Красный Коммерсант (СИ) - Восточный Ставр - Страница 1

В этом году зимой снега навалило, ну просто завались!

И получился конец февраля в Новогирканске — как третья декада марта в Москве. Небо уже высокое и шальное, а солнца вполне достаточно, чтобы растопить весь, нападавший за три месяца, снег, превратив его в ручьи и лужи. И говоря о лужах, я имею в виду ЛУЖИ! Такие, через которые без спецсредств не переберёшься.

Нашему человеку, конечно, к грязи и слякоти не привыкать. Наши люди в булочную — да и на завод — на такси не ездют. Так что — хошь-не хошь — чапай хлябями, смотри только, полные сапоги не начерпай. Вот и шагают, жмутся по стеночкам, вихляют на досочках-мостках, но ловко так: мужики даже рук из карманов не вынимают, да девки не забывают держать фасон.

Ёжиться заставляет только остервенелый февральский ветер, который нет-нет — да и шарахнет без предупреждения. Вот прямо сейчас он немилосердно треплет мою вихрастую шевелюру и обдаёт почти ледяным холодом безусое лицо. Но с террасы уходить всё равно не хочется. Не хочется возвращаться в душный кабинет. Да, просторный и шикарный, как у большого начальника — даже табличка на двери. Да, недавно отремонтированный, ещё хранящий запахи краски и свеженькой лепнины, украшающей потолок — барельефы «советик стайл» во всей красе и многообразии, которые можно бы разглядывать часами, если вдруг мне нечем заняться. И Красный уголок там есть с огромным портретом Ленина на стене. А как иначе? Должен же начинающий предприниматель Советской республики помнить, благодаря кому он имеет возможность предпринимать! Да и в этом мире эти портреты — отдельные произведения искусства! Вождь неизменно изображается в или на фоне бушующего пламени, символизирующего как неукротимый дух революции, так и магический Дар Ильича.

И всё же сидеть в четырёх стенах, чередуя личные приёмы (однообразные и ужасно долгие) с телефонными разговорами (немногословными, но крайне назойливыми) чрезвычайно утомительно. Пятьдесят с лишним лет жизненного опыта приходится постоянно маскировать под гениальные озарения юного самородка из народа. И если с лозунгами и идейно верными речевыми оборотами проблем не было (в прошлой жизни во всяком понавтыкался, и до развала Союза, и после), но вот выдавать свои решения и стратегии за «озарения», становилось всё труднее. Так что, пока выдался спокойный часок, постою-ка я лучше на балкончике предпоследнего яруса своей высотки-пирамиды, что втыкается в небо, как покоцанный драконий зуб (пятнадцатиэтажный такой зубик, знаете).

Мой кабинет? Личные приёмы? Что, вообще, происходит?

Да-а-а!!! А за полгода со дня битвы за Город при открытии Врат, произошло многое! Кое к чему я оказался не то, чтобы не готов — просто не предполагал, что это будет ТАК. Кое-что меня откровенно радовало. Вот эта пирамида, например. Стояла она заброшенной со времён гражданской. С тех пор, как её «разбомбили», но недоразрушили. Горисполком, учитывая мои заслуги и заинтересованность в площадях, передал мне её ВСЮ под предпринимательские и прочие нужды, и я тут же разместил в ней свою контору, которую назвал, не мудрствуя лукаво, «Рога и копыта». Они, само собой, юмора не поняли, и это меня особенно веселило! Правда, есть надежда, что поймут. Если «Телёнок» в этом мире будет.

Главным условием передачи было восстановление здания и капитальный ремонт (внутри, но главное — снаружи) за свой счёт (вы ведь уже догадались, что я сказочно разбогател?). И правильно, скинули здоровенный такой булыжник с городского бюджета на мои хрупкие плечи. И вот пирамидка моя оделась в леса, по которым принялись бегать и лазать ловкие хлопцы, таская стройматериалы и зычно друг на друга покрикивая.

— Да ты — придурь косорылая! Я тебе что сказал принести? Сотку, мать твою! А ты что принёс⁈

— Что в ящике было, то и принёс, растудыт твою! На ящике написано — сотка, а что в ём напёхано — мне до Мавзолея!

— Заткнулись оба, брехуны блохастые*! — донесся ласковый окрик с верхнего яруса лесов. — Трындеть — не мешки ворочать! У вас и так уже двадцать минут простоя, потому засунули языки в жопы, схватили инструменты в руки и резвой лошадью доделали свой участок! Не то в Лакуну отправитесь мамонта пасти!

* Из-за исторически большого количества оборотней в городе значительная часть ругательств, бытовых фраз и народных пословиц в округе крутится вокруг «волчьей темы».

Стимул сей был совершенно чудодейственным! Он мгновенно регулировал трудовые конфликты, гасил споры и ссоры, заряжал рабочих энтузиазмом и наделял удивительной трудоспособностью.

Вдыхая полной грудью свежий февральский воздух, я с удовлетворением наблюдал за шныряющими по лесам людьми и величавыми движениями высотных кранов, вслушивался в скрипы, жужжание, стук и грохот. Рядом со мной, на специально для него сооружённой жёрдочке, примостился Кеша: сидит, прищурившись, поглядывает по сторонам, принюхивается, раздувая ноздри — чисто горгулья! Я автоматически почёсал ему шейку и услышал довольное вскурлыкивание.

— Вира-а-а!!! — донеслось снизу, и мимо меня грациозно проплыла здоровенная металлическая балка, зацепленная за громадный крюк. Они меланхолично поскрипывали, покачиваясь на ветру. Нокаутировав обоняние убийственной смесью ароматов технических смазок, крюк и балка продолжили подъём и скрылись от моего взгляда в вышине.

— Давай-давай-давай, тяни-и-и-и!!! — слышалось почти из-под облаков. — Левее!!! Правее!!! Держи! Держи! ДЕРЖИ-И-И!!!

— БЕ-РЕ-ГИ-И-ИСЬ!!!

ФЬЮИТЬ!!!

— Ё!!! Ма… — мимо меня, шкрябнув по физиономии стремительным потоком воздуха, промчалась вниз только что поднятая в поднебесье балка. Видимо, не выдержав особо резкого порыва ветра, трос то ли соскочил, то ли порвался. Я схватил птеродактиля и отпрянул от края. И хоть мне ничего не угрожало, инстинктивно вжался в стену. Обалдевший Кеша закрякал и принялся вырываться, возмущённо шлёпая меня кожистыми крыльями по щекам. Я зажмурился и чётко осознал, что рухнуть на крышу следующего яруса пирамиды, воткнувшись в её слои, как комариное жало в ляжку, этой балке не дано — ветер чересчур раскачал крюк. И, прикинув амплитуду колебаний, несложно было вычислить, куда устремится эта многотонная орясина.

— Ай дэ мадэ! Расп*дяи рукожопые! Чтоб вас всех приподняло да шлёпнуло! Охренели вконец, строители, мать вашу, светлого будущего! — донёсся от главного входа подозрительно знакомый голос. Я аккуратненько глянул вниз. И точно! Товарищ Ворон! Стоит, раскорячившись, в распахнутом пальто: волосы дыбом, перекошенное бледное лицо смотрит вверх, с дрожащих губ сыплются жуткие ругательства, с каждой фразой пристраивающие всё новые этажи. Перед ним, как гордый монумент головотяпству, возвышается рухнувшая балка, воткнувшаяся в землю, как зубочистка в сосиску.

Меня он, естественно, видеть не мог, и я, желая хотя бы минимально подготовиться к предстоящей встрече, поспешил покинуть террасу и вернулся в кабинет. Поплотнее прикрыв за собой дверь, чтоб не задувало, я вспомнил физиономию и позу матерящегося партийного чиновника и ухмыльнулся:

— Не стойте и не прыгайте

Не пойте, не пляши-и-те

Там, где идёт строительство

Или подвешен груз! — тут я вздохнул и поплёлся к зеркалу. Да, пришлось завести себе эту полезную вещь, дабы при всевозможных хитрых разговорах с номенклатурой и прочими «доброжелателями» не выпадать из роли «пламенного юного пролетария», талантливого, но не особо образованного.

Пока я придавал себе вид «лихой и придурковатый», за мной вполглаза следили Дружок, развалившийся в углу кабинета, и Кузя, улёгшийся прямо на столе.

— И что им, деятелям, в своих кабинетах не сидится⁈ Каждому! Непременно! Надо встретиться лично и обговорить всё с глазу на глаз! В сотый раз! Из пустого в порожнее! Нафига тогда вообще телефон изобретали⁈ — ворчу, перебирая в памяти десятки успешно отражённых атак чиновников всех мастей и рангов. Те не то, чтобы на моё имущество претендовали. Оно-то как раз Божественным правом гарантированно. Но вот задавить меня бюрократией, загнав в нужные им рамки, явно вознамерились.