали ушибленные бока и разбитые лица. Светловолосый парень сидел на усыпанном осколками посуды полу, держась за голову, окрасившуюся красным, кровь бежала по его лбу и щеке. В пылу боя я даже не заметил, чем его угостил — кулаком или шашкой, но последствия оказались ожидаемыми: против моей силы обычный фортис не выстоит. До моих противников это тоже, наконец, дошло. Кучерявый же лежал без сознания, раскинув руки в разные стороны.

Я осмотрел себя. Ран нет, но рубаха забрызгана кровью и порезана саблями. Хорошо, хоть мундир снял, а то жалко: всё-таки немалых денег стоит.

Один из гусар присел рядом с кучерявым десятником, пошлёпал его по щеке, проверил пульс.

— Эй, человек, звони лекарю немедленно! — крикнул он румяному толстяку, с ужасом наблюдавшему, как разносят его заведение. — Быстро! Пошёл!

Толстяк причитая убежал на кухню, а я обернулся к Лиде, которая спряталась за стойку и таращилась на меня во все глаза.

— Собирайся и пошли. Не будем задерживаться, — кинул я ей и стал натягивать китель и шинель.

Вскоре Лида, одетая в потрёпанное осеннее пальтишко и выцветший берет, выскочила вслед за мной из ресторана и засеменила по мокрому тротуару, едва поспевая за моими широкими шагами. Мы торопились покинуть это место.

Ареста я не боялся. В каждом княжестве была своя полиция. Что мне, подданному великого князя Глинского, сделают полицаи Мамлеевых? Правильно, ничего. К том же стражи правопорядка без особого повеления сверху предпочитали не вмешиваться в разборки аристократов. Ведь у каждого дворянина, а боярина и подавно, есть родня или покровители, которые легко создадут проблемы любому следователю.

А вот поколоченные парни вполне могут попытаться отомстить. И если их кучерявый приятель погиб, его семейство как пить дать объявит мне кровную месть. Так уж заведено испокон веков — дурацкие древние обычаи, от которых мы до сих пор не избавились. В Нижнем Новгороде подданные великого князя Мамлеева запросто могли меня найти, а вот во владения Глинских в Аркадии вряд ли кто-то сунется.