Поворот не туда (ЛП) - Уайлд Энни - Страница 5

— Почему ты здесь? — спрашиваю резким тоном, встречаясь с ней взглядом.

— Я… — ее губы посинели. И я ошибся, она и часа не протянет. — Я пыталась… Я думала, что это…

— Говори внятно, — рявкаю, делая шаг вперед. Она вздрагивает. Теперь мой палец на спусковом крючке, напоминая мне о старом прозвище.

«Вали их, Триггер», — слышу голос Брэдфорда в голове, ощущаю его руку на плече. Это были хорошие времена. До того, как я сломался. До того, как в моей жизни всё пошло к ебанной матери.

— Я должна была остаться у своего парня на праздники, в его д-д-домике, — начинает она. — И GPS накрылся. Он сказал, что надо искать черные ворота, и я подумала, что это они, и застряла. Он сказал, что приедет за мной, если я скажу, где я.

В голове звенит тревога.

— Он в пути?

Она выглядит растерянной.

— Не знаю.

Вспоминаю пикап. С дороги его не видно.

— Он знает, где ты?

— Не знаю, — она вздыхает, отчаяние слышится в каждом звуке, и одна слеза скользит по щеке.

Нет ничего особенно примечательного в ней.

Мне, в общем-то, наплевать на нее как на человека. Но мне не плевать, если вдруг за ней кто-то приедет.

Повторяю вопрос:

— Он знает, где ты?

Она снова смотрит мне в глаза, и я сразу понимаю, что она думает соврать. И честно говоря, это был бы умный шаг. Если кто-то знает, где она, шанс выжить возрастает.

Но я вполне способен выкопать две могилы — если захочу.

— Он не знает, — отвечаю за нее.

Еще одна слеза. Морщусь. Лучше бы она была мертва. Провожу языком по нижней губе, пока Ганнер приближается, его хвост виляет то ли с тревогой, то ли от чего-то еще?

— Нет, — предостерегаю его, и он останавливается в шаге от нее.

— Простите, что побеспокоила, — голос ломается, она отводит взгляд. — Дерьмовый день. Я, наверное, попробую выкарабкаться, если…

Качаю головой, прерывая ее.

— Нет.

— Ладно… — она издает сухой, горький смешок. — Просто сделайте, что собираетесь, потому что, как я понимаю, я либо умру от твоей 308⁷, либо замерзну насмерть.

— Значит, не полная идиотка, — бурчу себе под нос.

— Что? — ее голос режет слух.

Не нравится мне это. Кажется, и она мне не нравится.

Винтовка всё еще нацелена на ее грудь. Мог бы просто прекратить это, но что-то останавливает меня. Знаю, если спущу курок, потом неделями, а может, месяцами, буду видеть ее лицо. Так было раньше. Не хочется, чтобы это повторилось снова.

Блядь, что за дилемма.

Она шумно вдыхает и отталкивается от дерева. Двигаюсь раньше, чем успеваю понять. Она вскрикивает, падая лицом в снег после того, как я ударил ее прикладом.

Ладно, временная мера.

Переворачиваю ее тело носком ботинка. Теперь, когда она без сознания, вижу ее по-настоящему.

На мгновение она в покое, и, будь у нее понятие о том, кто я, она бы пожелала, чтобы я продлил этот покой до самой смерти.

— Что нам делать, Ганнер? — говорю я, и пес вздрагивает от порыва ветра. На холоде я ничего не чувствую.

Я окоченел давным-давно, и, будь я сильнее, прекратил бы это до того, как всё зашло так далеко, но что-то удерживает меня здесь.

Наверное, я просто люблю страдать.

Мигрень простреливает череп, и я закидываю винтовку за плечо. Наклоняюсь и подхватываю женщину на руки. Ее близость странно согревает, несмотря на слои одежды… или, может, это потому, что я чувствую живого человека рядом впервые за почти десятилетие.

Проглатываю чувства, которые возникают от этого. Держу голову прямо, пока бреду сквозь сгущающийся снег. Я задержался с ней дольше чем планировал, но, если кто-то и правда едет, они всё равно сюда не доберутся.

Но смогут вызвать спасателей. Придется быть начеку.

Оборачиваюсь по дороге к дому. Никто раньше не приходил сюда искать кого-то. Я слишком далеко от маршрутов, и гости здесь редкость.

— Идем, Ганнер, — окликаю пса. — Устроим ее, потом вернемся к пикапу.

Не знаю, что с ней делать — или что значит «устроить». Я никогда никого не приводил домой.

Смотрю на ее лицо. Она вроде бы симпатичная. Не уверен, что вообще вижу людей так, как делают это нормальные люди, но полагаю, она соответствует каким-то стандартам красоты. Могу легко сказать, что из макияжа на ее лице только размазанная по щекам тушь. Веснушки, разбросанные по коже, украшают ее лицо, будто капли краски на холсте. Я смотрю на нее еще несколько мгновений, отвлекаясь на ее мягких чертах.

Может, я просто давно не обнимал женщину, и поэтому меня завораживают мельчайшие детали. Было время, когда я пил пиво, спал с кем попало, смеялся просто так и был… нормальным. А теперь мне сорок.

И определенно, я не нормальный.

Пинком открываю дверь, захожу в свой дом — мое убежище от реального мира. Камин пылает, стряхиваю снег с ботинок и запираю дверь после того, как все мы — трое — оказываемся внутри.

Прохожу по деревянному полу и скидываю ее на диван, снова оглядывая.

Стоит ли ее связать? Или снять с нее мокрую одежду?

Снимаю шарф и тру небритую челюсть, размышляя несколько мгновений. Ответа нет, так что я разворачиваюсь и выхожу обратно в метель за ее вещами.

Спустя полчаса я кидаю ее сумки у двери и снова бросаю взгляд на девушку, лежащую на диване. Она всё еще в отключке, и это немного тревожит. Но я отмахиваюсь от этих мыслей и запираю входную дверь. Погода ухудшается, и если кто-то и искал ее, то теперь уже точно нет. Слишком опасно для спасательных групп, а добраться сюда — значит проехать сотню миль. Это не место для туристов.

Никто за ней не придет. Пока что.

С этим осознанием приходит странное чувство возбуждения, но я не знаю почему. Людей я не люблю. Они всё равно не задерживаются рядом со мной надолго — даже если я сам этого хочу. Хмурюсь, снимаю ботинки и оставляю их у двери. Ганнер где-то внутри, наверняка дремлет в моей комнате. Сбрасываю парку, вешаю ее на крючок у двери и снимаю комбинезон.

Остаюсь в черных спортивных штанах, кофте с длинным рукавом и шерстяных носках, крадусь по полу, чтобы проверить женщину, вторгшуюся в мое пространство. Сжимаю челюсти, наблюдая, как безмятежно она лежит там, где я оставил ее. Не понимаю, то ли она настолько чертовски устала, то ли я ударил ее слишком сильно. У меня есть кое-что, чтобы держать ее в бессознательном состоянии…

Может, так будет лучше, пока я не приму решение.

Но я не смогу понять, насколько серьезное у нее сотрясение, и если она так и не проснется…

Ну, значит, так тому и быть. Сама виновата, что нарушила границы и застряла. Это не я ее сюда заманил, твою мать. Ворота были закрыты, ради всего святого.

Может, поэтому я и оставил ее в живых. Сложно сказать, это — редкий случай сочувствия или какой-то больной интерес.

Мой взгляд скользит вниз, к ее джинсам, к темному, всё еще мокрому месту от бедер до щиколоток. Губа подергивается, и я провожу пальцами по волосам. Непонятно, почему это кажется такой сложной задачей, учитывая, какую жизнь я вел до двадцати девяти лет. Но это так.

Разворачиваюсь и подхожу к двери, где оставил ее вещи, быстро расстегивая верхнюю черную спортивную сумку. С облегчением нахожу пару серых спортивных штанов сверху. Достаю их, улавливая слабый запах лаванды. Морщусь от аромата, мой желудок скручивается. Отодвигаю вещи подальше от себя, возвращаясь к женщине.

Я даже не знаю ее имени. Но, может, так лучше.

Если узнаю ее имя, будет тяжелее, когда она станет кучей мертвой плоти. Во рту появляется отвратительный привкус, и я трясу головой. Об этом не нужно думать сейчас. Всё нормально.

Я в порядке. Всё под контролем.

Бросаю спортивные штаны на подлокотник старого кожаного дивана и наклоняюсь к ней, мои руки ложатся на ее бедра. Тепло ее тела обжигает мои огрубевшие ладони. Черт, я так давно не прикасался к женщине. Стиснув зубы, осторожно переворачиваю ее на спину. Легкий стон срывается с ее губ, и знакомый, давний трепет отдается в паху.