Выбери любимый жанр

Сонет с неправильной рифмовкой. Рассказы - Соболев Александр - Страница 4


Изменить размер шрифта:

4

Заранее просчитанной неловкости с его стороны не вышло: ее чистый, чуть хрипловатый голос, которым она выговаривала слова так тщательно, словно работала на радио, почти заглушал ее же собственные мысли — и к концу вечера замерзший, размякший и взволнованный Рудковский понял, что в ментальном смысле он почти оглох. Почтительно распрощавшись с Дашей у ее парадного (она жила в одном из дальних закоулков Петроградской стороны, в старинном доходном доме, и над чудом уцелевшей тяжелой входной дверью светился, мигая, старинный витраж, изображающий встающее солнце цвета яичного желтка) и шагая в гостиницу по безлюдным улицам, он прислушивался к ватной тишине, одновременно ликуя и сокрушаясь по утраченному дару. Ближайшие дни показали, что телепатические способности не полностью оставили его: они накатывали волнами, то в полной мере возвращаясь (отчего иногда, особенно в автобусе или трамвае, ему хотелось заткнуть уши), то опять снижаясь до нуля, причем последнее обычно происходило в присутствии его новой подруги.

Странным она оказалась существом! О себе она почти ничего не рассказывала, ловко уклоняясь от расспросов, а когда всплывала вдруг случайно, в общем разговоре, какая-то деталь, она оказывалась настолько неправдоподобно экзотической, что поверить в нее было мудрено. Рудковский спокойно снес существование брата в Тасмании (и ему, бывшему отличнику, не пришлось даже справляться с географическим атласом), не моргнув глазом выслушал про передающуюся в роду по женской линии странную патологию, из-за которой сердце у всех ее родственниц, не исключая и ее саму, находится справа, но почему-то никак не смог поверить, когда она — тоже по какой-то ассоциации вскользь сообщила ему без всякого хвастовства, а просто констатируя, что была чемпионом области по стрельбе из лука.

В этот день они отчего-то гуляли на дальних оконечностях той же Петроградки — вдоль Аптекарской набережной, одной из самых скучных и заброшенных в городе, — и виден был уже впереди какой-то плоский мост, словно собранный из чудовищно увеличенных кубиков лего, водруженных на два облезлых краснокирпичных быка. И здесь среди этого унылого, совсем не открыточного вида она, усмехнувшись, взяла его за руку своей маленькой, горячей, даже обжигающей ладонью и спешно повела через ряды каких-то приземистых домов, обнесенных коваными решетками (на краю сознания он задумался, предназначены эти ограды, чтобы предохранить от нашествия чужаков или чтобы не разбежались обитатели) к одному особенно приземистому и особенно унылому зданию, где за дверью без таблички оказался стрелковый клуб и где ее действительно все знали, и здоровались, и расспрашивали, отчего она так редко приходит, и поглядывали на него с ироническим одобрением. Словно сосредоточенный светловолосый амур, она, прищурившись, медленным движением натягивала тетиву, которая вдруг музыкально зазвенела, отторгая стрелу. Бумажная мишень, пригвожденная, затрепетала; Даша повернула к нему сияющее лицо, и он почувствовал, как другой, настоящий амур, пронзил в эту секунду его сердце, которое, как у обычных смертных, располагалось слева.

По молчаливому уговору на работе их отношения внешне остались прежними: он продолжал вести свои ежедневные малолюдные лекции; она все так же приходила на них и внимательно его слушала, после чего они выходили порознь и десять минут спустя встречались в маленькой, на три столика, кофейне, где никогда не было ни одной живой души, кроме хозяина, улыбчивого горбуна в клетчатом берете, который с третьего раза, уже не переспрашивая, варил двойной эспрессо для него и латте на миндальном молоке для нее.

Между ними сделалось то редкое, почти невозможное согласие, которое порой нисходит на некоторые, ничем иным не примечательные пары после десятилетий общей жизни — как будто все главное было уже давно и прочно решено и осталось обсудить лишь небольшие, но чувствительные детали: где в будущей их общей квартире (которая наподобие воздушного замка виделась уже в подробностях) повесить колчан и как назвать их первую общую собаку. Единственная черная тучка омрачала для него их лучезарное небо: он, свободно признававшийся в своих юношеских грехах и неудачных романах, никак не мог завести разговора о таинственном даре, который между тем явно выдыхался с каждым днем: голоса отступали, делались невнятными и уходили в ту костяную тишину, в которой они и пребывают почти все время. Но однажды, ощутив какую-то особенную игру лучей и почувствовав прилив признательного вдохновения, он спросил у нее: «Кстати, а ты не помнишь, что ты подумала в тот день, когда мы познакомились — ну вот я открыл дверь и вошел, да?» — «Ну, конечно, помню, — отвечала она смеясь. — Я подумала — ты ведь не обидишься, да? — господи, какой страшненький — неужели это его собираются взять на мое место?»

Скудная земля

Мы охотились за ветровыми гнездами в лесах к северо-западу от Куусамо. Знаете, что такое ветровое гнездо? Если не знаете, я сейчас расскажу. Бывает на некоторых деревьях, довольно редко, этакая ошибка природы, когда ветки вдруг начинают расти не как обычно, а становятся мелкими, густыми и торчат в разные стороны, так что выходит что-то типа шарика. Ученые, как положено, до сих пор не знают, отчего получаются эти гнезда: одни говорят, что из-за заражения грибком или вирусом, другие — что из-за радиации или просто от тяжелых условий, в которых эти деревья обитают. Чаще всего они бывают на соснах и елках, реже на березе, а вот на других, честно говоря, не встречал, да это и не важно. А важно вот что: чем дальше на север, тем их бывает больше. Если где-нибудь в районе Тампере ты можешь часами бродить по лесу, задрав голову, пока шея не заболит, и не высмотреть в результате ни одного, то уже севернее Рованиеми, сразу за Полярным кругом, они начнут появляться все чаще и чаще — и так будет до самого Килписъярви, где деревья кончатся и начнется тундра. Ну, в общем, массив получается огромный, размером, наверное, с несколько Бельгий — и на нем они встречаются довольно-таки регулярно. Тоже, конечно, не каждые пять минут — иногда весь день бродишь или ездишь и не встретишь ни одной, а иногда, напротив, стоишь у дерева с гнездом и видишь следующее. Почему так — черт его знает, ну то есть не черт, а ведьма или домовой, леший их, в общем, разберет.

Здесь еще дело в том, что все они разные. То есть на первый взгляд похожи, конечно, — выглядят как большой зеленый шар, который растет на дереве, не знаю даже, метлу что ли напоминает или зеленую голову великана… Но если посмотреть внимательно, а особенно положить веточки из разных гнезд рядом, то увидишь, что они отличаются, иногда даже очень сильно. Бывает, что иголки короткие и такие толстенькие, как железные перышки, которыми раньше прокалывали палец, чтобы взять кровь на анализ, бывает, что ветки искривлены в разные стороны, а иногда хвоя (да, у нас говорят хвоя´, с ударением на последний слог) желтовата, но это не оттого, что ветка сохнет, а просто цвет у нее такой, это для нас прямо удача. А иногда — очень редко — бывает, что молодые иголочки не светло-зеленые, как у всех деревьев в лесу, а какого-нибудь необыкновенного цвета, например белые или даже красные. Сам я такого, признаться, не видел, а ребята рассказывали — и за них, конечно, хозяин платит очень прилично: принесешь десяток таких и до следующего сезона можешь ничего не делать, а то и вообще уехать куда-нибудь, где тепло.

Дело наше, получается, очень простое — но это, с другой стороны, как посмотреть. Мы работаем попарно, на пикапах. Один за рулем — другой смотрит вверх, поглядывает по сторонам, чтобы гнездо не пропустить. Заранее расписываем, где чей квадрат, чтобы с другими бригадами не сталкиваться. Сколько их всего катается летом по северу — опять же, леший его знает, нам не говорят, но, думаю, бригад шесть-семь, а то и десять. Мы знаем только тех ребят, что в нашем районе, это еще четверо, вот с ними как раз мы заранее договариваемся, кто куда поедет. В наших местах лес в принципе весь изрезан лесовозными дорогами — они бывают старыми, заросшими, но пикап везде пройдет — ну на крайний случай у нас в кузове лежит бензопила, лопаты, лебедка, если вдруг застрянем где-нибудь в болоте — в этом смысле вообще без проблем. Если дороги где-то нет, а лес в смысле гнезд перспективный, то оставляем свой пикап на обочине и идем-гуляем по лесу, один, опять же, голову задирает вверх, а у другого в это время шея отдыхает. После того как десять раз пошутили про свинью, которая не может поднять голову, чтобы посмотреть на солнце, меняемся: и тот, кто рань-ше смотрел вверх, теперь глядит себе под ноги — и наоборот.

4
Перейти на страницу:
Мир литературы