И камни плачут по ночам - Питкевич (Samum) Александра - Страница 2

Змея распалась на несколько рукавов, словно разбиваясь о стены дворца и разливаясь в разные стороны, в казармы. Пока сам Стратег не коснется огромных створок дворцовых ворот, они будут заперты.

Скрип, громкий, пронзительный, донесшийся сквозь крики проснувшихся птиц в моем саду, вызвал мгновенную головную боль. Или может дело в том напряжении, что меня съедало последние часы?

Ворота дворцовых стен медленно, скребя по плитам, отворились. Каменные, они двигались с трудом, несмотря на стертые столетиями полукружия. От жары даже камень расширялся. Не сильно, но достаточно, чтобы этот скрип начинал меня сводить с ума.

Вот теперь мне было хорошо видно его. Великий Стратег Востока, Измир Саджи, замер под аркой ворот. Белый керамический доспех, шлем без украшений. Рукояти мечей над плечом. Владетельный восседает на спине злобного куджана, пустынного ящера с узкими, почти неразличимыми глазами, осматривая огромное пространство дворца. На площади от самых ворот до подножия лестницы – никого. Только на нижней ступени стоят, приветствуя властителя, Манен и Салик, смотрители дворца.

Приглядевшись, я замечаю за спиной супруга сенаторов. Все верно. Им было запрещено посещать дворец в отсутствии хозяина. До сегодняшнего дня. Теперь же…

Властелин этого пылающего города вернулся.

Вот владетельный князь поднимает руки, и мне кажется, что я слышу тихий звон керамики, когда части доспеха касаются друг друга. Затянутыми в перчатки ладонями он медленно и с трудом снимает шлем, словно сросся с ним за прошедшее время, и это непросто сделать. Но традиции требуют.

Полководец вернулся и не может войти во дворец, в свой дворец, с покрытой головой. Потому что это неуважение к Владетельной. Ко мне.

Глупости. Пусть бы шел как есть. Или не возвращался вовсе.

Я одергиваю себя, не позволяя развиваться столь опасной мысли. Слишком близко. Он может услышать.

Яркие, с фиолетовым свечением, глаза скользят по стенам дворца, не останавливаясь ни на одном из окон. Я знаю, что Стратег проверяет, все ли в порядке. Он самый сильный колдун на востоке Империи. И самый опасный. И, кажется, способен читать мысли, хотя об этом никогда не говорят вслух.

Но я верю и боюсь этого, потому жду, повторяя про себя одну и ту же фразу, словно это может помочь.

Не поможет.

Фиолетовые глаза замирают на моем балконе, забранном мелкой решеткой, и сердце пропускает удар. Даже через площадь, через все разделяющее нас пространство я могу почувствовать этот взгляд. Он знает, что я здесь. Слышит. Видит.

Все также, с шестеркой генералов за спиной и в сопровождении сенаторов, не обращая внимания на воинов, что маршем проходят позади, Великий Стратег Востока склоняет свою светлую голову, приветствуя меня.

Чувствуя, как к горлу подкатывает ком, я с трудом удерживаюсь, чтоб не отступить от деревянных решеток.

– Добро пожаловать домой, мой владетельный супруг, – опасаясь, что могу сбиться, шепчу вслух.

Фиолетовое свечение глаз на бледном лице становится ярче, и я не выдерживаю, отшатываясь. Он слышал. Все слышал. Каждую мою мысль.

 Меня не беспокоят ни с закатом, ни после. Предоставленная самой себе, я слушаю, как на нижних этажах суетятся слуги. Дворец словно ожил, хотя шум можно разобрать только стоя на внутреннем балконе. В самих покоях ничего не изменилось.

Чувствуя, что напряжение способно поглотить меня целиком, я сажусь за стол. В этом городе ночи куда активнее, чем день. С заходом солнца расцветает торговля, на улицах дают представления, оставляя дневной зной для отдыха и сна. Особенно разница заметна летом, когда плиты за день накаляются сильнее, чем сковороды в кухнях рачительных хозяек.

Черная тонкая линия ложится ровно, но мне не нравится общий вид схемы. Как я не стараюсь, вместо прекрасного нового здания с резными шпилями, выходят черные размытые кляксы, очень похожие на чудовищ. Если уронить два сиреневых цветка на бумагу, то у чудища появятся глаза…

– Владетельная, Повелитель ожидает вас. Церемония начнется через два часа, – я уснула прямо на рисунках. Шея затекла и теперь не давала распрямиться.

Вчера я была так зла и расстроена, что не уследила за временем, отвыкнув от присутствия супруга в городе. Пока он воевал, у меня почти не было дел. Но теперь все изменится. Надеюсь, ненадолго, и я смогу без труда пережить эти дни. И ночи.

– Наряд готов? – сегодня не будет прохладнее, но, вероятно, мне разрешат остаться в тени. Надеюсь. Эти парадные платья хуже, чем клетка, но я обязана одеться по правилам. Посмотреть бы на того, кто их придумал, эти платья, и заставить хоть разок обрядиться в предложенное. Мужчины, потакая своим желаниям, иногда забывают, что мы тоже живые существа.

– Да, Владетельная, – слуги здесь дрессированы весьма хорошо, и уж тем более не рискнут быть невнимательны сейчас, кода властелин вернулся в город.

Медленно встав из-за стола, пытаясь размять задеревенелые мышцы, я направилась в уборную. Там уже стоит небольшая лохань с водой и ароматные смеси в несколько рядов на подносах. Вот как. Ничего не выйдет.

– Оставьте меня, – нетерпеливо махнув рукой, пытаюсь прогнать слуг. Я давно смирилась с присутствием стражниц и заставила себя привыкнуть к их молчаливому нахождению рядом, но позволить кому-то купать меня сегодня, я не была намеренна.

– Владетельная, вы не успеете… – кто-то посмел возражать? Это странно и глупо. Видно, Манен уже подготовила целый свиток жалоб на меня, раз слуги осмелели. Они всегда узнают все первыми. Стоит ли за это переживать? Нет. Больше чем есть, во мне страха просто не поместится.

– Я. Сказала. Пошли. Вон.

Служанка, рискнув на короткий миг вскинуть на меня взгляд, недовольно поджала губы и вышла из купальни, поманив за собой молчаливых помощниц.

– Нелепость… – я позволила себе только одно короткое слово возмущения, прежде чем скинуть мятое, пропахшее за ночь потом платье и забраться в прохладную воду. В следующий раз искупаться мне доведется только перед тем, как Владетельный решит навестить супругу. И это не принесет мне удовольствия, так что, пользуясь моментом, я погрузилась под воду с головой. Впрочем, не забывая о том, что рядом стража и если я задержусь, меня выдернут из воды за волосы.

Со всей почтительностью.

Нижнее платье было настолько тугое, что хотелось срезать его с кожи ножом. Оно стянуло ребра, грудь, делая меня неповоротливой и деревянной. Поверх нижнего слоя, что должен было придать мне форму бревна, надели кафтан, вышитый камнями, а затем несколько слоев полупрозрачного золотого шелка. И накидка с длинным шлейфом. Без него никак.

А затем на туго заплетенные волосы водрузили корону. Тяжелая, украшенная розовыми камнями из самого сердца пустыни Фасут, тиара с которой невозможно наклонить голову. И поверх всего этого – вуаль, чтобы скрыть мое лицо. На концах летящей газовой ткани тяжелые бусины, чтобы не дать ветру пробраться под покров. И амулеты, рассеивающие внимание и отгоняющие чары. На плечи, на запястья. Мое тело гудит от магии, но только так мне позволено покидать свои комнаты. Словно кому-то есть дело до запертой в Пылающем дворце Владетельной.

Я едва могла двигаться, медленно проходя по коридору уже не с двумя, а в сопровождении четверки стражей. Длинный шлейф несли за спиной. Пара служанок, не поднимая голов, поддерживали под локти. И все равно, мы двигались мучительно медленно, потому что я начинала задыхаться, если пробовать идти быстрее. Слишком туго затянули.

Лифт, широкая платформа в нише, вмещающая нас всех, дал короткую передышку. Я никогда не видела подобной конструкции, пока не попала в этот дворец, и меня до сих пор впечатляло столь изящное и простое решение. Один из стражей дернул шнур, и пол, дрогнув, стал медленно опускаться. Я знала, что где-то там, на нижнем ярусе огромное колесо крутили рабы, хотя никогда не спускалась в подвалы.

Идти недалеко. От лифта прямо ведет один длинный коридор и два поворота. За ними лестница. По ней я поднялась четыре года назад и больше ни разу не выходила за пределы дворца. За исключением визитов во дворец Ксеркса. Но это можно было не считать, так как туда вел магический тоннель.