Темный полдень (СИ) - Костадинова Весела - Страница 12

Меня буквально парализовало, когда я увидела это на экране. Страницы новостных сайтов и социальных сетей пестрели заголовками, разоблачающими мои расследования, выкладывающими на всеобщее обозрение материалы, над которыми я работала втайне, тщательно проверяя каждую деталь. Все то, что должно было остаться за закрытыми дверями, было выброшено в открытый доступ, обнажая мои методы, источники, даже личную переписку.

Каждая строка, каждое фото казались мне ударами — не просто по репутации, но по всему, что я строила. Вложенные усилия, долгие часы работы, все мои осторожные шаги — теперь это превратилось в грязное белье, развешенное на всеобщее обозрение. И это не было случайностью. Это было целенаправленно, точно спланировано, чтобы лишить меня поддержки, чтобы отбить у меня всякое желание бороться дальше.

— Он сделал это, да? — мой голос звучал как шёпот, как будто я не могла позволить себе произнести эти слова громче, боясь услышать подтверждение. Но я знала ответ, знала, что за этим стоит Роман. Это была его месть, его способ показать, что я не смогу уйти просто так, что он не простит мне этого отступления, что он не просто угрожает, но действует.

— Да, — ответил Алексей Маркович, и в его голосе прозвучала такая же безнадежность, что и во мне. — Я знаю, что ты пыталась остаться в тени, но, видимо, кому-то было очень важно показать, что ты — незащищена. Я не знаю, какие у него планы на тебя, но, если ты останешься здесь, тебе не дадут и дня.

Я смотрела на экран, где мелькали заголовки, опускаясь все ниже и ниже. Они вырывали мои фразы из контекста, придавая им совершенно иное значение, заставляя мои слова звучать так, будто я сама лезу в грязь, будто я играла в какие-то тайные игры за спиной у своих источников. Теперь я была под прицелом не только его, но и всех тех, кто мог использовать этот скандал, чтобы поднять свой рейтинг, чтобы утопить меня в этой грязи.

— Это… это конец, — прошептала я, чувствуя, как в груди всё сжимается от паники, от ужаса перед неизбежностью. — Я потеряла всё. Репутацию, работу… Что я буду делать?

— Ты должна уехать, — настойчиво повторил Алексей Маркович, и его голос звучал, как будто он сам говорил это себе, убеждая и себя в том, что это единственное решение. — Ты не можешь оставаться здесь. Возьми деньги, и просто исчезни на какое-то время. Пусть всё уляжется. Мы с тобой оба знаем, что он не остановится, пока не добьётся своего.

Я прижала телефон к уху, с трудом осознавая, что это действительно происходит со мной. Внутри всё металось — гнев, страх, отчаяние. Я чувствовала, как почва уходит из-под ног. Я хотела бы закричать, выплеснуть всё, что разрывает меня изнутри, но вместо этого просто стояла, смотря на экран, как в трансе, не зная, что делать дальше.

— Хорошо, — наконец выдавила я, стараясь собрать остатки здравого смысла. — Я уеду. Постараюсь найти место, где меня не достанут. Но если это не поможет…

— Это поможет, — перебил меня редактор, его голос был полон той решимости, которую я не могла в себе найти. — У тебя есть шанс начать заново, Айна. Не упусти его. Я… Я постараюсь сделать всё, что могу отсюда, но ты знаешь, что мои возможности ограничены. Не дожидайся утра, Айна, снимай деньги с карт, потому что утром они могут быть уже недоступны. Потом езжай…. Куда-нибудь, сними комнату за наличку. Не светись. Подожди несколько дней и уезжай еще дальше. Если взломали твой ноутбук, а судя по всему это именно так, то у них есть и доступ к твоим счетам.

Я сидела на полу, голая, мокрая и раздавленная, едва понимая, что мне говорят. Роман сломал меня. Переехал, словно бульдозером. Он подставил не только меня, но и людей, с которыми я работала, моих друзей, моих коллег.

Он не добрался только до тех, кого я обещала защищать всеми силами. Потому что переписка и данные о них хранились не на основном ноутбуке, а на резервном, о существовании которого не знал никто. Там же хранились и данные о моих аккаунтах на иностранных платформах, о моем счете на пайпал. То, что я старательно укрывала от бдительного ока врагов и налоговой, подключая его к интернету только с защищенных каналов и только через VPN.

Быстро отключила взломанный ноутбук от интернета, бросила в сумку на самое дно, туда же отправился и резервный со всеми данными, которые могли бы помочь начать новую жизнь, самые необходимые вещи, та наличка, что была при мне, к счастью сумма была более чем приличной. Документы, паспорта, фотоаппарат, телефон.

Старые фотографии с теткой Машей из несчастливого, но по крайней мере спокойного детства.

Больше у меня не осталось ничего.

Закрыла за собой плотно двери, оставив ключи там, где обычно оставляла хозяйка. И шагнула в холодную ночь, не зная что еще сулит мне будущее.

Я не знала куда идти и что делать, просто быстро шла по ночному городу, а свет от фонарей расплывался перед глазами. И только через несколько секунд я поняла, что плачу.

8

Май

Дмитрий слово сдержал, через несколько дней привез мне телефон с сим-картой. Телефон хороший, не айфон, конечно, но добротный. Я уже могла спокойно передвигаться по дому, не рискуя каждый раз на лестнице свернуть себе шею, поэтому, пока хозяин отсутствовал, начала немного помогать по дому женщине, которая следила за хозяйством.

Надежда действительно была странной — женщина неопределённого возраста, вечно хмурая и молчаливая, как будто всё время носила в себе какую-то неведомую тяжесть. Когда я впервые спустилась вниз, она стояла у плиты, готовя обед. На звук шагов она обернулась и зыркнула на меня так, что по спине пробежал холодок. Ее щека дернулась — то ли пренебрежение, то ли просто зло.

— Вам помощь нужна? — тихо спросила я, не зная, что делать дальше. Голова всё ещё слегка кружилась, но показывать слабость в её присутствии не хотелось.

Она что-то пробормотала под нос на своем языке, а потом, снова осмотрев меня с ног до головы, указала глазами на кастрюлю с помытой картошкой.

Не возражая, я присела за стол и начала чистить овощи: сначала картошку, потом морковь и лук, которые она, все так же не проронив и слова, поставила передо мной. Дома я пользовалась картофелечисткой, однако тут пришлось орудовать ножом, который все время норовил выскользнуть из руки, был острым и опасным. Время тратилось гораздо больше, чем обычно, но я упрямо сжала губы и продолжала работу, даже под ее неодобрительным взглядом.

— Кужтӧм*(неумеха)! — презрительно бросила она, забирая почищенные овощи.

Её тон был резким, почти оскорбительным, и я почувствовала, как внутри вспыхивает раздражение, но постаралась его подавить.

— Простите, я не понимаю языка коми, — тихо сказала я, стараясь сохранять спокойствие.

Надежда лишь снова зыркнула на меня из-под тёмных бровей, явно не собираясь объяснять. Её жесты, выражение лица и даже это слово — всё в ней было пропитано каким-то глубинным неприятием ко мне, как к чужачке, и я не могла понять, что именно вызвало такую реакцию.

Я сложила руки на столе, ожидая, что Надежда поручит мне что-то ещё, но она молчала, полностью поглощённая процессом приготовления. Ловко порезала овощи и мясо, закинула всё в кастрюлю, а часть отправила на противень и поставила в духовку. Наблюдая за её действиями, я невольно залюбовалась ею.

Несмотря на свою внешнюю мрачность и грузность, двигалась она с удивительной, почти звериной грацией. Казалось, её руки выполняли не просто кухонную работу, а нечто большее, словно это был ритуал или таинство. Каждое движение было отточенным, плавным и уверенным, как у дирижёра, ведущего оркестр, а не у простой домохозяйки. Её работа больше напоминала колдовство: я смотрела на неё и чувствовала, как что-то в этом процессе начинает меня очаровывать.

В какой-то момент она начала напевать себе под нос. Слова были незнакомыми, мелодия — простой, но в ней чувствовалось что-то глубинное, будто её напев был частью этого таинства на кухне. Мелодия журчала, как весенний ручей, льющаяся плавно и нежно. Её голос, низкий, но поразительно красивый, никак не вязался с мрачностью её внешнего облика. Как и ее гибкие руки, он был как будто из другого мира — чистый, сильный, и я почувствовала, как песня начинает проникать в меня.