На все четыре... (СИ) - Сысолов Дмитрий - Страница 21

Но не надолго. Ровно до начала вечернего представления. Как только увидел в окошке толстую тушу Шварца и его стеклянный барабан, так сердце снова заныло от дурных предчувствий.

— Первый участник сегодняшнего боя у нас под номером 16, - ведущий с почтением приял в свои руки шар, вынутый ему Шварцем, глянул в свой список, и тут же с тройным воодушевлением заорал во все горло. — Это наш непобедимый чемпион! Качан! Герой мая месяца! Прошедший подобный турнир от самого начала и до конца и победивший всех своих соперников!

Мда, чемпион это кисло. Не хотелось бы попасть на него. На все четыре боя (1/8 финала, 1/4, 1/2 и финал) меня почти наверняка не хватит. Но мне кровь из носу нужно возвращать Сову домой, так что я надеюсь, что, хотя бы, первый противник окажется мне по силам. А нарваться на чемпиона в самом начале… Не, не хотелось бы.

— Второй участник сегодняшнего боя, — ведущий принял и второй шар, поданный ему толстяком — номер 9!.. Это Нава!

Чёрт. Сердце опять резко кольнуло в груди. За что так девчонке-то?

Она вышла из своей каморки с таким видом, словно не понимала, чего от неё хотят. На ее лице казалось остались одни только глаза, полные невыносимой тоски и печали. Да и вообще, девчонка казалась уже больше чем наполовину там… За кромкой. А здесь только бледная тень от прежней Навы.

Создавалось впечатление, что она не осознает, что происходит. На сунутую ей в руки шашку она посмотрела чуть ли не с изумлением. Что за бессмысленный предмет? Единственное, что еще вызывало у неё некое подобие интереса — беснующиеся лица зрителей. Она подошла к решётке, окружающей арену (забытая шашка упала на песок), взялась за прутья решетки и долго всматривалась в зрителей, словно искала кого-то.

Не найдя искомого, она опустила голову. И, хотя, водопад распущенных черных волос закрыл ей лицо, я был уверен — девчонка плачет.

— Отпустите девку! Вы что, не видите, она не в себе! — крикнул кто-то запертых гладиаторов. Кажется это был Арбуз?

— А ну, завалил хлебало! — рявкнул выскочивший на арену Сиплый и саданул дубинкой по окошку говоруна.

Он с напарником подскочили к Наве, сунули ей в руки подобранную шашку и подвели к центру ринга, где все это время возвышалась гигантской статуей туша Качана. Поставив девчонку напротив чемпиона, надсмотрщики тут же порскнули в стороны.

Нава подняла голову. Она посмотрела на шашку в своей руке, на настороженного Качана, выставившего перед собой свой меч, на беснующихся зрителей и, кажется, до неё-таки дошло что все это значит. Понимание осветило её лицо. Отведя руку с зажатой в ней шашкой максимально далеко от себя — буквально параллельно земле, она разжала ладонь. Клинок мягко упал в песок арены. Сама же она делает шаг навстречу Качану и опускается перед ним на колени, протягивая руки и наклоняя голову. Волосы опять скрыли ее лицо, но вся эта мизансцена и без того была ясна, как божий день. Она отказывается сражаться, принимая всё что преподносит ей жизнь со смирением святой.

Качан был явно растерян. Он недоуменно глядел на коленопреклоненную девичью фигурку. Потом поднял взгляд и озадаченно оглянулся по сторонам, словно в поисках подсказки, и поднял взгляд на вип-трибуну, где восседал Шварц.

Взгляды двух толстяков встретились. Шварц, словно только этого и ждал (и, как будто, много раз это репетировал) медленно и величественно поднял свою жирную лапку, сжатую в кулак с оттопыренным в сторону большим пальцем. Протянул её вперед и резко повернул кулак пальцем вниз. Тоже мне, «император недоделанный» выискался. «Вершитель судеб». Тля!

У Качана расширись глаза. Он перевел взгляд на девочку, на её шашку, лежащую в стороне, снова перевел взгляд на Шварца и подбородком указал на неё, недоуменно вскинув брови. Шварц нахмурился и тряханул своей рукой, подтверждая — палец вниз! Убей!

Качан опять посмотрел на девочку. Нахмурился уже сам. Поднял взгляд на всесильного правителя и медленно отрицательно покачал головой. Взбешенный отказом Шварц ещё раз потряс кулаком, показывая свою волю, но Качан отвернулся от него. Поставив свой меч острием вниз перед собой, он положил свои руки на его крестовину и, гордо подняв голову, застыл неподвижной статуей, отказываясь смотреть куда бы то ни было. Ни на девчонку у своих ног, ни на беснующегося правителя восточников, ни на притихшую толпу. Он смотрел вперед. В никуда.

Ситуация явно патовая. Как заставить сражаться тех, кто отказывается это делать? Да хрен его знает! Не думаю, что надсмотрщики рискнут подталкивать Качана силой, когда у него в руках его дрын. И, что же делать?

Похоже, об этом задумался и Шварц. Подозвав к себе взмахом руки подскочившего Кержака, он что-то приказал тому. И Кержак, послушно кивавший на каждое сказанное ему слово, мгновенно испарился.

Потянулись тягучие минуты напряженного ожидания. Ничего не происходило. Качан по прежнему стоял неподвижной статуей, кажется, даже, не шелохнувшись. Шварц чего-то ждал, откинувшись на подушки на своём лежаке. И только Нава, видимо устав стоять на коленях, опустилась на песок и легла на бок, свернувшись в комочек. Все чего-то ждали.

И они-таки дождались! Минут через двадцать распахнулась калитка в решётке, ограждающей арену, и Кержак с Сиплым впихнули внутрь… Да-да. Того самого Кирилла-Краба, что задурил голову девчонке.

— Если она не встанет, то с Качаном будешь драться сам, — злобно шипел ему в спину Кержак.

Толстяк, похоже, услышал эти слова и статуя, которую он изображал, шевельнулась. Повернув голову в сторону нового действующего лица, он кончиком своего меча подцепил валяющуюся шашку и швырнул её к его ногам. Словно говоря: "Давай. Бери и покончим с этой мелодрамой"

Но нет. От боевого оружия этот трус отпрянул, как черт от ладана. По огромной дуге, стараясь всё время быть максимально далеко от стоящего в центре чемпиона, он испуганной крысой просеменил к лежащей девушке.

Схватив её за плечи, он жарко обнял её, осыпал поцелуями её лицо, что-то горячо шептал ей на ухо, и девушка начала оживать. Да как так-то? Ну что? Что девушки находят в подобных слизняках?

— Не слушай его! Не слушай! Пусть сам дерется! — я не мог больше молчать, и, обхватив руками решетку на окошке своей камеры, заорал во мощь своих легких. Тут же, как из под земли вырос Сиплый с дубинкой в руках. С силой саданув своим дубинотором по прутьям решетки (я едва успел руки отдернуть, а то бы все пальцы мне переломал) он злобно зашипел:

— А ну быстро пасть заткнул!

— А ты зайди ко мне внутрь, — меня просто трясло от ненависти, и страха не было совсем. В тот момент я был готов выйти с голыми руками, не то на что вооруженного Сиплого, но и против самого Мосла даже. — И заткни меня!

Он не рискнул. Он умчался дальше, туда, где через одну комнатку от меня точно так же что-то кричал Арбуз… Не помогло.

Это ничтожество всё же смогло запудрить мозги бедной девчонке. Уговорил, наобещал чего-то, осыпал её всю поцелуями и, чуть ли самолично, всучил ей в руки брошенную шашку. А девчонка ожила. Слегка порозовела, в свой клинок вцепилась, как утопающий в спасательный круг, а на возвышающегося в центре чемпиона смотрела, хотя и не без опасения, но с железной решимостью.

Трусливый же герой-любовник отскочил обратно к калитке в решётке и потряс её, требуя его выпустить. Впрочем, Кержак, стоящий снаружи, не спешил его отпускать. И, только, уловив движение руки Шварца на трибуне и рассмотрев его недовольную рожу, всё таки отпер замок.

А в центре арены сошлись двое гладиаторов. С более чем получасовой задержкой бой, всё-таки, состоялся.

Я наконец понял, что Нава делала тут. С шашкой она обращалась виртуозно. Ловко крутила восьмерки и кольца, вот только… Бойцом она не была всё равно. Ее стиль, скорее, напоминал танец или, как там, джигитовку танцоров в казачьих ансамблях. Что-то такое. Но никак не боевой стиль. Выглядит-то всё красочно, а вот практическое применение — под вопросом.