Бытовик (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 30

— Ты лишнее то в голову не бери! — строго отрезал гусар: — Есть установленная форма отношения. Сначала бумага к генералу на стол ложиться, он её, естественно, визирует и ходатайство накладывает, что просит Государя проявить снисхождение…

— У вас ус отклеился.

— Что? — в отличие от героя Папанова, гусар за лицо не схватился, значит, бурная растительность на морде у «подсадного» своя, не наклеенная.

— И что, часто получается? — укоризненно улыбнулся я.

— Что получается, брат? — псевдогусар еще не понял, что спектакль закончился в результате низкого уровня актёрского мастерства занятых в нем лиц.

— Ну вот так, как сейчас — наговорить дурачку — «первоходу» сказочку, чтобы он написал чистосердечное, покаянное признание на имя начальника контрразведки, а потом его на основании этой бумаги и осудить. Признание же — королева доказательств. Идите отсюда, агент недоделанный, пока я вам больно не сделал.

— Извольте, только это вы отсюда пойдете, и новое место пребывания вам не понравится. — корнет, или кто там он есть, поудобнее откинулся на подушку, забросив руки за голову и гаркнул: — Медведев!

— Я, ваше благородие. — бодро ответили за дверью камеры повышенной комфортности и в замке залязгал, проворачиваемый, ключ, а через секунду на пороге выросли двое служителей в зеленой форме, без погон.

— Слушаем, ваше благородие! — хором гаркнули бравые надзиратели.

— Отведите этого в тридцать шестую…

— Боги, до чего измельчала наша контрразведка. Начальник отдела истеричка, офицеры по камерам с подозреваемыми сидят, бездарно «наседок» изображают. — я встал с кровати и шагнул к выходу.

— А мне, князь, ваша критика неинтересна. Послезавтра, поутру, я лично, из-под ваших ног, табуреточку-то выбью и полюбуюсь, как вы дергаться будете в петле, да ещё обязательно обгадитесь, напоследок. Всенепременно, обгадитесь. Такие, как вы, князь, всегда с мокрыми штанами в петле болтаются. Люблю я смотреть, как такие ублюдки, которым все в этой жизни досталось, потому, что повезло родиться в нужной семье, в последний момент понимают, что все кончено, и папочка с мамочкой уже ничем не помогут.

— А что, следствие в нашем, богами спасаемом, Отечестве отменили?

— Так оно идет вовсю. — контрразведчик вновь вытащил трубку и кисет с табаком: — Данное под присягой заявление безутешного отца, что это вы покушались на его превосходительство и членов его семьи, что повлекло гибель одного из сыновей, блестящего и перспективного офицера гвардии, получено. Нижние чины гвардейского полка допрошены и подтвердили, что видели вас сегодня, возле поместья. Трое солдат также дали показания, что лично присутствовали при упаковке мешка с имуществом несчастного младшего сына барона и доставили его к вам, и никакой адской машины там не было. Да и при проведении дуэли вы действовали вопреки правил и традиций, явно имея умысел на крайне жестокое убийство несчастного молодого человека. У нас, кстати есть заключение профессора Юнга, мирового уровня, кстати, научное светило в области психиатрии. Так вот, изучив характер ранений несчастного Людвига, профессор дал категорическое заключение, что в основе ваших действий лежит банальная зависть к мужским статям молодого человека и его популярности у прекрасных дам, чего вы, очевидно, лишены. Так что, у нас всё готово. Завтра суд военного трибунала и привет — свидание с пеньковой веревочкой, последний танец с этой партнершей и похороны за казенный счет в обще яме с бродягами и прочей швалью.

— И при чем тут военный трибунал? Я, между прочим, на секундочку, не военный…

— Преступления, в котором исполнители, а также любые участники событий, являются военными или объектом преступления является военное имущество, подлежит суду гарнизонного военного трибунала. Ничего не попишешь, «Уложение о преступлениях воинских» этот вопрос весьма категорично трактует.

— Тогда до встречи. — бросил я через плечо, шагая через порог, хотя душа внутри меня истерично кричала, что надо вернуться, покаяться, высказать желание взять на себя чужие нераскрытые преступления, предложить взятку в конце концов, но не уходить, а договариваться с чертовым контрразведчиком, заинтересовать его хоть чем, но ноги сами, без моего участия, шли по, идущей в подвал, темной лестнице, все дальше и дальше уходя от человека, который мог подсказать, как сделать так, чтоб ы я не повис в петле и не висел до тех пор, пока не умру.

«Тридцать шестая» располагалась в сыром подвале, освещения не имела и представляла собой каменный мешок со стенами, покрытой колючей, известковой «шубой». Я привалился к влажной поверхности, кое-как найдя положение, когда острые грани штукатурки не впивались в спину, френч на спине, практически мгновенно, стал мокрым и прилип к телу, а в помещении было весьма прохладно. Не знаю, насколько меня хватит сил, чтобы не упасть… Маны во мне было полно, вот заклинания «срывались», не зависимо от сложности, очевидно, что антимагический свинец был здесь повсюду.

Я, все –таки, сумел задремать стоя, как старая больная лошадь, когда загремели запоры, и я был вынужден прикрыть ладонью, адаптировавшиеся к полной темноте, глаза, дабы защитится от слепящего света фонаря в руках у надзирателя.

— Тридцать шесть дробь один, выходи, к тебе пришли…

Вот и имени у меня не осталось, только номер камеры… я шел по коридору, смежив веки, пытаясь понять, сколько времени я провел в своей «одиночке» и почему одеревенели и почти не слушаются ноги в, хлюпающих при каждом шаге, влажных сапогах…

На первом этаже, где было уже светло, мне навстречу шагнул дежурный с петлицами:

— Номер тридцать шесть дробь один, вам разрешено свидание с невестой, продолжительностью десять минут.

Я попытался «пробежаться» по содержимому памяти Олега, чтобы вспомнить, как зовут его нареченную, но этого не потребовалось — с жесткой лавки, навстречу мне поднялась Изюмова Дарина Любомировна, и сделав два шага, обвила меня за шею сильными руками, впившись в губы долгим поцелуем.

Дежурный смущенно хмыкнул и отвернулся к зарешеченному окну, но мне не удалось в полной мере насладится лаской моей «невесты» — язык девушки пропихнул мне, между губ, какой-то металлический предмет.

Не знаю, зачем нужны были такие сложности с передачей мне куска упругой стальной проволоки, так как через минуту мы сидели на скамейке, сплетя руки. Я ощущал горячее бедро девушки через толстую ткань юбки, а Дарина, как птенцу в клюв, кормила меня бутербродами, извлекаемыми из небольшой корзинки. Дежурный деликатно не смотрел в нашу сторону и, при желании, девушка могла передать мне даже напильник, не то, что тоненькую проволоку. Между тем, моя «нареченная», трагическим голосом описывала всю опасность моего положения, с подробностями, которые я, и так, уже знал.

— У тебя суд через час, я там буду, принесу тебе еще покушать… — между тем щебетала Дарина: — Обвинителем на процессе будет военный прокурор Щукин, девочки говорили, что еще молодой, но очень импозантный мужчина…

— Стоп. — я сжал запястье девушки: — Скажи, если будет обвинитель, то должен быть и защитник, правильно? А как я могу его увидеть?

— Наверное, перед судом к тебе подойдет, я не знаю… — пожала плечами девушка.

— Скажи, Дарина, а зачем ты это делаешь? Назвалась невестой государственного преступника и вообще?

— Ты, Олег, много себе не воображай…- спустила меня с небес на землю коварная «суженная»: — Просто, многим девушкам нравятся таинственные злодеи…

— А я злодей?

— Ну, так говорят. — извиняясь, улыбнулась Дарина: — Я слышала, что ты литовский агент, который должен был уничтожить всех командиров гвардейских полков, что квартирую в столице, чтобы свеи могли высадить десант в Ивангороде…

— То есть ты еще и с иностранным шпионом целуешься? — опешил я.

— Да какой ты шпион… — отмахнулась моя «избранница»: — Всем известно, что командир бригады конной гвардии поехал охотится к своему куму в Плёс, а командир егерского полка выехал «на воды», в Моравию, а у свеев нет денег на военную компанию, они половину своей армии секвестрировали в прошлом году, но мне приятно, что у меня все интересуются планами твоих злодейств и подозревала ли я, что ты чужеземный агент. Ладно, котик, я побежала, а то мне к суду надо еще переодеться. Как ты думаешь, если я на заседании появлюсь в черном, это будет уместно?