Я – Ворона (СИ) - Вран Карина - Страница 26

Меня — фарфоровую куклу — после заката дарят дочке чиновника, который закусился с канцлером Се. Сам праздник снимут отдельно, так как подарок доставят в резной деревянной коробке. Сидеть внутри ящика? Увольте, это ж даже не покажут.

А дальше получательница подарка должна с восторгом бегать и прыгать вокруг необычной игрушки. Игрушка же… должна просто сидеть с открытыми глазами. И изредка медленно моргать. Это подается под соусом, что вот раньше ее все боялись, и кукла-демон откликалась на страх. А теперь вместо страха ее окружили восхищением, почти что щенячьим восторгом. Девочка в кукле подавляет демона, но и сама себя никак не проявляет.

Один раз я отсидела с пустым взглядом. Для разнообразия сойдет, но ровно один раз. Обломится лошадь страшная. Ян Хоу никаких дополнительных указаний не дает. Значит, что? Свобода воли и самовыражения.

Кира Воронова по молодости лет смотрела шоу про юных моделек. Их там учили «улыбаться глазами». Преподносилось сие, как невероятно сложный навык. На деле не так это и трудно.

Нужно лишь погрузиться в правильное воспоминание. Улыбка ведь бывает очень разной: игривой, загадочной, безмятежно-счастливой, торжествующей, да даже злорадной. Список можно долго продолжать. Все эти «оттенки» улыбки объединяет одно: для того, чтобы зритель их увидел, понял и прочувствовал, нужна — искренность.

Если вы переживаете в памяти и в сердце определенный момент, это отразится в ваших глазах. Сыграть искренность… не думаю, что это возможно. Не для меня, по крайней мере.

Самые светлые воспоминания у большинства из нас — из детства. Серебристая от росы трава у дорожки возле дома, душистая лесная земляника прямо с кустика в мозолистых ладонях деда. Парное молоко — настоящее, деревенское, с пенкой. И пенка на варенье, сваренном бабушкой: варенье на зиму, а вот сладкой пенкой можно наесться всласть.

Это летний теплый — грибной — дождик, в который так весело шлепать по лужам, и чтобы непременно — радуга, а лучше двойная. Это теплые мамины руки. И еще папка, который из-за спины достает жестом фокусника пушистого глазастого котенка в плетеном лукошке. Ты смеешься и плачешь, и хлопаешь в ладоши, ведь тебе так хотелось хвостатого дружочка с черным носиком, но ты не решалась о нем попросить.

Мои новые мама и папа. Они невероятным образом стали родными, вошли в сердечко и, конечно, тоже есть в воспоминаниях.

Все это отражается в улыбке. Той, что не трогает уголки губ, но сияет в глазах. Из сердца — к сердцу.

— Снято, — не своим голосом завершает действо режиссер Ян. — Перерыв десять минут.

И тянется за солнцезащитными очками, затем быстро удаляется. А еще вся съемочная группа отчего-то начинает дружно хлюпать носом. Удачная была мысль: попросить сегодня маму взять с собой упаковку бумажных платочков. Баул-то у нее вместительный, чего бы не прихватить. Вдруг пригодится?

Ей же первой и пригождается. И Чу. И другие только что не в очередь выстраиваются за платочками.

Вот и славно. Значит, хорошо получилось. Правильно.

[1] 四君子(кит). [Sìjūnzǐ] — четыре благородных мужа.

[2] 關係(кит). [guānxì] — связи, отношения.

Глава 12

Десять минут пролетели, как миг. Только смежила веки, чтоб отрешиться от эмоций, как уже голос режиссера возвращает из спокойного «нигде». Всего и успела, что ослабить душевный порыв.

Легче всего себя «охлаждать» от слишком уж яркого чем-то скучным. Скажем, вспомнить, как меня ругала наставница по актерскому мастерству.

«Да, мимика — это твоя сильная сторона», — восклицала Наталья Сергеевна. — «Ты из тех, кто реально мечет глазами молнии. Дар, не иначе. Но ты еще помнишь, милочка, где мы? Театр — это не про большой экран и не про крупные планы. Иди, сядь в заднем ряду. Много ты разглядишь выражений на лицах актеров? Вот, гляди, я стою вполуоборот, как тебе мой взгляд? Видно?»

Увидать издали и впрямь удавалось немногое, с моей-то близорукостью. Это был один из редких моментов, когда Кира Воронова пожалела об отказе от ношения очков.

«Теперь понимаешь? — поучительно кивала наставница. — 'Это не значит, что мимические выражения не важны. Наоборот! Мимика у тебя не театральная, но это не беда. Усилить не трудно, с такой-то базой. Однако на одной лапе собака не ускачет далеко. Дикция еще куда ни шло, а вот интонация не дотягивает. Бу-бу-бу, ты как жуешь этот лист бумаги. Голос — важнейший инструмент. Вторая лапа. Жестикуляция, язык тела — это ой. Тело и руки у тебя, милочка, деревянные».

Сергеевна редко хвалила. Если такое случалось, то тут же швыряла «противовес». Гоняла она нас, великовозрастных оболтусов, мечтателей и «искателей себя» по-всякому. Мы и в детские игры (те, что для 2−5–7 лет) играли по ее требованию. Из дюжины «мучеников» Натальи Сергеевны, что также расшифровывалось, как «мои ученики», только двое на тот момент не перевалили в возрасте за тридцатник. Затейница она у нас была та еще.

Мне бы как-то в тот мир заслать для нее «благодарочку». Потому что среди обучающих самым азам игр наличествовали: «тени», «марионетки» и «хор». Тени: двое друг напротив друга; один играет человека, другой его тень. Человек делает движения, тень повторяет.

Когда достигается точность взаимодействия, расширяется вариативность движений. Так до полной синхронности, когда ты уже считываешь движения другого. Затем вы меняетесь, добиваетесь синхрона по новой.

К марионеткам переходят, когда вы «засинхронились» на «тенях», и можете «зеркалить» движения по самому их началу. Там один — кукловод, другой — марионетка. Движения пальцами кукловода приводят в действие куклу. Об условностях можно договориться заранее.

После того, как пары сыгрывались, в игре менялись правила. Кукловодом становилась наша мегера (одно из нежных прозвищ). Она задавала движения сразу всей группе. Того, кто лучше всех (по ее мнению) сыграл марионетку, Сергеевна ставила ведущим в хоре.

В «хоре» есть парная и групповая вариации. Парная — это логическое продолжение «теней». Один задает реплику, другой подхватывает и развивает. Будто вы двое — один человек. Здесь уже не только движение и слово. Тут и интонация, и жест (жесты), мимика и пантомимика.

Хор групповой — расширение числа участников и истории. «Солист» задает историю, «хор» ловит ее, усиливает и расширяет. Участники могут меняться, история — как быть заранее известной, так и чистой воды импровизацией.

Уже потом, когда из четырех лап со мной осталась лишь одна, я-прошлая вернулась к игре мимикой и взглядом. Реплики в общей палате, где людям плохо, вязли на зубах. Их я училась проговаривать мысленно: голоса в моей голове никому не мешали. С жестами и языком тела было все плохо по простой причине: боль.

«Эта однолапая собака выкарабкается», — обещала себе Кира Воронова. — «Если и лап не останется, еще будет хвост. А собаки, все мы знаем, смеются хвостом».

Я-прошлая родилась в год собаки. Ворона — это состояние души.

Давно я не вспоминала те времена… Ох, как давно. Полжизни там. Полжизни (с учетом возраста тела на момент моего сюда попадания) тут. А чего тогда сейчас-то вспомнила? Так вскорости пригодится кое-что из наработок.

— Мэйли, — персональное обращение режиссера заставляет открыть глаза. — Мы сейчас снимем повторно последнюю сцену. Тишина на площадке! — это он в ответ на шепотки с разных сторон. — Я хотел бы расширить эпизод. Дать зрителю лучше прочувствовать. И показать больше реакций взаимодействия.

Киваю. Если ему так понравилось, я не прочь повторить.

— И да: я в курсе, что у вас тут тотализатор, — Ян Хоу развернулся к сотрудникам. — Как долго Мэйли сможет закрывать эпизоды с одного дубля.

Хлопаю ресницами и стараюсь не уронить челюсть (держу лицо, ага). Тотализатор? Серьезно? А какие ставки?

Негромкие покашливания наполняют павильон. Как разом всех накрыла эпидемия. Блин! А в этом мире «ковидло» тоже будет? Срединному государству придется тяжко в этот период. Ладно, это нескоро. Авось, пронесет, и тут глобальный сценарий мировой пандемии не запустится.