Ты думал, я не узнаю?.. (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 2

У него есть любовница?

Очевидно.

Чем это, по-твоему, еще может быть, Варя?

И девчушка, липнущая к Матвею, полагаю, не спроста так жмется. Как к отцу.

Шерлоковской дедукцией обладать не надо — ясно как божий день, что чужой ребенок и мой муж связаны родственной нитью.

С долгожданным глотком воздуха осознание этих вещей проходит через меня разрядом молнии и рассекает напополам. Когда я выбираюсь из скорлупы остолбенения, Матвея уже не видать.

Я не могу уехать, не высказав ему все, что думаю…

Почему он выбрал для посещения с другой женщиной и ребенком именно эту кондитерскую? Какое право он имел? Разве его душу не рвут воспоминания о том, как мы заезжали сюда, чтобы порадовать нашу доченьку ее любимым десертом? И почему сегодня? Он… они что-то отмечают? Почему Матвей не сказал мне раньше, что завел роман на стороне, который, судя по возрасту девочки, длится не первый год… Выходит, у них все началось, когда Ксюша еще была жива? Дышала, радовалась и смеялась, спорила с нами. Бесилась, потому что не понимала химию, грустила, когда болел наш старый кот Тимошка и в конце концов умер. Мы забрали его с улицы совсем крохой. Дочке тогда исполнилось три месяца. Они были лучшими друзьями. Когда она хворала, или плакала, Тимоша ни на шаг от нее не отходил.

С готовностью сказать мужу, какой он подлец, я толкаю наружу автомобильную дверь. Вдруг телефон, который по-прежнему стискиваю рукой, начинает вибрировать. Звонят из больницы.

— Варвара Васильевна, — раздается голос Любы, медсестры стационарного отделения. — Состояние Кирилла Никитина из четвертой палаты резко ухудшилось. Началась непрекращающаяся рвота и повысилась температура...

Кирилл. Шесть лет. Острый Т-клеточный лимфобластный лейкоз. Его родители тяжело решаются на предложение от нашей больницы о паллиативе.

Позже с тобой разберусь, Метелин.

Я возвращаюсь на работу и изолируюсь от измены мужа заботой о маленьком пациенте. Его состояние стабилизируется ближе к пяти утра. Домой не поеду. Все необходимое для внеплановых ночевок в кабинете хранится в нижних ящиках стеллажа: подушка и теплый плед, а также запасной набор гигиенических принадлежностей и несколько комплектов сменной одежды.

Матвей названивал до двух часов ночи. Писать смс-ки он не любит, однако настрочил парочку. Для приличия, что ли?

Когда приеду, почему не отвечаю на звонки…

Удаляю.

Вставать через два часа, а сон никак не идет. На репите перед глазами проносится воспоминание, как муж берет на руки девочку, а она его обнимает. Машина у него согрелась, домой он скоро приедет… Как же.

Наверное, мне не было бы так гадко на душе, если бы я просто увидела его в компании другой женщины.

Оторвав затылок от ортопедической подушки, смиряюсь с тем, что перед новым рабочим днем и подремать не удастся. Приподнимаю жалюзи, впуская в двадцать квадратов блекло-желтый свет уличных фонарей. Включаю электрический чайник и распаковываю черничный муссовый торт. Глаза щиплет, но я сдерживаюсь. Отрезаю себе кусочек и, давясь тошнотой, держу во рту тающую воздушную текстуру. Вкусно, но лезущие из всех щелей мысли об увиденном дестабилизируют вкусовую сенсорику. Проглатываю с большим трудом. Муссовая кашица еле протискивается через ком в горле. Невольно вспоминаю, как Ксюха моя уплетала торт за обе щеки. Мне иногда снится, как она хнычет, говоря, что скучает по его вкусу.

— М-м-м, — с болезненным стоном выпускаю из пальцев кружку и выплевываю чай. Растяпа… обожгла рот неразбавленным кипятком.

Что ж такое! День дурацкий. Все набекрень.

Очередная попытка поймать волну отдыха обречена на провал. Сердце тарабанит так, словно вместо крови по моим венам циркулирует кофеин. Воспаленная тревога насильно удерживает в реальности до тех пор, пока под подушкой сигнал будильника не оживляет телефон мелодией. Нахожу его ладонью, вытаскиваю и застываю, словно током прошибленная. У заставки на разблокированном экране стираются рамки. Мое воображение с молниеносной скоростью дорисовывает то, что осталось за кадром обрезанного изображения. С телефона на меня смотрит счастливое семейство Метелиных. Три года назад, летом, дочь предложила нам с Матвеем сделать семейную фотосессию. Она сама нашла фотографа и придумала концепт. Неудивительно, что выбор пал на пиратов. Ксюша росла на диснеевской серии фильмов о капитане Джеке Воробье. Она мечтала прославиться во всем мире, став голливудским режиссером. С тех пор, как ей исполнилось четырнадцать, мы вместе искали киноакадемии, не ограничиваясь пределами нашей страны.

А теперь, глядя на снимок, который до сегодняшнего дня радовал глаз и частенько возвращал меня в тот день, когда я и муж неуклюже позировали в студии, а наше солнышко чувствовала себя в примеренной роли под прицелом камеры, как рыба в воде, я сталкиваюсь с непреодолимым желанием сменить заставку. Нет. Просто вырежу Матвея.

Предателей — за борт на съедение акулам.

Самой для себя становится неожиданностью струящиеся по вискам теплые градины. Однако эти слезы скорби не принадлежат.

Я старалась избегать фантазий о будущем, в котором мы с Метелиным существуем порознь. Со школы друг от друга ни на шаг. Судьба подарила мне ту самую любовь, о которой пишут в книгах. Один раз и на всю жизнь, несмотря ни на что. Я твердо знала с самого начала: если суждено будет расстаться, никого не смогу полюбить так, как Матвея. Он не идеален, и даже спустя двадцать лет брака мы на многие вещи смотрим по-разному. Черт подери, я бы, наверное, простила ему измену. Все, кроме счастливого выражения на лице при виде другого ребенка. Его ребенка.

Мне стыдно появляться перед коллегами и пациентами в режиме зомби. Косметические средства не скрывают следов усталости после двух бессонных ночей, проведенных на тесном диванчике в позе эмбриона. Неловко придумывать нелепые отговорки в ответ на проявленное любопытство, почему я ни с того ни с сего решила перебраться жить в кабинет.

А есть ли у меня дом? Под это определение попадало наличие родных. Для меня домом всегда была семья. Неважно, в каком уголке света я бы очутилась. Если рядом муж и дочь, я бы чувствовала комфорт и безопасность. Что сейчас сто квадратов в Дорогомилово? Просто стены и мебель. Каркас без крыши. Больше ничего не защитит от ненастья.

И все-таки я туда возвращаюсь. Документы забрать, остальные вещи. Всем сразу забить багажник не выйдет — места маловато.

Интуитивно чувствую, что не смогу в квартире отныне находиться. Ее дальнейшую судьбу пусть суд решает, когда настанет время делить совместно нажитое.

Надо бы заняться поиском временного жилья…

— Ну и где тебя носило? — претензия, вылетающая из уст раздраженного мужа, с порога вонзается в мою грудь острием кинжала, но я не чувствую боли от ранения в сердце, ибо оно, еле зажившее после трагедии трехлетней давности, безвозвратно разбито на мириады осколков.

— Предсказуем ты, Метелин, как дважды два, — сухо произношу я, закрывая за собой входную дверь. Примерно на такое приветствие я и рассчитывала. — Где меня носило, тебя не касается.

У мужа глаза лезут на лоб. Веко над правым нервно дергается. Да... Почти на три дня я никогда из дома не пропадала.

— И как это понимать, позволь спросить? — язвительно интересуется, почесывая изогнутую вскинутую бровь.

— Не делай такое удивленное лицо, Матвей. Я видела, как ты изображал счастливое семейство с какой-то девицей и девчушкой лет шести. Будешь отрицать?

Багровая краска сходит с его ошарашенного лица к шее.

— Ты думал, я не узнаю?..

Если бы меня спросили лет так пять назад, в чем смысл жизни, я бы сказал, не раздумывая: в моей дочке. Ксюне. Звуке ее смеха, объятиях со спины по утрам и сонном «с добрым утром, папуля». До сих пор не привык к тому, что теперь по утрам в спину дышит пустота, целуя мою щетинистую скулу пробирающим до костей морозным дыханием.