Бытовик (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 4

Я подхватил с камней тросточку, по весу понимая, что был прав — там явно пряталось что-то тяжелое и острое, после чего, подхватил с брусчатки, откатившуюся в сторону, форменную фуражку барона, отряхнул ее и бросив в сторону, замерших приятелей поверженного вожака негромкое: «Трофей, святое дело», нахлобучил предмет формы на свою голову и двинулся к замершему, как изваяние, бледному Еремею, и прижавшихся к нему девочек.

— Ну что, идем? — я небрежно хлопнул тростью себе по икре, но тут же прикусил язык, чтобы не вскрикнуть от боли — я забыл, что палка тяжелая и бьет очень больно.

— Да, идем, ваше сиятельство. — Еремей взял девочек за руки и торопливо двинулся по широкой улице, прочь от ограды академии, а я, гордо задрав голову, пошел за ними.

Пока мы не отошли достаточно далеко от места происшествия, девчонки, как я понимаю, вторая из которых, тоже являлась мне очередной сестрой, несколько раз испуганно оглядывались назад, но, встретившись со мной взглядами, начинали робко улыбаться. За нами никто не гнался, никто не преследовал. Когда мы свернули на очередном перекрестке я, боковым зрением, успел заметить, что моего противника уже подняли с булыжной мостовой, и сейчас несколько человек, поддерживая барона за плечи, старательно отряхивали форму моего противника от всякой дряни, коей богато навалено на дороге.

Минут через пять девочки вытянули свои руки из ладоней Еремея, и теперь шли впереди, о чем-то тихонько шушукаясь, мужчина же, приотстав, пристроился идти рядом со мной.

На улицах было немного народу, судя по одежде встреченных мной обывателей, здесь и сейчас я нахожусь в эпохе, примерно соответствующей рубежу между девятнадцатым и двадцатым веком в моей родной истории. Во всяком случае, автомобили мимо нас не проезжали, а вот различные повозки попадались постоянно. Да и количество конского навоза на проезжей части говорило о том, что лошадка в этом мире еще является первым помощником человека. Пару раз я видел дворников, что собирали свежий навоз в специальные ящики, стоящие практически у каждого дома. Как я понимаю, это, экологически чистое, естественное удобрение весьма ценилось.

— Олег Александрович… — негромко начал Еремей: — Простите, что я вам сразу не успел сообщить… Просто чиновник сначала в дом вашего батюшки заезжал, а потом только в академию поехал.

— Ты говоришь о той беде, что случилась в Покровске? — я повернул голову к своему собеседнику: — Я уже уведомлен, из императорской канцелярии прибыл чиновник с официальным уведомлением.

— И вы так спокойно на это реагируете, Олег Александрович? — изумился мужчина: — Я же служу в доме вашего батюшки двенадцать лет, знаю вас с семилетнего возраста…

— Успокойся, Еремей. Я уже поплакал в туалете, порвал на себе волосы, если ты об этом… — Судя по лицу батюшкиного сотрудника, я угадал, но только вел я себя, все равно, неправильно.

— Но, понял, что в такой ситуации я, как старший мужчина в доме, я несу ответственность за сестер и за…весь род. — Кое как удержался, чтобы не спросить мужика, не появятся ли еще какие-либо братья или сестры, чтобы быть готовым, но, в последний момент, прикусил язык.

Мужчина недоверчиво крякнул, очевидно, что за двенадцать лет нашего знакомства я не показывал себя лицом, готовым взвалить на свои плечи такую ношу.

— А с бароном Фриксеном что будете делать, Олег Александрович? — осторожно спросил Еремей.

— А что с ним надо сделать, как ты полагаешь?

— Так ведь он, шельмец, вами, уже почитай, три года всячески помыкал и изгалялся, только вы, Олег Александрович никогда ему отпора не давали, просто молчали или убегали…

Нда. Ситуация совсем плохая с моим предшественником. И не спросишь его, не проведешь этому плаксивому мальчонке сеанс психологической накачки.

Только слуга, судя по выражению его лица, ждал от меня какого-то ответа.

— Да черт с ним, с этим бароном. Пускай себе живет…

Судя по вытаращенным глазам моего собеседника я ляпнул что-то запредельно глупое.

— Я конечно в ваших, благородных делах, ваше сиятельство, разбираюсь слабо, все-таки, я, по происхождению, мужик сиволапый, но только, после сегодняшнего, барон вас обязательно на дуэль вызовет. — Еремей сокрушенно покачал головой.

— И что, что вызовет? Побоксируем с ним маленько, разомнемся…

— Как это — побоксируем? — не расслышал, наверное, меня мужчина: — Судя по тому, как он с дерьме, извините, измарался, он с вами будет до смерти драться, тем более, вы его вещи забрали.

— Что в бою взято, то свято. — отрезал я, прежде чем понял, смысл фразы, произнесенной Ермолаем: — Погоди, что значит — до смерти? Как тебя понимать?

— Дак известно, как — как сказал, так и понимайте. Я, конечно, не знаю, всех тонкостей, так как я мужик…- закокетничал вновь Ермолай.

— Да, да, я помню — лапотный мужик, окончивший… Что ты закончил, Ермолай, реальное училище или гимназию?

— Семинарию. — покраснел образованный слуга, но тут же вернулся в струю поучения барчука: — Так вот, я всех дуэльных тонкостей не знаю, но думаю, что сегодня, к вам домой прибудет секундант, который передаст формальный вызов от барона Фриксена, который будет настаивать на дуэли до смерти одного из противников…

— Ты сейчас серьезно говоришь? — я вгляделся в глаза своего собеседника и понял, что разговор идет серьезней некуда.

— Ваше сиятельство, вы не заболели ли случайно. Говорите больно чудно.

— Да нет, Ермолай. — я испугался, что моя странность может повлечь негативные для меня последствия, а в комфортности местных психиатрических больниц я очень сильно сомневался: — Это я просто так шучу. Настроение у меня сегодня очень шутливое… И тут я вспомнил, что сегодня я получил сообщение о том, что мои официальные мама и папа, а также старшие братья пропали без вести, а если быть реалистом, а не придурочным оптимистом, то их судьба, скорее всего, сложилась трагично, так что о шутливом настроении говорить нельзя. Это я, конечно, вляпался, так вляпался. Остается только сослаться на легкое нервное расстройство.

— Извини, Ермолай, просто я сегодня после всех этих событий, сам не свой, просто не знаю, как себя вести.

— Оно, конечно барич, все верно, почитай, в один миг всю родню потерять. Да еще дуэля эта…

— Да достал ты, Ермолай! — не сдержался я: — Хватит мне про эту дуэль напоминать. Придёт вызов — значит всех поубиваю, и барона твоего, и секунданта его, и… короче всех.

Стоило мне закончить эту фразу, как мы пришли. Девочки, все также идущие впереди, свернули в распахнутые ворота, возле которых стоял классический дворник в фартуке, который, при нашем появлении, начал энергично мести булыжники брусчатки у своих ног, а, когда я поравнялся с ним, то снял свой черный картуз и изобразил легкий поклон:

— Здравствовать вам, барчук.

— Добрый день. — я кивнул в ответ и поспешил пройти мимо, во двор.

Дом нашего семейства представлял кирпичный, двухэтажный особняк, в английском стиле, одна половина которого была украшена вьющимися побегами какого-то винограда, которые в высоту достигали крыши.

С виноградом как раз возился еще один бородатый мужик, который при моем появлении, просто склонил голову, после чего вернулся к своей работе. По линии ворот брусчатка улицы сменялась плотно уложенными, плоскими плитками, вытесанными из какого-то камня. Широкая полоса таких же плиток по дуге огибала дом и уходила за угол здания, где виднелись какие-то деревья, очевидно, там был разбит сад или парк. Уверен, что там же располагались и каретные сараи, или какие еще хозяйственные постройки в городских усадьбах бывают?

Пока я рассматривал обстановку княжеской усадьбы, Ермолай задержался возле «евшего» меня глазами дворника и что-то прошептал, как я понимаю, нечто нелицеприятное, типа «Барчук совсем из ума выжил», во всяком случае, менеджер по клинингу озадаченно уставился на слугу, или кто он там, в местной пищевой цепочке.

Я уже собирался зайти в дом, когда на улице раздались, как мне показалось, пара выстрелов, потом что-то громко грохнуло, раздались крики, а в отдалении, заполошно, заверещал свисток.