21,55,01 (СИ) - Борзов Виктор - Страница 39

— Я проникаю в многоэтажку, обхожу ее и рисую примерную схему, — медленно произнес я. — Затем осматриваюсь внутри. Ищу Скрытого и бегу прочь.

— Тебе точно хватит времени, Тео?

— До девяти должен успеть. В таких домах все квартиры похожи. Я не задержусь. Даже приду раньше.

Мы стояли в кабинете этой женщины. Перед нами находилась дверь в тайную библиотеку, а правее на книжный шкаф с разноцветными папками опиралось овальное зеркало в человеческий рост. У него была окрашенная в золото рама. Само зеркало можно было наклонять вперед и назад.

— Надеюсь, сработает, — устало вздохнула Надя.

Она притащила зеркало из своей комнаты на втором этаже. Мы убили целый час на спор: Надя предлагала использовать то, что в библиотеке, а я отчаянно отнекивался. От старого зеркала разило опасностью, к тому же рядом с ним я не раз видел кого-то боковым зрением.

— Тео, чего ждешь? — буркнула Надя и скрестила руки на груди. — Вперед, о великий скиталец Зазеркалья.

— Да-да, — раздраженно отмахнулся я.

Подступил к зеркалу, остановился в шаге.

Мое отражение было четким. Впервые с возвращения в родной город я увидел себя. Настоящего себя.

Черные волнистые волосы торчали в разные стороны — в квартире не было зеркал, поэтому причесывался как попало. Щеки впалые от недоедания, кожа белая, как у мертвеца. Щетина темными точками покрывала щеки, обводила губы и спускалась по шее. Я провел рукой по лицу. Колется. Последний раз брился… давно. С виду я напоминал отнюдь не бомжа, а скорее мертвеца. И только в голубых глазах плясал огонек жизни.

Я положил ладонь на зеркало, отражение повторило за мной. Надавил, и ничего не произошло. Я слишком «настоящий».

Перетянул рюкзак на грудь, расстегнул и вытащил мелки. Одну из пачек. Вчера вечером зашел в Ашан и купил пять штук. Помимо мелков, в рюкзаке лежали: паспорт, блокнот с ручкой, сменное белье и серебряный нож — Надя дала один из двух, что лежали у нее в карманах.

— Опять магия с мелом? — спросила она.

— Мне нужно отрезать кусочек существования.

— Фу, это же мерзко, Тео.

— Перестань звать меня по имени, — сказал я. — И лучше не смотри на меня.

Ее теплый взгляд отлип от моей спины, и я ощутил, как потолок поместья с небом рухнули на плечи. Кожи коснулся осенний ветерок. Холодный. Он пронизывал до костей. Меня словно оторвали от пуповины матери, вытащили из горячего лона в бесстрастный мир. Я поморщился.

Мое отражение моргнуло, но не поблекло.

Черт. До последнего надеялся, что сработает. Придется «резать». Но как? Ноль мыслей, как продать миру частичку «существования». Ноль мыслей, даже как изобразить его, чтобы Вселенная поняла.

— Может, нарисуешь себя и сотрешь часть руки? — предложила Надя.

— И потеряю руку, — съязвил я. — Нет уж, спасибо.

— Что вообще такое существование? Что ты чувствуешь, когда я смотрю на тебя?

— Словно твое внимание заполняет меня. Ну, как сосуд.

— Нарисуй чашу и, типа, как выливаешь из нее что-то.

— Слишком сложно. Мир не знает, что такое «чаша» и «выливать». Нужны простые символы. Типа кружка, квадрата и треугольника… Погоди-ка!

Я начертил вокруг себя круг. Граница получилась синей, потому что я оставил белые мелки на крайний случай.

— Что-то придумал?

— Ага.

Нарисовал вдоль границы треугольники, которые острием смотрели от меня. Сквозь их середины проходил контур. Я принялся стирать его.

— Ничего не… — произнесла Надя, но осеклась, когда я закончил.

Она внимательно осмотрела кабинет, ее взгляд обошел меня стороной. Рухнула на кресло и пододвинула к себе книгу про чертей. Надя вела себя, будто меня здесь не было. Даже мое исчезновение не удивило ее. Казалось, ее память переписали: будто секунду назад она и не говорила со мной вовсе.

По спине пробежал холодок. Что еще я мог купить у мира? А были ли границы для «услуг» Вселенной? Что если…

Я одернул себя. Не время думать о всяких ужасах.

Повернулся к отражению и моргнул, не верил своим глазам.

Оно меркло, блекло и таяло. Темно-синяя толстовка потеряла цвет, а жирные пятна растворились в сером море. Черные волосы стремительно седели, а на голубые глаза наползала мутная пелена. Сквозь меня показались очертания стола и Нади.

«Пора!»

Я стер часть круга и завалился на колени. Тело со всех сторон сдавили тиски, кости внутри болезненно захрустели.

— Ух тыж, — вскрикнула Надя. — Ты вернулся? Так быстро?

— Я, — простонал я, — никуда… не… уходил!

Теплый взгляд коснулся головы, объял приятным вниманием. Боль отступила.

— Не смотри!

— Извини! — спешно метнула она глаза в сторону. — Так что? Был в том доме?

— Нет. Я не выходил из кабинета.

— Оу… — только и ответила Надя.

Я повернулся к зеркалу, к своему призрачному отражению. Забавно. После возвращения в Лягушево именно призрачное отражение встретило меня. Наружу проступали сомнения: а не оно ли настоящее? Возможно, всю жизнь мое существование висело на волоске по милости этой женщины. И только Надя восстанавливала его.

Наши с отражением пятерни сомкнулись. Со стороны жест выглядел как неловкое «дай пять».

— Ты прям как старик из того мема, — фыркнула Надя.

— Без понятия, о чем ты.

— Ты не видел? В одной поликлинике в конце коридора стояло зеркало. И один из… эм… постояльцев? В общем, старик. Он подумал, что зеркало и есть коридор, и попытался пройти.

— Ближе к делу, — раздраженно поторопил я.

— Он спутал свое отражение с настоящим человеком и начал с ним спорить, пытаться пропустить. Но когда оно, очевидно, повторило за ним, старик попробовал протиснуться и ничего не вышло. И… Ну и пошел ты, зазнайка. Я рассказываю ему мем, а на твоем лице ни намека на улыбку!

— Не вижу ничего смешного в чужих страданиях.

— Ты просто зануда, — отмахнулась она.

Я не спорил. Вдавил ладонь, и отражение отступило, пальцы провалились в зеркало. Вскоре рука утонула в нем по локоть.

Из-за спины Надя промямлила:

— Больше никогда не засну с ним в одной комнате…

Я прислонил вторую ладонь, погружение ускорилось. Казалось, чем больше «меня» проваливалось в Зазеркалье, тем охотнее оно принимало оставшуюся часть. Когда я протиснул сквозь вязкую толщу лицо, окружающие звуки стихли. Ветер, что шелестел листвой за окном, дыхание Нади, шуршание ее одежды, поскрипывания старой мебели и техники в поместье. Я словно оглох. Смолкло даже сердце в груди.

Нащупав под собой опору, протянул внутрь ноги. Надо мной будто лопнул огромный пузырь, а за ним одной волной нахлынули приглушенные звуки.

— … Ничего себе, — прозвучал голос Нади, как сквозь тонкое стекло.

Я открыл глаза. Передо мной развернулся прежний кабинет этой женщины. Сестра сидела за столом и с широко раскрытыми глазами смотрела на меня, на зеркало за моей спиной. Ее взгляд проходил насквозь. Похоже, она не видела меня.

Осмотревшись, я понял, что кабинет все же отличался от настоящего. Первой внимание привлекла огромная дыра вместо потолка. В ней виднелись куски спален на втором этаже: обломки полов и стен, висящие в воздухе части мебели. Застывшие в темноте, они напоминали резкие мазки кисти безумного художника. В чьей-то комнате часть пурпурного одеяла прерывалась белой наволочкой, из низа комода в бок рос деревянный стул, потолка не виднелось ни в одной из спален. Лишь чернота. Бесконечная тьма, что не предвещала ничего хорошего.

Сам кабинет тоже выделялся. На книжных полках цветные папки были плоскими, в них не ощущалось никакого объема. Даже Надя скорее походила на достоверную картину, нежели на живого человека. Ради интереса я обошел ее. Затылок сестры, всю спину и джинсы покрывала мутная пелена: ни складок на черной водолазке, ни потертостей на джинсах, ни отдельных волос — только русое полотно. По бокам вниз полз толстый черный шов. Он начинался на макушке и соединял мутную часть с… детальной.

«Спина отражается в стекле, — пришла мысль. — Поэтому ей недостает мелочей. Само отражение слишком размытое».