Камни Флоренции - Маккарти Мэри - Страница 13

Впрочем, для тех, кто знает историю этого города, самым поразительным является тот факт, что в нем и на самом деле очень много черного и белого. Фасады многочисленных церквей в романском стиле и высокого восьмиугольного Баптистерия, построенных в богатой Пистойе, выложены горизонтальными полосами черного и белого мрамора; изобилие этих церквей, черные головы мавров (еще одна украшает полосатый фасад собора Сант Андреа), железные палицы, зловещий серый цвет гражданских зданий придают городу странный и внушительный вид, одновременно роскошный и аскетический.

Мода на украшение церковных зданий горизонтальными черными и белыми полосами пришла из Пизы, города мореходов; ее уроженцы сражались с сарацинами в Испании, одержали победу над египетским эмиром и участвовали в крестовых походах; когда пизанское влияние распространилось на Тоскану, в ее зодчестве тоже появились черно-белые полосы и некоторые намеки на восточную экзотику, например, изображения диковинных животных. Мерцающие полосы можно увидеть в розовой Сиене, на стенах вызывающего оторопь огромного собора, нависшего над площадью, словно тигр, изготовившийся к прыжку; их можно увидеть и в Лукке, городе шелка, обогатившем пизанский стиль декоративными рельефами, многоцветными вставками из мрамора, каменными львами на опорных колоннах, извивающимися каменными змеями. Пизанский стиль, иногда сливающийся с лукканским, сам по себе тоже изобилующий скульптурой и изящными многоэтажными лоджиями, дошел до самых отдаленных уголков сельской Тосканы. Точно так же и восточные специи добрались до крутых скал Вольтерры и Каррары, расположенных далеко к югу от древнего горняцкого города Масса Маритима в сердце провинции Ареццо, и до города шерсти Прато, находящегося на побережье напротив островов Корсика и Сардиния.

Флоренция, чьи классические традиции служили надежной защитой от экзотики, положила конец наступлению «тигровой» архитектуры. Черный и белый (а иногда, как и в других местах, темно-зеленый и белый) мрамор на Баптистерии, на Сан Миньято, на здании аббатства Бадия в Сан Доменико ди Фьезоле уложен не горизонтальными полосами, а прелестными геометрическими узорами — в виде ромбов или многоугольников, длинных волнистых линий, похожих на загадочные муаровые разводы, квадратов, рамок, розеток, солнц и звезд, колес, полукружий, полуовалов, языков пламени. Эти восхитительные узоры, такие свежие и веселые, ассоциируются с классическими архитектурными элементами: колоннами в чистом коринфском стиле, антаблементами и фронтонами. В отличие от массивных ломбардских церквей того же периода, флорентийские романские церкви, при всей их простоте, не были грубыми; а в отличие от пизанских, с их неизменными чудовищами и экзотическими элементами (наклон Пизанской башни представляется специально задуманной случайностью), в которых многочисленные иноземные стили и влияния переплетались так же, как переплетались маршруты судов в порту Пизы, флорентийские романские строения сохранили особое целомудрие и строгую чистоту. В средневековой Флоренции никогда не возводили грубо закрученных колонн; каменные змеи никогда не проползали через Эдем, в котором родился сын пастуха Джотто. Уже в тринадцатом веке флорентийцы старались прокладывать прямые улицы и создавать площади четких очертаний. Издавались указы, предписывавшие новым улицам, во имя красоты города, быть «pulchrae, amplae et rectae»^{9}. Улица, оказавшаяся не красивой, не широкой и не прямой, признавалась «turpis et inhonesta»^{10}.

Во всех флорентийских романских церквях есть что-то от простых часовен, стоявших в лесу или на перекрестке оживленных дорог. Баптистерий, отделанный снаружи черно-белым мрамором, а внутри — черно-белым мрамором и мозаикой, простой восьмиугольнике пирамидальной крышей, с внутренним куполом, под которым раньше находилась купель, где крестили всех детей, родившихся во Флоренции, изначально был городским кафедральным собором. Церковь Сан Миньято сохранила чистоту форм раннехристианской базилики, впрочем, с очень высокой алтарной частью, величественно вздымающейся над криптой; с обеих сторон к ней ведут изящные мраморные лестницы. Пол выложен поразительно красивым черно-белым мозаичным узором, с изображениями знаков зодиака, голубей и львов; в конце нефа стоит величественная триумфальная арка, также украшенная черно-белыми инкрустациями в виде голубей и канделябрами. Сан Миньято находится в том месте, где некогда располагалось кладбище, на котором хоронили первых христиан; храм носит на себе отпечаток чистоты погребального обряда, точно так же как Баптистерий отмечен чистотой крещения. Аббатство Бадия в Сан Доменико ди Фьезоле, с его маленьким, четких геометрических форм фасадом из темнозеленого и белого мрамора в обрамлении каменной стены, напоминающим драгоценный камень в оправе, возводилось под влиянием образа святого отшельника; в эпоху Возрождения Брунеллески заново отстроил его для Козимо Старшего, но оно тем не менее сохранило облик скита, приютившегося на склоне холма.

С этими простыми храмами, с их черно-белым знаковым языком многогранников, кругов, воды и огня, связаны наивные легенды. Считается, будто на вязе, растущем у Баптистерия, распустились листья в разгар зимы, когда мимо дерева проносили тело святого Зенобия; в память об этом чуде воздвигнута колонна. С двумя порфировыми колоннами по обе стороны восточных дверей Баптистерия связано предание о коварстве пизанцев: эти колонны были волшебными, и в их полированной поверхности отражались измены и интриги против государства; этот военный трофей флорентийцы захватили во время одного из походов на Балеарские острова против сарацин, однако пизанцы, прежде чем передать колонны флорентийцам, отправили их в печь, и пламя уничтожило их блеск и магические свойства. Над дверью Санти Апостоли, то есть церкви Святых Апостолов, стоящей на крохотной площади Лимбо, где хоронили некрещеных младенцев, можно увидеть надпись на латыни, гласящую, что церковь эту построил Карл Великий, а освятил архиепископ Турпен в присутствии Роланда и Оливье. В маленькой церкви, где по воскресеньям Ла Пира раздавал хлеб беднякам, хранятся обломки камней. которые якобы были принесены изхрама Гроба Господня неким Паццино деи Пацци, первым взобравшимся на стену Иерусалима во время Первого крестового похода: в Страстную субботу эти камни приносят в Баптистерий, и там от высеченной из них искры зажигают пасхальный огонь, который затем в сопровождении процессии несут в Дуомо. Под звуки пения «Славься!» во время торжественной мессы в Дуомо священным огнем поджигают запал, вставленный в механическую фигурку голубя, которая затем, перемещаясь по железной проволоке, попадает из апсиды на carrocio, то есть флорентийскую военную повозку, стоящую перед собором и нагруженную ракетами для фейерверка. Если голубь благополучно доберется до повозки и фейерверк вспыхнет, это сулит хороший урожай. Во всех этих легендах и ритуалах чувствуется влияние местного флорентийского наследия. Прообразом ранних флорентийских церквей, так отличающихся от роскошных храмов Пизы, Лукки, Венеции, Сиены, были, по всей вероятности, Вифлеемские ясли — как они выглядели до прихода волхвов. Еще более примитивная пасхальная церемония проходит в Эмполи, где сегодня женщины сидят на пороге своих домов и плетут сувениры из соломки для флорентийского Меркато Нуово; из окна главной церкви (на фасаде которой выложен традиционный флорентийский геометрический узор из зеленого и белого мрамора) на площадь опускают механического осла в натуральную величину. Последнего такого ослика сегодня можно увидеть в маленьком музее Эмполи.

Как правило, города с «полосатыми» строениями в пизанском стиле считались гибеллинскими, в том числе и сама Пиза, пользовавшаяся особым расположением императора благодаря своему флоту. Города, где преобладали геометрические узоры, такие, как Флоренция, Фьезоле и Эмполи, были гвельфскими. Исключения составляют Лукка и Прато, гвельфский пэрод, где долгое время господствовали гибеллины. Однако, независимо от архитекзурного стиля, флорентийского, пизанского или пизано-лукканского, в романский период во всей Тоскане преобладали двухцветные узоры; черное и белое, солнце и тень, диезы и бемоли, постоянно возникающие на фасадах старых церквей, навевают воспоминания о том, что называли шахматной доской средневековой тосканской политики, о череде гвельфов и гибеллинов, пап и императоров, Черных и Белых. Именно так, в этой суровой изначальной антиномии, мыслили и видели свою жизнь тосканцы. Последний церковный фасаде геометрическим орнаментом, один из самых красивых, был закончен Леоном Баттистой Альберти, представителем классицизма в эпоху Возрождения: это был фасад Санта Мария Йовелла, доминиканской церкви во Флоренции.