Адаптация (СИ) - Пылаев Валерий - Страница 40

— Первокурсник и мальчишка, — кивнул я. — Как пожелаете. Но вашему высокородию придется меня выслушать. Или у меня может возникнуть желание отправиться в какой-нибудь другой кабинет. И уже там рассказать о вашей связи с покойным Резниковым. От которого вы не так давно получили кругленькую сумму.

— Ложь. Ложь и клевета.

Соболев ответил быстро… Слишком быстро — и на этот раз на его лице не мелькнуло даже тени удивления. Значит, уже готовился и к такому разговору, причем с кем-то посерьезнее курсанта-первогодки.

— Признаю, вы неплохо спрятали свои грязные делишки с террористами. Движение наличных средств почти невозможно отследить, — продолжил я. — Но все-таки мои люди справились. И если следствие поинтересуется поступлениями на счет фирмы, которой владеет ваша супруга…

— Какая несусветная чушь. — Соболев презрительно ухмыльнулся. — Даже если кому-то взбредет в голову обвинить меня на официальном уровне, любой мало-мальски грамотный адвокат разнесет эту версию в пух и прах.

В его высокородии определенно пропадал великий актер. Не будь я на все двести процентов уверен, что Корф не ошибся, отслеживая цепочку, по которой капиталы двигались со счетов «Конвоя» — пожалуй, и сам начал бы сомневаться.

— Никто и не станет вас обвинять. — Я оперся ладонями на стол. — Если я расскажу все его сиятельству Николаю Ильичу Морозову, он наверняка пожелает проверить столь интересную теорию. Правда, человек его положения не станет размениваться по мелочам и дергать следователей. А просто заявится прямо сюда, и уже четверть часа вы выложите все. И признаетесь даже в том, чего никогда не делали.

Репутация у Морозова была соответствующая. И пусть старик умел держать себя в руках, а свои действия — в рамках имперского законодательства, в случаях, подобных этому, в нем снова просыпался солдафон. Грозный, сердитый и уж точно способный действовать, не оглядываясь на каких-то там чинуш из кабинетов. А лояльные ему генералы и члены Совета не поленились бы разобрать это здание по кирпичикам, чтобы выбить из Соболева все, что ему известно.

Особенно сейчас, когда в столице и без того становилось все жарче и жарче.

В общем, я разве что приукрасил возможные события. И оказался весьма убедителен — беднягу явно проняло. Он все еще пытался напустить на себя независимо-презрительный вид, но его ледяная броня вовсю трескалась и осыпалась на пол, оставляя передо мной перепуганного мокрого человечка, наверняка уже вообразившего, что и как именно с ним может сделать всемогущий глава Совета Имперской Безопасности.

— Я… я вас слушаю, господин курсант, — пробормотал Соболев.

— И с этого нам и следовало начать беседу — сэкономили бы целую кучу времени. — Я с улыбкой уселся на стул напротив. — Тем более что я и сам отчаянно желаю дать вам возможность спастись. В конце концов, у нас с вами сейчас есть и общие цели.

— И какие же?

— Полагаю, мы оба заинтересованы, чтобы следствие шло без лишней шумихи, ваше высокородие. — Я чуть понизил голос. — Мне нужен свой человек в Третьем отделении. И если потрудитесь рассказать все, что вам известно о покушении на ее высочество Елизавету Александровну, мои друзья, вероятно, смогут сделать так, чтобы последствия предательства не стали для вас смертельными.

— Боюсь, ваши друзья будут разочарованы, — вздохнул Соболев. — Я лишь прикрывал деятельность уже известного вам «Конвоя».

— А потом убили Резникова, не так ли? — продолжал наседать я. — Чтобы он не рассказал следствию о ваших с ним делишках. Ведь отпустить вы его уже не могли — слишком много внимания. Попади такой свидетель на дознание к членам Совета…

— Нет! Я этого не делал!

— А мне кажется — сделали. — Я развел руками. — Вас многое связывает. И успей сыскари как следует его допросить — могло бы всплыть… могло бы всплыть все. А еще покойный вам верил, поэтому и подпустил достаточно близко. Господи, да я и сам на вашем месте поступил бы точно так же, — усмехнулся я. — Будь у меня такая возможность… А ведь у вас она, полагаю, была.

— В этом я не виновен! — Соболев съежился, вжимаясь в кресло. — Я не стану отрицать, что получил от покойного деньги за то, что чуть притормозил следствие, но я не убивал его!

Может, и так. Его высокородие продался с потрохами Распутиным и еще бог знает кому, сливал информацию, избавлялся от вещественных доказательств и заметал под ковер весь мусор, который там вообще мог поместиться, но убийство… Нет, едва ли. Я при всем желании так и не сумел представить, как этот аккуратный и одетый с иголочки хлыщ крадется ночью по Петропавловскую крепости, чтобы собственноручно вздернуть в камере попавшегося жандармам товарища, пока тот не начал болтать. Слишком уж грязная работа для высокопоставленного чиновника — однако и чужаку такое не доверишь, особенно когда счет идет на часы.

Похоже, на этот раз Соболев действительно не соврал. И, что куда важнее — уже начал торговаться.

— Хотите намекнуть, что считаете себя виновным лишь в получении взятки? — Я приподнял бровь. — Нет, ваше высокородие, так дело не пойдет. Все это в полной мере тянет на государственную измену. И последствия вам, как начальнику экспедиции Третьего отделения, полагаю, известны.

Еще лет этак сто назад предателей вешали. Двадцатый век привнес в систему имперского правосудия методы куда гуманнее, однако сама высшая мера никуда не делась. И пусть ее по возможности старались избегать, в одном только девяносто третьем я лично подписал около пятидесяти смертных приговоров. А уж рассчитывать на милосердие при нынешнем раскладе…

Впрочем, какая разница? Даже если Морозов с Келлером решат отправить Соболева на пожизненное, до него все равно доберется Распутин — рано или поздно. И я пока с трудом представлял себе сценарий, по которому бедняга проживет хотя бы оставшиеся до Нового года недели.

Впрочем, ему об этом знать не обязательно.

— Не уверен, что в вашем положении можно сохранить должность и чин, — продолжил я. — Но пока еще не поздно спасти хотя бы доброе имя. Порой даже сильным мира сего приходится идти на сделку ради общего блага. И за помощь в раскрытии заговора мы готовы простить если не все, то очень многое. И если вы выполните свою часть уговора, я лично прослежу, чтобы…

— Но мне действительно нечего сказать, — простонал побледневший Соболев. — Вы и так все знаете: я только подчищал следы за исполнителями и получал деньги.

— От Резникова?

— Да. Лично от него — наличными и иногда через контору жены. Он же меня…

— Завербовал, — подсказал я подходящее слово. — Когда?

— В феврале. — Соболев поморщился, будто в очередной раз мысленно ругал себя за глупость. — Тогда Резникову понадобились документы для «Конвоя». Если бы я знал, что он задумал…

Я молча вздохнул. Похоже, это ниточка тоже вела в никуда. Точнее, просто оборвалась вместе с жизнью покойного ухажера сестрицы. А Соболев о своих благодетелях и заказчиках знал… да, пожалуй что, ничего — исполнителям известна только малая часть схемы, нужная для работы. Деньги в обмен на то, чтобы материалы следствия отправились в дальний ящик стола и пролежали там как можно дольше.

И никаких изысков.

— Что ж… Для начала, пожалуй, достаточно, — вздохнул я. — Мне нужны копии всех бумаг следствия. Все видеозаписи. Личные дела убитых, если таковые имеются. И, конечно же, имена всех ваших подельников в Третьем отделении.

— Но…

— Никаких «но», ваше высокородие. — Я поднялся со стула. — Ни за что не поверю, что вы провернули гадость такого масштаба в одиночку. Так что у вас есть ровно один час. И умоляю, давайте обойдемся без глупостей. Если кто-то хотя бы чихнет в мою сторону, вы не просидите в этом кресле и до обеда. Я ясно выражаюсь?

— Да. — Соболев смиренно кивнул и полез в ящик стола. — Я сейчас приступаю…

— Вот и чудесно. Приятно иметь дело с разумным человеком. — Я шагнул к двери. — И постарайтесь меня не разочаровать, ваше высокородие.

— Знаешь, десантура, когда я учился, — неодобрительно прошипел Гагарин, — у нас в Павловском такого… такой ерунды не было.